1993 год. Руцкой. Ельцин

 

Вся электронная библиотека >>>

 Михаил Горбачёв >>

   

История Советского Союза. Перестройка. Гласность

горбачёвМихаил Горбачёв


Разделы:  Рефераты по истории СССР

Биографии известных людей

Всемирная История

История России

 

ОСТЫВАЮЩИЙ РЕАКТОР

 

     В наше  время,  к счастью для политиков, их жизнь  не обрывается даже с

кончиной  государств, которые они возглавляли. "Нет,  весь я не умру!" - как

бы от имени Горбачева написал на  первой странице, прощаясь с ним, в декабре

1991-го "Московский комсомолец". Прощались преждевременно. И те, кто,  то ли

раскаявшись, то  ли  прозрев,  бросились  бурно  ему сочувствовать  и  о нем

вздыхать, и те,  кто не отважился позвонить ему в те  трудные дни. Он устоял

на ногах и пережил то, что тяжелее было перенести, чем изгнание  из Кремля и

отлучение  от власти,  - измену бывших соратников и  разрушение, хуже  того,

компрометацию главного дела его жизни, оказавшегося теперь в чужих руках.

     Несмотря на подчеркнуто  недоброжелательное отношение  новой власти, на

внезапно замолкшие телефоны и статус "неприкасаемого", в котором в традициях

советской номенклатуры  пребывал отставной президент, он не уехал за границу

(его  настойчиво приглашали "отдохнуть" Коль  и  Буш,  а Миттеран  предлагал

почетный  пост  профессора  Коллеж  де  Франс)  и не  ушел  из  политики. На

некоторое время просто  замолчал. И не потому, что обещал  какое-то время не

критиковать  Ельцина.  Ему  надо было не  только отдышаться  после  шести  с

половиной  изнурительных  лет,  но и  разобраться  в том,  что  произошло  с

Перестройкой,  с  его страной, и понять, почему при том,  что  он хотел, как

лучше, вышло, увы, как всегда. "В России, - сокрушался он, - мы почему-то ни

одного дела не доводим до конца".

     Надо   было,  кроме   того,   определить,  что  же  представляет  собой

постперестройка,  за  которую он  как инициатор  процесса  реформ  не мог не

чувствовать себя  ответственным. "Если бы отец сказал: все, я  умываю  руки,

после меня хоть потоп, поступайте, как знаете,  - говорит Ирина, - мы бы  на

одни  только  гонорары за  его книги  и выступления спокойно и очень неплохо

жили бы где-нибудь на Сейшелах. Но для него это было исключено".

     Горбачев подтверждает: "Я  не чувствую за собой вины в том, что кого-то

обманул. О том, чего я хотел,  всегда говорил открыто, постоянно апеллировал

к людям, даже  когда меня освистывали и проклинали. Некоторые даже  говорят:

надоел  им проповедник Горбачев. Но  то, что я  ответствен, по  крайней мере

морально, за  то, что проект оборвался, и за его  нынешние последствия - это

бесспорно".

     На его  отношение к ельцинскому этапу российской  истории,  конечно, не

могли  не  повлиять нормальные  человеческие эмоции:  уязвленное  самолюбие,

обида, ощущение проявленной к  нему несправедливости. Однако "роскоши" одних

только  эмоциональных оценок  политик такого калибра себе  позволить не мог.

Скорее наоборот: проще всего ему было бы пренебречь отношениями с "Борисом и

его командой" - достаточно только "встать над эмоциями", внушить себе: "если

они так себя ведут, значит, я прав".

     Куда  сложнее  обстояло с общей  оценкой  нового  политического  курса.

Уравнять, поставить рядом два путча, августовский и декабрьский, несмотря на

антиконституционный  характер  их обоих, Горбачев все-таки  не мог. При том,

что "беловежский сговор" разрушил столь дорогой его сердцу Союз, нельзя было

назвать   провозглашенную   и  проводимую   Ельциным   политику   отрицанием

перестройки, то есть реставрацией, по крайней мере поначалу. Более того, это

означало  бы, что  он своими  руками перечеркивал  едва ли  не главное  свое

достижение, которым гордился: необратимость перемен в советском (российском)

обществе, произведенных  его Перестройкой.  Ведь он  сам не раз говорил, что

связал  свою судьбу не с должностью,  а с историческим процессом, что "эпоха

Горбачева"  поэтому  не  заканчивается  с  его  отставкой,  а  только-только

начинается. А  если так,  то  все происходящее после него, - это продолжение

судьбы Перестройки.

     Первоначально  его  неоднозначное  отношение  к  экономической  реформе

объяснялось и  тем, что российское руководство решилось на то, на что он сам

не  отваживался, -  на  прыжок  над пропастью  в  рынок. И хотя  он  не  мог

поддержать радикализма  гайдаровской  "шоковой  терапии",  его расхождения с

радикал-реформаторами  относились  больше  к  тактике, чем к  направленности

предпринятых  мер.  Из-за этого  на какое-то  время  он  опять,  почти как в

августе 91-го, стал  заложником  позиции и поведения российского президента,

был объективно больше заинтересован в успехе его политики, чем в ее неудаче.

     Однако  уже  к  маю   1992  года,   оценив  социальные  и  политические

последствия  избранной  модели  реформы  и  убедившись,  что  его  опасения,

связанные   с  развалом  Союза,  оправдываются,  Михаил   Сергеевич  прервал

молчание,  авторитетно  заявив, что новая российская команда  двинулась  "не

туда". Чем дальше, тем больше своим ускоряющимся сползанием к авторитаризму,

своим самодурством и хамством, проявляемым в том числе к нему  самому, "царь

Борис" облегчал Горбачеву  освобождение от связи  -  скорее ностальгической,

чем  политической  -  с  лагерем  "демократов"  и от  чувства  "должника"  в

отношении российского президента, спасшего его  в августе 91-го политически,

а может быть, и физически.

     Первая ельцинская реакция на "заговорившего" оппонента была классически

обкомовской:     вопреки    зафиксированным    в     документах     условиям

материально-бытового  обеспечения ушедшего в отставку  президента, у него по

распоряжению  "сверху" отобрали  закрепленный за ним "ЗИЛ", срезали  охрану,

убрали с  дачи садовника. Примерно так же в 1993 году  он  обошелся с другим

отставным  президентом,   на  этот  раз  американским,   Ричардом  Никсоном.

Разъярившись  на него за то, что тот, как и весной  91-го, приехав в Москву,

встретился не  только  с  царствующим  президентом,  но и  с  представителем

оппозиции  А.Руцким,  и, забыв,  очевидно, что в  роли Руцкого  в  то  время

выступал он сам, Ельцин лишил американского гостя выделенной ему машины.

     Осенью карательные  меры против незамолчавшего  Горбачева приняли более

впечатляющие масштабы: у его Фонда реквизировали здание у метро  "Аэропорт".

Операция  была  осуществлена  с  помощью  внушительной  группы   вооруженных

милиционеров и  омоновцев, блокировавших на  рассвете 13 октября центральный

вход  в  здание,  и  прибывшими  почти  одновременно с ними пикетчиками РКРП

анпиловской  "Трудовой России".  Приехавшего на работу  Горбачева  пикетчики

встретили криками "предатель", милиция не пропускала его в "реквизированное"

здание,  а  собравшаяся  перед  подъездом  российская  и  мировая  пресса  с

наслаждением  интервьюировала  бывшего  президента, обращавшегося  к  ней  с

крыльца  и  вполне естественно вошедшего в  роль политического  диссидента и

правозащитника.  На  вопрос журналиста,  как  он оценивает  отношение к нему

главы  Российского   государства,  Михаил  Сергеевич  ответил   без  обычной

дипломатии:  "как дерьмовое". Конфликт в  конце концов удалось урегулировать

не силовым, а юридическим путем: в отобранном помещении Фонду было позволено

снять  несколько комнат для самого  Горбачева, его сотрудников и, что ценнее

всего, для его архива.

     При  том  что  Горбачев  больше  не  стеснялся  в  оценках  ельцинского

политического курса, который чем дальше,  тем явственнее означал  "откат  от

демократических  завоеваний  и  от  перестройки,  свертывание  демократии  и

сползание  к  авторитаризму  и  диктаторству",  -  политика не была  главным

направлением  его  деятельности.  Он  не  собирался,  как и обещал  Ельцину,

превращать  Фонд  в  "гнездо  оппозиции". Да  и  комментировал  политические

события в стране либо когда к нему обращалась пресса, либо когда считал, что

не может  молчать: практически  единственный из  политиков  демократического

лагеря,  он резко  осудил вооруженный штурм российского парламента в октябре

1993 года... Основную же часть времени в первые годы после отставки занимала

работа над  мемуарами  и  давно  откладывавшееся на  потом  чтение.  По  его

собственным словам, за это время он сам "почувствовал, что поумнел".

     Размышления, как и семейные беседы, вращались в основном вокруг все тех

же щемящих сердце проблем перестройки: стоило  ли ее  начинать, и если "да",

то: так ли надо было вести. В прошлом в пылу политических баталий и дебатов,

под прессом обстоятельств и усугублявшегося кризиса ему приходилось отвечать

на  возникавшие  вопросы  с  ходу, импровизируя,  следуя  интуиции, учитывая

характер аудитории  и т.п. Теперь  же он мог,  оглядываясь  назад, если и не

бесстрастно, то, во всяком случае, на холодную голову осмысливать  и то, что

произошло  за  эти  годы,  и то, насколько  оправданы были те или  иные  его

решения и поступки.

     Как и у большинства людей, а тем более у политиков, первый естественный

позыв  найти оправдание и прожитой жизни, и содеянному. Однако  он не был бы

"человеком десятилетия", а  может быть, и века, если  бы все свелось к  этой

объяснимой  слабости  отставных  политиков. Горбачев не стыдился  признавать

допущенные серьезные, даже роковые ошибки и не  побоялся,  рискуя  выглядеть

ретроградом,  подтвердить  приверженность  своим  изначальным  намерениям  и

убеждениям, которые его соперники,  а  с ними и  политические приспособленцы

давно объявили заблуждениями.

     Так было со знаменитым "социалистическим выбором", о котором он, скорее

всего неуместно, напомнил сразу  по возвращении из Фороса. Тогда даже многие

его искренние приверженцы  восприняли  это как оговорку,  некую политическую

оплошность человека, который хотя и сказал, что  вернулся в "другую страну",

но  реально  в   полной  мере  не  прочувствовал  этих  перемен.  И   только

проницательный   антикоммунист  К.Любарский,  чуть  ли  не  с   восхищением,

оправданным  в  устах  того,  кто  привык  уважать неортодоксальные  мнения,

написал в "Новом времени": "Повторить сразу же после  августовской революции

слова о верности социалистическому выбору и необходимости дальнейшей реформы

КПСС,  после   фактически  уже  состоявшегося   распада  империи  продолжать

заклинать о Союзе мог только очень убежденный человек".

     Если в  вопросе о смысле и содержании пресловутого "соцвыбора" Горбачев

готов был уйти далеко  за рамки традиционного коммунистического толкования и

российского его воплощения, то, что касается Союза, он и после крушения, как

и  положено  Президенту-капитану  этого погрузившегося в  Лету  государства,

продолжал стоять на его мостике. Оборванный процесс  плавных реформ и разгон

Союза - вот главные его претензии к новым "постояльцам" в Кремле, которых он

отказывался считать своими наследниками. "Нынешняя  политика выбила страну с

курса  постепенных  эволюционных  перемен.  И основное ее  содержание -  это

разрушение союзного государства  как  главная  причина,  приведшая страну  к

трагическим последствиям, - говорил Горбачев в апреле 1995 года на заседании

клуба  "Свободное слово", посвященном десятилетию начала перестройки. То же,

видимо, он повторит и сейчас.

     Как в святости Союза, убежден он и в предопределенности, неотвратимости

перестройки, в  том, что, если  бы не он, кто-то другой, занявший его место,

вынужден был бы ее начать.  "Реформы не были  изобретением  людей, которые в

1985 году пришли к  власти и которых вдруг в одночасье осенило, - упорствует

он и сегодня. - Потребность  в них носила объективный  характер. Мы увидели,

что проигрываем исторически...  Через большевистскую  модель  мы,  по  сути,

выключили  Советский  Союз и  Россию из общецивилизационного процесса... Еще

раз хочу  подчеркнуть - идею Перестройки нам  никто  не  "подбрасывал",  она

родилась в той системе, в той партии и в том обществе, в котором мы жили". И

отзываясь о себе отстраненно, то ли как об историческом персонаже, то ли как

о  поставленной   на   площади   статуе,  добавлял:  "Горбачев   не  выдумал

Перестройку, а выразил общественную потребность".

     Ответив, по его  мнению,  убедительно, на  первый вопрос: "Надо ли было

все затевать?",  он приступает ко второму, более трудному для  себя вопросу,

который задают ему простые люди: "Михаил Сергеевич, мы Вам верили. Но что же

получилось,  ведь  мы  живем  хуже,  чем  тогда?"  Убедительного  ответа   у

Горбачева, кроме двух очевидных  - "не дали  довести до конца" и  "развалили

Союз", -  не находится. Да  и можно ли словами переубедить тех, кого сначала

одна власть, потом другая отучили верить политикам, и кто  в  конечном счете

все равно все меряет не словами, а тем, что приобретает и что теряет.

     В  действительности же ответ есть.  И  хотя одним он  непонятен, другим

неприятен, а третьи просто  не хотят его слышать, за  него Горбачеву не надо

стесняться, ибо в нем  - его историческое оправдание, его защитительная речь

на  Суде  истории,  последнее  слово  перед вынесением  приговора. Роль  его

защитника берет на  себя  самый  близкий после Раисы для  него человек, дочь

Ирина:  "Почему  вы все время говорите,  не получилось то, не вышло это. Все

получилось. Главное,  люди могут говорить что  угодно.  Они  получили  право

выбора.  Как  они пользуются  этой свободой  выбирать,  что им делать  и кто

должен ими  управлять,  теперь уже их, а не его  дело. И  вообще перестройка

продолжалась шесть лет. Мы все уже почти десять лет живем при другой власти,

которую люди сами выбрали, а виноват по-прежнему во всем Горбачев!"

     Все,  конечно, не  так просто.  Это чувствует и  сам Михаил  Сергеевич,

иначе  не  говорил   бы   о   "моральной  ответственности"  за   последствия

перестройки,  за "вновь наступившую  эпоху  Горбачева", не выдвигал бы  свою

кандидатуру на президентских выборах 1996 года. Ибо что другое может сделать

политик, ощущающий свою  ответственность  за происходящее в  стране,  как не

предложить свое служение людям?!

 

К содержанию раздела:  МИХАИЛ СЕРГЕЕВИЧ ГОРБАЧЕВ. Перестройка. Распад СССР

 

Смотрите также:

 

Переломный период в истории России (80-90-е гг. 20 века)

Политическая смена государственного строя России

Россия в условиях нового государственного строя

Россия и интеграционные процессы в СНГ

 

Социально-экономические и политические причины, осложнившие выход страны на новые рубежи

Распад СССР. Посткоммунистическая Россия. Трудности перехода к рыночной экономике

 

 Эпоха застоя. Михаил Горбачев

Из доклада Генерального секретаря КПСС Михаила Сергеевича Горбачева (р. 1931) на Пленуме ЦК КПСС (27 января 1987 г.) о годах, когда партию возглавляли его ...

 

 Самоубийства знаменитых людей - маршал Ахромеев

Сергей Федорович надеялся изменить отношение Горбачева к армии. ... Сергей Федорович понимал, что политика Горбачева приведет к развалу ...

 

 ЖИЗНЬ АНДРЕЯ ДМИТРИЕВИЧА САХАРОВА. Участие Андрея Сахарова в ...

директоров, а 15 января состоялась встреча с М. С. Горбачевым (заранее .... Горбачев ответил: "Я очень рад, что вы связали эти два. слова". Мы прошли в зал. ...

 

 АНДРЕЙ САХАРОВ. Биография Андрея Сахарова ...

советские и хозяйственные руководящие должности (доклад Горбачева на ... Горбачев, и его ближайшие сторонники сами еще не полностью свободны от ...

 

 САХАРОВ. Выступление Андрея Сахарова на ...

телеграмму Горбачеву и Рыжкову с изложением нашей точки зрения. ... Горбачев смешивал две совершенно различные вещи - преступные акты убийств, ...

 

 Дмитрий Якубовский. 100 Великих авантюристов

За этот период Лукьянов должен был переговорить с Горбачевым, который, как выяснилось, ... Дело в том, что вскоре Горбачев подписал с немцами соглашение, ...

 

 Беседы по экономике

«Это то зерно,— сказал М. С. Горбачев,— что мы сейчас закупаем за валюту, товарищи. ... Товарищ М. С. Горбачев, выступая с докладом на XXVII съезде КПСС, ...

 

 АФГАНСКАЯ ВОЙНА (1979-1989 годы) Советско Афганская

К середине 80-х стала очевидна бесперспективность советского военного присутствия в Афганистане. В 1985 года после прихода Горбачева Кармаль был заменен на ...

 

Нобелевские лауреаты - Советский Союз, Россия

Горбачев М. С. (за выдающийся вклад в процессы укрепления мира, которые происходят сейчас в важнейших областях жизни мирового сообщества) 1990 г. ...

 

министр внутренних дел Борис Карлович Пуго

Он никогда не шел против Горбачева. Я не раз был свидетелем того, как отец. одергивал подчиненных, позволявших нелестные или, вернее, фамильярные ...