Русская история и культура

«МЫ ОТ РОДА РУССКОГО...»

Рождение русской дипломатии

Андрей Николаевич Сахаров

Просто и ясно древний автор излагает последовавшие за приостановлением военных действий переговоры между Олегом и греками. Осажденные направили в русский стан посольство, и послы, как мы уже говорили, сразу же заявили Олегу: «Не погубляй града, имемъ ся по дань, яко же хощеши». И тут же Олег остановил своих воинов.

Греки попытались скрепить перемирие по обычаю угощением; они предложили Олегу «брашно» (пищу) и «вино», но тот не принял подношений, «бе бо устроено со отравою». Обычай убирать своих соперников за трапезой также был давнишним и широко распространенным в тогдашнем мире. Византийцы пользовались этой практикой весьма искусно. Не одного вождя враждебных армий убирали они таким способом с политической арены, На этот раз, если этот факт действительно состоялся, свещий» Олег не принял отравленной пищи, чем поверг греков в великое изумление, и те, по словам летописца, «убояшася, и реша: „Несть се Олегъ, но святый Дмнтрей, посланъ на иы от бога":>.

Во время этих первых переговоров Олег потребовал уплатить «дань» на 2000 кораблей, по 12 гривен на человека; в каждом же корабле насчитывалось по 40 воинов.

Греки согласились. Олег отвел войско от города и сиача ыиръ творнтн со царьма грецкнма»— с Львом VI и его соправителем и братом Александром.

В Константинополь было послано русское поеольстпо в составе пяти человек—Карла, Фарлофа, Вельмуда, Рулава и Стемида, которое вновь потребовало от греков уплаты дани, и вновь греки подтвердили свое обещание заплатить дань, какую потребуют руссы.

На этот раз условия уплаты дани были иные. Олег потребовал, чтобы греки выплатили дань па те же 2000 кораблей, но по 12 гривен не на каждого воина, а «на ключь», что, по мнению одних историков, означало уключину, по мнению других — лодочный руль. Но как бы там ни было, а это было меньше, чем прежде. Но вместе с тем руссы выставили новое требование: чтобы империя отныне выплачивала «уклады^ на русские города— Киев, Чернигов, Переяславль, Полоцк, Ростов-, Любсч и «на прочаа городы», где сидели князья, подчинявшиеся Олегу («под Олегом суще»). Кстати, здесь мы еще раз можем упомянуть о той «Великой скуфи», которую вел на Константинополь Олег: ведь каждый из упомянутых в этом списке городов представлял какое-то племя, или федерацию племен, из числа вошедших в состав единой Руси. Здесь есть поляне с Киевом, северяне с Черниговом, кривичи с Полоцком; здесь есть и вятичи с Ростовом, которые хотя и не вошли еще в состав Киевской  Руси, но двинулись на юг вместе с Олегом,

став, видимо, в это время его союзниками.

Но и этого оказалось мало для победоносной Руси. Посольство выставило ряд дополнительных требований: уплаты «слебного» для послов, т. е. посольского содержания, а для купцов — предоставления «месячины» в течение шести месяцев, т. е. помесячного корма, состоявшего из хлеба, вина, мяса, рыбы, овощей и фруктов. Но и этого было еще недостаточно: руссы попросили предоставления им права мыться в греческих банях, сколько им заблагорассудится («да творят им мовь, елико хотят»); на обратную же дорогу1 для послов и для купцов греки должны были предоставить пищу и корабельные снасти — паруса,   якоря   и  т.   п.,   «елико   имъ  надобе».

Такова была та грандиозная программа требовании, с которой явилась пятерка русских послов к византийским властям.

Но что же греки? Они, как сказано в летописи, «яшася», т. е. согласились. Но, в свою очередь, выдвинули ряд встречных требований. Первое из них: если руссы придут «без купли», т. е. не в качестве торговых гостей, то месячный корм им предоставляться не будет. Кроме того, они просили, чтобы киевский князь запретил приходящим в Византию руссам створить пакости в сслех», т. е. бесчинствовать по пути следования по греческой территории к Константинополю. Оговаривали они и место расположения руссов в византийской столице: это должно быть подворье близ монастыря святого Маманта. Причем, когда руссы придут в город и остановятся в отведенном им месте, их имена должны быть переписаны греческими чиновниками, и лишь после этого они  получат  право  на  предоставление  «месячины».

Регламентировался и вход руссов в город: они должны были проходить через одни ворота в сопровождении императорского чиновника — «царева мужа», без оружия и партиями не более пятидесяти человек каждая.

Но самое главное требование, на которое согласились греки, находилось в конце договора: русские купцы освобождались на византийском рынке от уплаты «мыта», т. е. торговых пошлин, получали право беспошлинной торговли, бывшей мечтой всех торговцев во все времена. Кстати, взимание с болгарских купцов торговых пошлин, стеснение их торговых привилегий стало одной из важных причин войны Болгарин против Византин при царе Симеоне.

До похода 907 года русские купцы уплачивали такие пошлины. Об этом есть свидетельство осведомленного арабского автора второй половины IX века Ибн-Хордад-беха, который упомянул, что русские купцы обязаны были уплачивать Византии пошлину в виде «десятины», т. е. десятой части от проданных товаров. Теперь это правило рухнуло: русские купцы получали права беспошлинной торговли.

Таковы были основные условия договора, согласованного в  Константинополе  русским  посольством.

Далее летопись сообщает, что императоры Лев VI и Александр заключили с Олегом мир и стороны дали друг другу клятвы: греки по христианскому обычаю целовали крест, а Олег по русской, языческой традиции вместе со своими «мужами» клялся на оружии, обращался к именам бога Перуна, «скотьего бога» Волоса.

Вернулся Олег на родину, по данным летописи, «неся злато, и паволоки (дорогие ткани), и овощи (фрукты), и вина, и всякое узорочье».

Норманисты не поверили во всей этой истории ни единому летописному слову. Они, начиная с немца Шле-цера, писали, что договор отрывочен, не имеет ни начала, ни конца, что он является вольным переложением летописца. Но особенно основательный удар по достоверности русско-византийского договора нанес известный русский знаток летописей А. А. Шахматов, который в 1915 году выступил с небольшой статьей, где не оставил от только что приведенного сообщения летописи камня на камне. Вымысел летописца, подделка, фальсификация древнего книжника — так А. А. Шахматов оценил летописную запись.

Что же дало ему повод для подобных характеристик? Прежде всего — ознакомление со следующим русско-византийским договором, подписанным через четыре года после этого, в 911 году. Там сказано, что он, этот второй договор, был заключен в соответствии с другим соглашением, совещанием», состоявшимся при тех же царях Льве и Александре: «Равно другаго свещания, бывшаго при тех же царьхъ Лва и Александра». Отсюда летописец, которому А. А. Шахматов приписал именно такое понимание этих слов (как увидим, в общем-то правильное), и вывел, что первый мир относился ко времени похода Олега на Царьград, ко времени правления обоих императоров. Летописец высчитал и дату этого первого договора — 907 год. Каким образом? Да здесь же, в летописи, чуть ниже, говорится о смерти Олега в 912 году от укуса змеи, на пятый год после его похода на Византию. Летописец вычел из 912 пять и получилась дата — 907 год. Вот и все, просто и ясно. Но вот загвоздка. В первых строках договора 911 года упоминаются два императора, а несколькими строками ниже говорится о том, что посольство Олега, направленное в Константинополь в 911 году, шло к трем императорам, тем же Льву, Александру и малолетнему Константину, который был венчан на царство шести лет от роду и взошел на престол рядом со своим отцом Львом VI в июне 911 года. Так вот, по мысли А. А. Шахматова, летописец, чтобы у него сошлись концы с концами, взял и выкинул из первой фразы договора 911 года, которую мы только что приводили, имя малолетнего Константина, и тогда все сходилось, можно было смело создавать заново договор 907 года на основе того, что именно он был упомянут в словах «равно другаго сиещагшя». Сами же эти последние слова А. А. Шахматов понимал вовсе не так, как древний летописец. И переводить их, согласно его мысли, следовало иначе: «список с другой договорной грамоты», т. е. ни о каком прежнем соглашении здесь нет и речи, просто в начале нового договора говорится, что это копия с оригинала. А вот и итог: летописец не ограничивается подделками договора 911 год;:, вычеркивая оттуда имя Константина, но продолжает свою фальсификацию: он изобретает сам ранний дого-iBOp 907 года, переносит в него статьи поздних соглашений, компилирует.

Точка зрения А. А. Шахматова в дальнейшем была принята большинством специалистов, и по существу на договор 907 года перестали обращать серьезное внимание; а тут еще и сам поход попахивал легендой. В результате дата  «907   год» прочно   исчезла   из   научного обихода, из школьных и институтских учебников. Прав-'j-Да, слышались и возражения; некоторые ученые не согласились с трактовкой А. А. Шахматову, признали сообщение  летописца  о договоре  907 года, но  считали  его  прелиминарным,  предварительным.   И „ наконец, нашлось лишь три человека, которые не только   признали   достоверность   сообщения    летописи,   но . определили  мир  907  года  как  всеобъемлющий,  основной, главный в отношениях между Русью и Византией . в течение всего X века, а остальные соглашения лишь основывались на этом договоре, вырастали из него. Об . этом   написал   в   небольшой,   изрядно   забытой   статье киевский  историк  Сокольский  в   1870  году;   самостоятельно к такому же выводу в своих книгах пришли дореволюционные  ученые  АВ. Лонпшов и Д. Я- Самоквасов,

Однако авторитет академика А. А. Шахматова, выдающегося знатока летописей, был настолько велик, а поддержка его установок (другого слова здесь, пожалуй, и не найдешь) настолько активна, что голос этой троицы не только не был услышан, но совсем затерялся в пустынях нигилизма.

И лишь в последнее время, когда ученые все чаще и чаще начали обращаться к сравнению отношений с Византией Руси и других сопредельных стран — Болгарин, Венгрии, Арабского халифата и Арабских эмиратов, Ха-зарии, империи франков, Аварского каганата, Персии,— стало ясно, что действительно русско-византийский договор 907 года был краеугольным камнем в отношениях между двумя государствами.

А. А. Шахматов несомненно ошибался, и ошибался в главном: встав на путь чисто формальных рассуждений, домыслив за летописца его редакторские и фальсификаторские ухищрения, он забыл об истории, о том, что мог представлять собой этот договор, чем он мог быть для Руси и для Византии и нужно ли было его выдумывать.

Скажем так; вот если бы русская летопись не сохранила нам этот древний «мир», то нам все равно пришлось бы его воссоздавать примерно в тех же параметрах, что и в летописи.

Есть ли для этого основания? Несомненно. И самое главное заключается в том, что Русь в своем государственном развитии, в становлении своей внешней политики, пестовании дипломатической системы проходила сходные с другими раннефеодальными государствами стадии.

Договоры «мира и любви» давно уже связывали многие страны с Византией; Болгария в свое время добилась от надменной империи получения ежегодных денежных даней и больших торговых привилегий. Дань, как основа миров с Византией, направлялась в столицы Персии   и   Арабского   халифата,  Хазарин   и   Болгарии.

Первую и удачную попытку вырвать у Византии политическое признание сделала и Русь в 860 году. Но тот мир, как мы уже говорили, канул в вечность, и Русь остро нуждалась в новом признании, возобновлении политических взаимоотношений с Византией, расширении своих торговых льгот на рынках империи и уплате дани. Взимала ли Русь с Византии дань после 860 года, как победившая сторона и союзница, или это условие не возникало в то время,— мы точно не знаем, но можем предположить, что возникало, а если так, то к началу X века оно было, конечно же, ликвидировано и первым же словом Олега императорским послам оказалось требование об уплате дани. Заново? Повторно? Можем предполагать, что повторно.

Русь шла вновь к договору с Византией, который бы восстановил ее растерянный за истекшие после 860-го. годы престиж, укрепил ее экономические позиции в империи. Именно для этого в первую очередь, а не только для грабежа константинопольских пригородов собирал Олег огромную рать всей «Великой скуфн». По данным летописи, он привел с собой около 80 тысяч человек. Противник должен был быть поставлен на колени; он должен был признать за Русью все, к чему она стремилась вслед за своими соседями, которые на различных этапах своей истории также добивались от Византии (потом теряли, потом снова добивались) выгодных основополагающих мирных устроений. Можно выстроить длинный ряд таких соглашений, в котором Руси отведено свое место. И признаем мы достоверность договора или не признаем,— это не меняет сути дела. Такой договор Русь по всем законам развития тогдашней государственности должна была вырвать у Византии. И она его вырвала.

Поэтому мы подходим к спору сторон не с позиций формальной логики, как это сделал А. А. Шахматов, или блестящей догадки, как это совершили три историка прошлого, а с позиций скучнейшего исторического стереотипа.  Все страны  прошли эту стадию отношений с Византией (а многие и между собой,— вспомним договоры Руси с варягами, ьенграми). Теперь, после 860 года, вновь приспело время Руси, создавшей в конце IX — начале X века единое раннефеодальное государство

Вчитываемся еще и еще раз в те «легенды:), в те «компиляции», которые сохранил для нас древний летописец, п обнаруживаем удивительные вещи.

Оказывается, если он и создавал что-то по своим собственным образцам, то сделал это настолько искусно, что описание событий абсолютно соответствует мировой дипломатической практике того времени во всех ее тонкостях.

Так, военные действия были остановлены, и послы, высланные из Константинополя, начали переговоры в русском стане. Именно эти переговоры и послужили основой для полного окончания военных действий и отхода русской рати от стен города.

Всмотримся в условия этих пер-вых — подчеркиваем, первых — предварительных переговоров, потому что были еще и вторые, в ходе которых оказались согласованными   окончательные   условия   мира.

Дань выходит здесь на первый план. Но какая? Олег потребовал уплаты фантастической суммы — по 12 гривен на человека, что означало общую сумму в 960 000 гривен. Была ли это та ежегодная денежная дань, которую соседние государства временами получали с Византии за сохранение мира и за союзную помощь против имперских врагов? Нет, не об этом поначалу шла речь. А о требовании уплатить единовременную военную контрибуцию, которая и определяла прекращение войны и начало мирных переговоров. И греки согласились на выплату этой огромной суммы, лишь бы снять осаду города многотысячным русским войском.

Так закончился первый этап переговоров. Нужно ли было его конструировать заново летописцу? Вряд ли, поскольку практика такого рода была широко распространена в раннем средневековье:  военные действия на какое-то время прекращались, и заключалось перемирие, которое затем либо прерывалось, если стороны не находили общего языка об условиях мира, либо переводилось в переговоры о заключении длительного мира.

После военных столкновений Византии с персами, арабами, болгарами, тоже вслед за перемириями, как правило, проводились переговоры по поводу заключения нового мирного договора.

А вскоре в Константинополь из русского стана отправилось посольство Олега, состоявшее из пяти человек. Начался второй этап мирного устроения — переговоры относительно выработки долговременного мирного договора, который бы определил отношения между обеими странами на последующие годы.

Летописцу, как видим, не было нужды выдумывать столь сложную двуступенчатую процедуру переговорен: она была заложена в тогдашней дипломатической практике, и руссы времен Олега прекрасно этой практикой овладевали. В летописи просто нашли отражение of a этапа проходивших, стереотипных для того времени, переговоров.

Не надо было бедному автору вычеркивать и имени Константина из последующего договора, чтобы оправдать отсылку к 907 году. Когда в 911 году посольство Олега направилось в Константинополь, а было это весной, в начале навигации по Днепру, то Константин еше не был венчан на царство и послы действительно опирались на прежнее соглашение, бывшее при тех же царях— Льве и Александре. Но сам договор 911 года заключался уже после 9 июня, когда Константин был объявлен императором-соправителем; в грамоте это и нашло отражение в виде официального упоминания имен всех трех императоров во главе с правящим императором — Львом VI.

Но вернемся к 907 году и посмотрим, к кому же" направлял Олег пятерку своих послов. К тем же двум императорам, которые тогда официально занимали престол,— Льву VI и его брату Александру! Так что летописец прекрасно был осведомлен о хронологии правления всех трех «царей» и был точен во всех отношениях.

Какой же договор заключили послы Олега в Константинополе? Это был типичный долговременный мир, восстанавливающий добрососедские отношения между двумя государствами. Его следы мы видим в словах летописи о том, что греки начали «мира просити», в словах о том, что императоры «мир сотвориста со Олгомъ», в клятвенном утверждении обеими сторонами «мира». Наконец,  в  последней  фразе — «и  утверднша  миръ».

Традиционные, давние, существовавшие, возможно, с 860 года мирные отношения между государствами были восстановлены. Последующая война Руси с греками случилась лишь в 941 году, а отношения между ними расстроились в середине 30-х годов X века. Значит, договор «мира и любви» действовал по меньшей мере около тридцати лет. И это не случайно, потому что все условия Олегова первого мира действительно соответствовали такому долговременному и масштабному соглашению.

Борьба за условия этого мира началась с первых же шагов переговоров, и летописец не только информирует читателя о статьях договора, по очень живо отражает противоречия сторон, их желание выторговать для себя наиболее выгодные условия соглашения.

Не успели русские послы появиться в Константинополе,  как договоренность о дани  была  уже  изменена.

Пятерка русских послов вновь, как и во время перемирия, во главу угла поставила вопрос о дани, «Имите мн ся по дань»,— заявили послы от имени князя Олега. И греки, как и раньше, ответили: «Чего хощеши, дамы ти». Кажется, все обстоит по-прежнему. Но нет, сумму единовременной контрибуции Олег уменьшает; она снижается по меньшей мере в десять с лишним раз. Но зато появляется новое требование — выдать «уклады» на русские города. Причем сказано не «дать» уклады, а «даяти» их, а это значит, что их выплата приобретает продолжительный, долговременный характер. Вот эти-то «уклады» и являлись той ежегодной денежной данью, которая впервые, как говорится, вслух, без всяких домыслов, умолчании и предположений на сен счет и прозвучала в источнике.

Руссы уступили в сумме контрибуции, но зато выставили, как и другие победители Византии, условие выплаты ежегодной денежной дани. Что же тут необычного? Что тут надо было выдумывать, создавать заново, изобретать,  конструировать  из  поздних  соглашений?

Заметим, что в позднейших русско-впзаитийских договорах не раз еще встречается это основополагающее для Руси условие — взимание ежегодной дани с Византии, и случается это всякий раз, когда греки, пользуясь благоприятной для себя возможностью, прекращали тяжкую для них обязанность.

Прошло три с лишним десятка лет, между странами возгорелась новая война, дважды водил свою рать на греков князь Игорь, и во время второго похода, в 944 году, когда, казалось, ничто не могло спасти Константинополь от новой осады его огромным войском Игоря и его союзников, греческие послы встретили русского князя на Дунае и предложили мир, заявив от имени императора: «Не ходи, но возьми дань, юже нмалъ Олег, придамъ и еще к той дани». А еще через двадцать лет сын Игоря Святослав, овладев дунайским устьем, сидел, княжил в Переяславце на Дунае, «емля дань па грьцех».

Когда же греки перестали выплачивать Руси эту ежегодную дань, снова вспыхнула война, и Святослав вновь   вырвал   у   Византии   обязательство   уплачивать дань. И даже во время тяжелой осады греками малочисленного войска Святослава в крепости Дороотол, когда руссам пришлось пойти на заключение невыгодного мира, греки все же согласились продолжать выплату дани, и Святослав размышлял со своими воинами: <;Аще ли иочнеть не управляти дани, да изнова из Руси, совку-пи вши вон множайша, поидемъ Царюгороду».

Бот что означала выплата дани, которой Олег добился от Византии в 907 году.

Если мы согласимся с тем, что летописец «подделал» это условие договора 907 года, то вынуждены будем признать, что он и во все последующие тексты вставил вопрос о дани, а до такого чудовищного обвинения вряд ли додумаются даже самые отъявленные фальсификаторы русской истории.

Так, контрибуция и ежегодная дань — вот те два наипервейших условия, которые легли в основу русско-византийского договора «мира и любви».

Контрибуция была обычным делом. Она, например, входила составной частью в договоры с Византией, заключенные в VIII—IX веках болгарскими ханами Терве-лом и Крумом. Ее, видимо, взяли руссы в 860 году. Во время побед брали такие контрибуции и греки со своих противников — арабов, персов.

Следы этой контрибуции мы видим в словах летописи о возвращении Олега на родину, «неся злато, и паволоки, и овощи, и вина, и всякое узорочье». Было, конечно, среди всего этого великолепия немало награбленного «имения», но была и дань на «клгочь»— как договорились послы Олега в Константинополе.

Обычным делом являлась и денежная ежегодная дань. Так что Русь шла по стопам иных европейских и азиатских стран в их отношениях между собой, в их отношениях с Византией и осваивала добытые в результате победоносных походов дипломатические договорные стереотипы

На таком же международном уровне находились и другие  условия договора   Руси с греками  907 года.

Испокон веков византийцы, согласно своей разработанной дипломатической системе, предоставляли иностранным посольствам обеспечение с момента появления в Константинополе и до пересечения византийской границы на возвратном пути. Но это правило действовало лишь в отношении посольств тзх государств, с которыми Византию связывали давние п традиционные отношения и где, соответственно, принимали греческих послов. Русь, судя по всему, таким правом не пользовалась, что ущемляло престиж киевского владыки, низводило его на уровень третьестепенный в греческой иерархии правителей окрестных стран.

И вот теперь Олег силой добивается права на эту привилегию. Отныне Византия обязуется предоставлять «слебное», т, е. посольское содержание, русским посольским миссиям. А заодно руссы выговаривают право получения корма для своих купцов.

Допуск русских посольских и торговых караванов в Византию, который официально был, видимо, оформлен еще в 860-е годы, теперь получает новое подкрепление в виде права на содержание и тех и других за счет византийской стороны. Так Русь шаг за шагом добивалась признания перед лицом великой империи. Пункт за пунктом согласовывался во время переговоров русских послов в Константинополе. Но не надо думать, что Русь безоговорочно диктовала свои условия, а греки безропотно их выполняли. Нет.

Упорно и настойчиво византийские политики проводили в переговорах свою линию.

Конечно, они добились снижения баснословно высокой суммы единовременной контрибуции, согласившись, однако, на выплату укладов-дани.

Здесь сказался обычный политический прагматизм византийцев: контрибуцию надо было выплачивать сразу, набирая эту огромную сумму драгоценного металла, а дань... как повернется дело, там будет видно; в случае благоприятной возможности можно будет и прекратить ее уплату,— все решит дальнейшее соотношение сил, дальнейшее развитие событий.

Упорно оговаривали греки и другие условия соглашения. Русские войска стояли еще у стен Константинополя, и потому византийские дипломаты согласились с основными требованиями Олега, но в свою очередь «сказали» по всем этим пунктам. Они постарались поставить приход русских послов и купцов под строгий контроль греческой администрации, ограничить русскую караванную стихию на территории Византин. Большое, видимо, беспокойство эта стихия доставляла грекам. Многочисленные, хорошо вооруженные караваны, проходя от Мессемврин, расположенной на границе с Болгарией, до Константинополя, совершали немалые бесчинства. Недаром греки упомянули в своих встречных требованиях, чтобы руссы не творили «пакости» в селах, т. е. в сельской местности, по которой пролегал их путь к византийской столице.

И в самом городе греки поставили руссов под неусыпный контроль: теперь их сосредоточивали в одном месте, переписывали, впускали в одни ворота небольшими группами, без оружия, в сопровождении императорского чиновника. В данном случае предосторожность, проявленная греками, являлась не лишней, потому что хорошо вооруженный отряд, тайно проникший в Константинополь, мог если не захватить его, то хотя бы создать условия для захвата, удержав, скажем, до подхода основного войска какие-нибудь из городских ворот. Византийский автор XI века Кекавмен в своем сочинении «Стратегнкон» не раз упоминает о том, как именно в IX — X веках болгары, франки, турецкие пираты захватывали весьма крупные города при помощи военной хитрости. А уж древние славяне испокон веков были   большие   мастера   всякого   рода   военных   проделок.

И не всем руссам греки обязывались выдавать месячный корм, а лишь тем, кто придет с «куплей», т. е. непосредственно купцам. Тем же искателям приключений, которые могли бы появиться в Византии вне торговых целей, такой корм не предоставлялся.

Мы можем представить себе картину этих напряженных переговоров. Русские послы во главе с Карлом шаг за шагом добивались льгот, преимуществ для русских посольств, для русской торговли на византийском рынке, и самого главного из них — отмены пошлин, а греки так же упорно, не имея сил воспротивиться в главных пунктах, обставляли договор рядом ограничений, регламентации для Руси. В ходе этих переговоров и вырисовывалось, наконец, то соглашение, которое доходит до нас со страниц летописи.

Но что примечательно, все требования русской стороны дошли через летописное изложение как посольские речи, «заповеди» Олега, которые от имени великого киевского князя послы передавали грекам, а встречные требования греков оформлены в летописи как цитирование какого-то документа.

В первом случае мы видим свободную и вольную устную речь, во втором — речь книжную, сдобренную канцелярскими оборотами,— типичный образчик бюрократического документа. Если летописец и изобрел все это сам, по собственному разумению, то как же он усложнил свою задачу, цитируя в одном случае речи послов, в другом записывая в летопись выдержки из' документа! Невероятные сложности! Но это в том случае, если приписывать древнему автору грандиозную фальсификацию. Если же не ставить перед собой такой задачи, то все выглядит не так уж сложно.

«Посольские речи» были широко известны и в древнем мире, и в мире средневековом. Посол во время приема передавал иноземному владыке речи своего государя, передавал их устно. В дальнейшем, по мере развития, усложнения дипломатической практики, послы стали привозить с собой такие речи в записанном виде, передавали их текст после произнесения другой стороне, но первоначально, в пору складывания дипломатической системы, посольские устные речи являлись тем средством, при помощи которого молодые раннесредневековые государства вели переговоры за рубежом.

Что касается Византии, то там давно уже наряду с устными переговорами практиковалось их протоколирование, запись на «харатье», на хартии, т. е. их оформление в виде письменного документа, а все договоры с иностранными государствами оформлялись в виде так называемых хрисовулов — специальных грамот пожалований, предоставляемых от имени византийского императора. В этом акте отражалось все высокомерие, вся претенциозность византийских властей, «богоизбранного» императора по сравнению с окружающими Византию «варварами». Даже во время тяжких поражений, вынужденное заключать невыгодный для себя мирный договор, византийское правительство облекало его в форму пожалования от имени «василевса», императора.

И когда мы вчитываемся в летописное изложение переговоров, то воочию обнаруживаем следы этой дипломатической практики двух государств.

Основные условия договора 907 года сформулированы от имени Руси — это мир, контрибуция, дань. И в этой части договор выглядит как типичный клятвенный мир «варварской» державы с империей. Такие клятвенные устные миры заключали с империей болгары, арабы, авары, хазары, позднее — венгры, другие народы и государства, такой же устный клятвенный мир заключила в свое время, в 860 году, Русь. Теперь был новый поход, новая победа, новый клятвенный мир, отраженный в летописи в виде речей Олеговых послов.

Подобного рода условия — мир, контрибуция, дань — были общими политическими условиями, и грекам не было нужды оформлять их в виде хрисовулов. Другое дело — детальные статьи о привилегиях русских послов и купцов. И как только об этом в летописи заходит речь, то текст сразу же приобретает «письменный» характер, устная речь уступает место документу, грамоте — пожалованию.

Но самый веский аргумент в пользу того, что перед нами следы письменного документа, является его почти полное повторение несколько десятилетни спустя, когда был заключен новый русско-византийский договор, уже при князе Игоре, а также слова этого позднего документа по поводу данных Византией Руси посольских и торговых привилегий: «...яко же имъ (руссам) уставлено есть». Когда уставлено? Между 907 и 944 годами, годами нового договора, иных русско-византийских соглашений неизвестно. И значит, в 907 году греки «уставили» Руси в виде хрисовула все эти льготы.

Но может быть, ловкий фальсификатор просто перенес статьи позднего договора под 907 год и повторил их? Нет. Повтора нет. Из договора 944 года после жестокого поражения Игоря от византийского флота, расстрелявшего русские ладьи «греческим огнем», исчезло право Руси на беспошлинную торговлю. Ну не мог же летописец фальсифицировать всю историю русско-византийских отношений с начала до конца, а именно к этому ведет нас схема А. А. Шахматова, если принять ее за истину.

Но истина заключается в том, что после победоносного похода Русь заключила с Византийской империей договор «мира и любви», который определял все основные экономические и политические отношения между странами. Он состоял из клятвенного устного мира, заключенного по всем канонам еще «варварской» дипломатии руссов, и хрисовула, торжественно врученного посольству Олега от имени византийского императора. В клятвенном мире Русь брала верх над Византией, в хрпсовуле, несмотря на уступки, брала верх Византия, потому что Русь согласилась с унижающей ее достоинство формой договора, согласилась с пониманием первенствующей роли Византии в тогдашнем политическом мире.

Наверняка стороны разошлись, недовольные друг другом. Византия — дожидаясь подходящей ситуации, чтобы ликвидировать обременительную для нее дань и право беспошлинной торговли для русского купечества. Русь — уязвленная тем неравноправием, в которое поставили ее императорские канцеляристы. Договор «мира и любви» был полон противоречий, которые неизбежно должны были привести к новым трениям, к новым обострениям, к новым войнам.

И все-таки это был «договор века», т. е. такое соглашение, которое определило на десятилетия отношения Византин и Руси. Следы этого договора, смысл которого скорее почувствовали, чем объяснили три дореволюционных историка, виден на протяжении всей последующей истории взаимоотношений двух государств.

Уже через четыре года в новом договоре оба государства подчеркнули, что они настроены на «удержание» и «извещение» бывшей любви. И еще раз здесь вспомянут договор 907 года, когда стороны поклялись в заключительных словах утвердить «бывший  мир».

На «ветхий мир», «первый мир» ссылаются и позднейшие русско-византийские соглашения 911, 944 и 971 годов. И во время русско-византийских войн в 40-е годы X века, и в 970—971 годах мирное устроение вновь начиналось с возврата к основным политическим нормам, выработанным в 907 году,— мир, контрибуция, дань.

Византийский историк X века Лев Дьякон, передавая в своей «Истории» речи императора Иоанна Цимисхня, упрекающего Святослава за нарушение мира, цитирует: «Я думаю, что ты, Святослав, еще ие забыл поражения отца своего Игоря, который, презревши клятву, с великим ополчением на десяти тысячах судах подступил к царствующему граду Византии...» «Презревши клятву»... До Игоря нам известна лишь одна клятва, утверждающая мир, которую дал русский князь Византин: это был клятвенный мир Олега в 907 году. Как видим, его помнят и греки, и руссы шестьдесят с лишним лет

спустя.

Решив принять мир, предложенный греками, осажденный в Доростоле Святослав обещал по новому договору соблюдать «правая съвещанья», т. е. прежние, или первые, договоры. Конечно, здесь имеются в виду все предшествующие договоры Руси с греками и первый из них, определяющий уплату греками дани. Именно это условие, как мы уже видели, заботило воинственного русского князя прежде всего. А уж остальные условия — экономические, политические, военно-союзные — вытекали из этих основных положений, к которым Русь неуклонно возвращала Византию в течение всего X века, в период становления своей внешней политики, своей дипломатии.

Можно предположить, что договор 907 года, кроме условий, лежащих, так сказать, на поверхности, включал и какую-то тайную договоренность Олега с греческими императорами. Возможно, что греки, согласившись на уплату дани, попросили руссов о военно-союзных услугах. Во всяком случае, прошло лишь два года, и русское войско в 909—910 годах нанесло удар по владениям наместника багдадского калифа в южном и юго-западном Прикаспии Юсу фа Иби-Абу с-Саджа, а также против владетелей Мавераннахра, Хорасана и Таба-ристаиа, вассалов калифа. В 912—913 годах последовал новый удар руссов по Закавказью, и снова он был направлен  против врагов Византии.  Русские отряды появились также в составе императорских войск, направленных против противников империи как в районе Средиземноморья, так и на Ближнем Востоке.

Такого рода действия не могут быть случайными. Вспомним, что и после русско-византийского договора 860-х годов русское войско выступило в Закавказье против тамошних недругов Византии.

Все это наводит на размышления. Конечно, ни руссы, ни греки не могли афишировать свои военно-союзные договоренности. Это вызвало бы немедленно противодействие вассалов халифата, и они встретили бы русскую рать во всеоружии. Но, судя по всему, судя, наконец, по синхронным действиям венгров и Руси против Византии, болгар и Руси против той же Византии, можно почт^1 определенно говорить о том, что в Киеве к этому времени прекрасно освоили практику тайных военно-союзных соглашений, которые затем воплощались в дерзкие, неожиданные военные экспедиции в помощь своим тайным союзникам.

Завершилась новая русская военная, политическая и дипломатическая эпопея, начатая еще в первые годы века с создания огромного войска «Великой скуфи», Договор между Русью и Византией был после немалых дебатов окончательно согласован, пятерка русских послов во главе с Карлом вернулась в русский стан, и наступил торжественный день утверждения заключенного договора.

Византийские императоры — Лев VI, правящий император, и его брат, соправитель Александр,— встретились с русским вождем — киевским князем Олегом. Мы можем предположить, что такая встреча состоялась в открытом поле, перед константинопольскими воротами, на которые через некоторое время в знак своей победы, как живописует летописец, а точнее, видимо, в знак мира, повесил Олег свой щит, Был вынесен крест. Одетые в торжественные багряные одежды Лев VI и его соправнтель вышли из городских ворот навстречу Олегу в блистающем золотой отделкой парадном оружии; з сверкающих шлемах и бронях приближались руссы. Остановившись, глядели теперь с удивлением и любопытством недавние враги друг на друга; потом свою работу начали выполнять толмачи. Еще раз были провозглашены условия мира между Русью и Византией, и Лев VI подошел к кресту, преклонил колено, поцеловал его в знак утверждения договора, в знак верности ему. Руссы сняли с себя дорогое оружие и также клялись на нем в верности миру, взывая к своим богам — Перуну, главному богу, и к Волосу.

Потом руссы отправились к своим ладьям, и вскоре Олег приказал поднимать паруса.