История

Многоликое средневековье

Иванов К. А.

Коротки были периоды мирной жизни рыцаря, сопровождавшиеся наслаждением среди родной семьи. Большая часть жизни проходила вне семейного круга и была посвящена бесконечным войнам: приходилось или самому идти войной, или защищаться от нападения, отбиваясь в своем неуютном, но крепком замке. Вот как отзывается, например, граф Анжуйский Фуке (Fouque) о жизни своего дяди Жоффруа: «Мой дядя был посвящен в рыцари при жизни своего отца и прежде всего направил свое оружие против соседей. Он дал две битвы: одну — графу Пуату, другую — графу Мэнскому, причем взял в плен и того, и другого. Он воевал со своим отцом. Сделавшись после смерти своего отца владетельным графом Анжуйским, он воевал с графом Блуаским, взял его в плен вместе с тысячью рыцарей и принудил его уступить Турень. Потом он вел войны с Вильгельмом Нормандским, с графом Блуаским, с графом Пуату, с виконтом Ту аре, с графом Нантским, с двумя бретонскими графами, с графом Мэнским, изменившим клятве верности. За все эти войны и за мужество, проявленное им, его прозвали Молотом (Martel). Свою жизнь он окончил хорошо, так как в ночь, предшествовавшую кончине, постригся в монахи в монастыре св. Николая, благочестиво построенном им вместе с отцом и богато одаренном». Это краткое описание Жоффруа весьма характерно для жизни средневековых сеньоров и вообще всего рыцарства. Война, война и война — вот ее главное содержание. Война подчас из-за пустяка. Суть дела заключалась не столько в реальных причинах, не столько в тех выгодах, которые она могла принести в случае удачного конца, сколько в стихийном стремлении к войне и ко всем опасностям и лишениям, с нею связанным.

Повсюду мир — а все ж со мною

Еще немножечко войны.

Тот да ослепнет, чьей виною

Мы будем с ней разлучены!

Их мир не для меня, С войной в союзе я, Ей верю потому, А больше ничем)".

Необходимо было тратить на что-нибудь избыток сил, цветущего здоровья, свободного времени. В свою пору подойдет неизбежный конец, когда можно будет подумать о Боге и о своей душе.

Если военные предприятия вообще заставляли переносить множество невзгод и лишений, особенно тяжелой была необходимость защищать от налетевшего врага свое собственное родовое достояние, свой замок, крепкую защиту своей свободы. Осада замка — одна из наиболее живых и в то же время тяжелых страниц в книге жизни его обитателей.

В наше время война ~ явление международное. Тогда каждый рыцарь имел право воины и дорожил им, как своим неотъемлемым сокровищем. Один сеньор, объявляя войну другому, посылал последнему или перчатку, или две-три шерстинки из своей меховой одежды. То был символ вызова, ответом на который была война. Тотчас же вассалы и родственники группировались как на одной, так и на другой стороне. Не заставляли долго ждать себя и враждебные действия. Один нападал на домены (владения) другого, угонял скот его несчастных крестьян, жег их жалкие жилища, осаждал его замок, стараясь захватить в плен и самого замковладельца, чтобы получить с него соответственный выкуп. Злополучное право войны существовало в некоторых местностях Франции до конца XV века.

Обитатели города или замка, которым грозила осада, должны были запастись водой, вином, съестными и боевыми припасами. Не довольствуясь источником, от которого их могли легко отрезать, жители рыли колодцы и устраивали цистерны для скопления дождевой воды. Чтобы избежать голода, запасались просом, которое не так скоро портится, соленым мясом и солью. В то же время удаляли всех тех, кто не в состоянии был принести пользу, угрожая быть только лишним ртом, Так поступили, например, англичане, когда французы осаждали в 1204 году замок Gaillard. Бывали случаи, что таких злополучных людей не принимали ни та, ни другая сторона, и они бедствовали целыми месяцами. Кроме съестных припасов необходимо было иметь как можно больше оружия, орудий, каменных ядер, а также свинца, смолы и масла.

В свою очередь осаждающие, запасшись всем необходимым и расположив свой лагерь перед укреплением, старались всячески воспрепятствовать населению осажденного замка или города иметь под руками предметы первой необходимости. С этой точки зрения наиболее выгодным временем года для осаждающих считалось лето: в эту пору и дождей выпадает меньше, и хлеба еще не созрели, а старые запасы бывают уже на исходе. Если осаждающие рассчитывали довести осажденных до сдачи жаждою, то всячески мешали им пользоваться источником, перекапывали его, бросали в воду трупы людей и животных. Чтобы довести осажденных до необходимости сдаться из-за голода, отрезали их укрепления от сообщений с теми, кто мог доставлять им съестные припасы. Всех попадавшихся в плен из обитателей осажденного пункта, изувечивали, то есть лишали их дееспособности, и в таком виде принуждали вернуться восвояси уже в качестве лишних нахлебников. Так поступил при осаде г. Фаэнцы в 1241 году Фрид-рих II с беззащитными женщинами, девушками и детьми. С жителями окрестных мест, пытавшимися доставлять осажденным съестные припасы, поступали весьма жестоко. Фридрих Барбаросса, осаждавший в 1161 году Милан, приказал отрубить руки тем жителям г. Пьяченцы, которые будут снабжать миланцев провиантом. В один злополучный день двадцать пять несчастных подверглись этой ужасной расправе.

Не ограничиваясь указанными мерами, прибегали в подходящих случаях и к следующей. Магдебургский епископ Вихман запрудил реку и вызвал таким способом в осажденном им укреплении гибельное наводнение.

Осажденные, в свою очередь, ставили различные препятствия, чтобы помешать неприятелю приблизиться к стенам: выкапывали рвы, устраивали палисады, заваливали рвы металлическими остриями, применявшимися во Франции и носившими там название chaussetrape. Кроме обычных укреплений для защиты подножия стены приделывали к ней выступ-ные балконы, так называемые .иушараби. Последние снабжались в полу отверстиями, благодаря которым можно было лить на врагов кипящую смолу, масло или даже расплавленный свинец. Сперва мушараби сооружались из дерева и на время, а потом стали делаться из камня и превратились в постоянную принадлежность как городских, так и замковых стен.

Конечно, все описанные предосторожности возможно было предпринимать лишь в тех случаях, когда осада не являлась неожиданным бедствием.

Перед началом враждебных действий осаждающие требовали сдачи укрепления, сопровождая такие требования угрозами. Осажденные смеялись над неприятелем, стараясь так или иначе оскорбить его. Так, при осаде Акры крестоносцами турки, находившиеся на ее стенах, позволяли себе изде ваться над поставленными с этой целью священными изображениями христиан. Если осажденные в ответ на требование сдачи укрепления вывешивали за зубцами стены щит, это указывало на их готовность к решительному сопротивлению. Если осажденные еще до прибытия врага воздвигали целый ряд новых укреплений, то и враги их прежде всего должны были подумать об укреплении своего лагеря. Дело в том, что осажденные, пользуясь темными ночами, могли совершать вылазки и вторгаться в неприятельский стан. Здесь они зажигали неприятельасие палатки, разрушали осадные орудия и избивали не ожидавших внезапного нападения врагов. Вот почему неприятели обыкновенно располагались лагерем не слишком близко к осажденному укреплению и в свою очередь укреплялись: опоясьшали лагерь рвами, воздвигали на валах палисады и даже башни. Временами в промежутке между лагерем осаждающих и осажденным укреплением завязывались настоящие битвы, уносившие большое количество жертв.

Когда осаждающие разрушили и забрали в свои руки все временно устроенные преграды, им оставалось еще много дел, которые необходимо было выполнить, чтобы добраться до стен укрепления. Нужно было покончить с барбаканом, завладеть палисадом и рвом. Если в нем не было воды, его забрасывали сухим деревом и зажигали последнее. Поступали также следующим образом. Подкатывали брандеры (деревянные постройки, пропитанные смолой и маслом), зажигали их и сбрасывали в ров. Загорались палисады. Огонь быстро распространялся на деревянные части укрепления. Так поступил Фридрих II при осаде Витербо в 1243 году. Наконец, просто засыпали ров землей и забрасывали деревьями.

В это время защитники укрепления метали со стены в осаждающих стрелы и камни. Приходилось тем же способом удалять защитников укрепления с его стен, чего было нелегко достигнуть, и в то же время, пользуясь малейшей слабостью врага, продолжать наступательное движение к стенам замка.

Против осажденных одновременно действовали и явно, и скрытно. Действовали явно как ручными снарядами, пускавшими стрелы, так и более или менее крупными и далее весьма крупными военными машинами, осыпавшими осажденное укрепление градом каменных ядер. Невидимо готовили врагу гибель, работая над прорытием мин или подземных коридоров по направлению к осажденному пункту. Начало подземного хода маскировалось обыкновенно или палаткой, или какой-либо иной постройкой. Рытье мин требовало и больших усилий, и немалой сноровки. Эти ходы приходилось устраивать глубоко, во всяком случае, глубже окружающих стены укрепления рвов.

Целью минеров было докопаться до самой стены. Приходилось не только рыть мины, но и вывозить из них вырываемую землю незаметно для осажденных. Прорывшись под стену, сразу же укрепляли ее деревянными подпорами, чтобы она, обвалившись, не погубила самих работников. Прорывши мины под стеною в нескольких местах, минеры зажигали деревянные подпоры, последствием чего было разрушение стены, обломки которой, падая в ров, способствовали его заполнению. Но минеры могли прокапываться и дальше, подготавливая таким образом неожиданное нападение на любой пункт осажденного укрепления. Особенно славились в средние века искусством рытья мин жители нижнего Рейна.

Чтобы удалить от себя ту опасность, которую приводило за собой удачное прорытие мин, осажденные должны были проявлять чрезвычайную бдительность и на неприятельские мины отвечать своими контрминами. При осаде г. Рена в 1356 году правитель города, опасавшийся неприятельских мин, велел поставить в различных местах медные бассейны, заключавшие в себе по несколько медных шаров. Приборы эти стали объектами серьезного наблюдения: если шары шевелились или дрожали, это указывало на близость неприятельских минеров. Переменная стража бодрствовала целую ночь, чтобы при малейшем подозрении опасности оповестить о ней звоном колокола. Иногда ночных стражей заменяли друзья человека — собаки. Выкапывая встречные мины, осажденные добирались до подземных врагов, прогоняли их оттуда и разрушали все их дело. Иногда происходили под землей настоящие схватки. Но не всегда можно было рыть мины. Препятствиями в таких случаях были или каменистая почва, или слишком глубокие рвы. Тогда поневоле вся надежда возлагалась на военные машины, имевшие различные назначения. Все они по своему назначению могут быть разделены на три категории: машины летательные, ударные и подступпые. Одни из них действовали на расстоянии, другие - вблизи.

Все машины, действовавшие издали и отличавшиеся друг от друга незначительными видоизменениями и названиями, соответствовали катапульте древних. Каждая из них представляла весьма большую и даже иногда гигантскую пращу, приводимую в действие многими людьми и бросавшую в осажденное место куски камня или каменные ядра. В Германии камнеметателъные орудия назывались Mangen, Petrer, Bleiden или Bliden и т.д., во Франции - Mangonneau, Bricole, trebuchet, trabuch; в книжном языке употреблялись и латинские названия, как, например, Trabucium, Tripantum, Blida и пр.

Представить себе ясно во всех мелочах каждую из них, понять все подробности ее технического устройства мы не в состоянии, так как и ученые специалисты (Violet Ie Due, Alwin Schultz) не всегда согласны между собой и довольствуются только гипотезами. Да такого рода детальное описание совершенно не соответствовало бы и нашей задаче — дать отчетливую картину осады. У одних машин рычаги были выше, у других — ниже; были машины с противовесом, подвешенным под рычагом, с другой стороны, были машины и без такого противовеса; у одних противовес был неподвижным, у других — подвижным. Все эти технические особенности устройства вызывали особенные действия машин. Так, например, устройство машин с противовесом было приспособлено исключительно к тому, чтобы сообщить возможно большую силу коромыслу, соединенному с приемником для камня, сила эта видоизменялась в зависимости от положения противовеса.

Во всяком случае перед началом враждебных действий необходимо было серьезно остановиться на вопросе, предпочесть ли в данном случае какую-то одну машину или заставить работать машины всех типов. Наиболее точной из машин был изображенный на рисунке Trabucium. По выражению средневековых писателей, пользуясь этой машиной, можно было попасть даже в иголку. Правильная установка этой машины требовала немало возни. Если она метала камни вправо или влево от цели, ее было необходимо повернуть по направлению к последней, если она стреляла выше, чем было нужно, ее отодвигали от цели или выбирали для нее более тяжелые камни, если она метала низко, ее придвигали ближе к цели или снабжали более легкими камнями. Таким образом, прежде чем начать пользоваться камнями, их было необходимо взвесить,

Существовали машины, требовавшие меньших затрат времени для приспособления, но они не могли справиться с большими камнями. Камни, употреблявшиеся для стрельбы, были отесаны и имели округлую форму. Для осады Валькенбурга было подвезено 27 телег каменных шаров.

Метали камни не только днем, но и ночью, в последнем случае их снабжали зажженными кусками дерева, чтобы видеть производимый ими эффект. Камнями не ограничивались, но пускали в ход железные бомбы, начиненные горючими материалами, чтобы зажечь деревянные части осаждаемых укреплений. Бывали случаи, когда посредством этих машин перекидывали головы врагов. А машины, называвшиеся во Франции бриколялш (bricoles), перекидывали даже трупы. Конечно, на все ухищрения неприятеля из осажденного пункта отвечали градом выстрелов. Поэтому как сами машины, так и прислуга, состоявшая при них, защищалась турами и палисадами. Много зла приносили осажденному пункту неприятельские камнеметательные машины: они разрушали окопы, зубцы стен и башен, уменьшали число защитников, прогоняли их со стен, проламывали кровли зданий, вызывали пожары. В то время, когда с обеих сторон шла ожесточенная борьба, когда осажденные начинали сильно страдать от трабуциу-ма и бесчисленного множества стрел, пускавшихся из арбалетов, к осаждаемому укреплению все ближе и ближе двигались со всех сторон различные, более мелкие сооружения с навесами из толстых досок, покрытых сырыми кожами для защиты от огня. Вон упрямо ползет сооружение, имеющее две сажени в длину, одну в ширину и поднимающееся как раз настолько, насколько нужно для того, чтобы покрытые им люди могли стоять не сгибаясь. Носит это деревянное чудовище несколько названий, его называют и vinea, и Kater, и catus. Оно оправдает свое назначение, лишь только осаждающие доберутся до самых стен, потом плохо придется последним. Пускался в ход и мышонок (museums). Название не соответствует этому трехэтажному сооружению; верхние мечут камни, средние ползут на стену, а нижние будут усердно подкапывать ее. Плетется на колесах таран. Под верхним деревянным навесом, покрытым сырыми кожами, подвешено на цепях бревно. Оно заканчивается конусом, обитым железом. Раскачивая его, скрытые под навесом люди будут бить стену; когда камни ее будут в достаточной степени расшатаны, голову тарана снабдят серповидным приспособлением из железа, чтобы вырывать эти камни из стены, то есть разрушать последнюю. Осажденные покрывали стены тюфяками и спускали со стены канат с железными зубцами на конце, чтобы поймать ими бойкий таран: его или оставляли в положении бездействия, или тащили наверх. Так же поступали осажденные и с подвернувшимся при этом случае врагом. Его или втаскивали наверх, или оставляли висеть между небом и землей, подвергая несчастного своим и неприятельским выстрелам. Картина ловли тарана увековечена, между прочим, анонимным автором хроники об альбигойцах. Таран был орудием ударнъш.

Но вот подготавливается к работе и страшное подступное сооружение, называвшееся у французов beffroi, у немцев — Bercfrit.

Напряжение осажденных достигает высшей степени. Днем сражаются до изнеможения, ночью бодрствует стража. Средневековые хронисты свидетельствуют о женщинах, что они мужественно переживали осадную пору. Они не только доставляли сражающимся на стенах пищу, питье и необходимые снаряды, но совершали иногда и настоящие геройские подвиги. Ордерик Виталий повествует, что в 1128 году Сивилла, жена нормандского рыцаря Rodbertus'a de Cueleio, защищала его замок: «Бдительно охраняла она в отсутствие своего мужа Таррагону, каждую ночь она надевала на себя рыцарское вооружение, брала в руки палицу, поднималась на стену, обходила все укрепления, ободряла стражей и благоразумно убеждала всех особенно остерегаться хитростей неприятеля».

Когда осаждающие брали решительный перевес, несмотря на мужественную оборону, осажденные сдавались на милость победителя, не желая доводить дело до последнего акта драмы, убийственного штурма.

Если палисады и ров были уже во власти неприятеля, если крепкая стена поддавалась, но осажденные, несмотря на эти грозные симптомы, продолжали борьбу, штурм становился неизбежным. Тогда-то и выступала на сцену beffroi.

Beffroi — огромное деревянное сооружение, высокая деревянная башня, которую подкатывали к самым стенам осажденного укрепления. Эта Гуляй-башня имела иногда пять этажей, вмещавших в себя триста рыцарей и пятьдесят арбалетчиков или стрелков.

Верхняя площадка beffroi или была на одном уровне со стенами укрепления (так у Leon Gautier), или даже возвышалась над ним, что всего вероятнее. Тащили эту грузную Гу~ лян-башню при посредстве рычагов и канатов по настилке из трехдюймовых досок. Сильно скрипели четыре колеса. Ров уже был завален, и страшная машина благополучно добиралась до стены. Осажденные, обстреливаемые арбалетчиками с платформы beffroi, усиленно мечут огонь, чтобы поджечь грозное сооружение. Находящиеся в башне и около нее люди, сознавая, что пожар грозит бесповоротной гибелью для нее, тщательно тушила все места, которые начинали тлеть или загорались. Близился последний момент. С верхней площадки beffroi перебрасывался на стену укрепления подъемный мост, который был в состоянии выдержать тяжесть пятидесяти вооруженных рыцарей. Появились, кроме того, штурмовые лестницы, и закипел страшный, последний бой. Б воздухе непрерывно раздавался подзадоривающий призыв: «A l'asalt, a Pasalt!» — «На приступ, на приступ!» Не проходило двух минут, чтобы не падал с beftroi или с зубцов стены труп или обезображенное, еще живое тело.

Наряду с рукопашным боем действовали по-прежнему и арбалеты. Осажденные лили сверху кипящее масло, смолу, расплавленный свинец, раскрытые бочки с известью, ослеплявшей глаза. Но никакие ужасы не останавливали штурмующих, Место убитого или тяжело раненного сейчас же занимал его товарищ. Другая группа неприятелей бьется за ворота, разбивает их и укрепление постепенно переходит в руки осаждающих. Дело в том, что за первой стеной могли быть вторая и третья, что владелец укрепления мог еще отчаянно защищаться в donjon. Первым делом победителя было водворить на самой высокой башне замка, на donjon, свое знамя.

Владелец замка мог найти и в самый заключительный момент средство спасения, воспользовавшись подземным ходом. Если же он предпочитал сдаться, то вручал свой меч лично победителю.

Тяжела была участь неудачно восстававших городов. Милостивым считалось разрешение свободно выйти из города, захватив с собой из имущества столько, сколько можно унести в руках.

При завоевании Вейнсберга в 1140 году, если верить Кельнским анналам, Конрад Ш «дал по своей королевской милости женщинам города позволения взять с собой то, что они могут вынести из города на своих плечах. Женщины, вспоминая о верности своих мужей и заботясь о их безопасности, снесли назад предметы домашнего хозяйства и вынесли на плечах своих мужей. Когда герцог Фридрих захотел запретить им привести свое намерение в исполнение, Конрад, благосклонно взглянув на хитрую уловку женщин, сказал, что государю не подобает изменять своему слову». Было ли все это на самом деле или в анналы занесена хронистом трогательная легенда? Победители обыкновенно не проявляли благодушия. В том же XII веке Фридрих I, осаждая Тортону, приказал воздвигнуть перед городскими воротами виселицу, с тем чтобы вешать на ней каждого пленника. Когда напали на него жители Вероны и тысяча веронцев очутилась у него в плену, он приказал двумстам из них отрезать носы и губы и двести человек заковать в цепи. Само собой разумеется, что итальянцы не оставались в долгу и на жестокости отвечали таковыми лее. Французам было мало победить врага: необходимым считалось еще унизить его. Ленник, восставший против своего

сеньора, но потерпевший поражение, обязан был предстать пред светлые очи победителя с седлом на спине.

Мы говорили и об осаде замка, и об осаде города, так как между замковыми и городскими укреплениями преобладали черты сходства, да и сами источники трактуют вопрос о том и другом вместе.