ПРОРОКИ-ПИСАТЕЛИ. Прозрения Джеймса Джойса

    

На главную

Предсказания о России

 


«Великие пророки о России»


Глава 6    ПРОРОКИ-ПИСАТЕЛИ

 

«...Пока бережется память, хотя бы одним человеком, остается и надежда... Идите и думайте о будущем, о вашей жизни. Надо пережить ночь и не разбиться в потемках, вытащить крест, а помощь придет...

пусть вас ведет надежда...»

Михаил Щукин. Морок

 

АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ НАШИХ ДНЕЙ НА СТРАНИЦАХ РАБОТ ПРОРОКОВ-ПИСАТЕЛЕЙ

 

Есть такое выражение: «Рукописи не горят». Смысл его становится понятным, когда берешь в руки книгу, изданную полвека назад или и того больше, начинаешь читать, и временные границы перестают существовать. Появляется ощущение, что все, что описывается на страницах этой книги: жизненный уклад, вопросы и явления общественной жизни, поведение руководящей верхушки, положение маленького человека и многие другие проблемы, волнующие героев былой эпохи, иного временного отрезка, их размышления о текущем моменте — настолько похожи на то, что происходит в данный момент в данной стране с тобой и твоими соотечественниками, что диву даешься, как автору удалось предвидеть, что будет испытывать твое поколение, что будет смущать и волновать его душу. Будто и не было бега времени, перемен, достижений научно-технического прогресса, изменений в человеческом сознании. И автор со своей философией, взглядами на ход событий, описаниями происходящего воспринимается вполне современным. Потому что, постиг смысл вещей, потому что предугадал ход событий. Потому что — пророк.

 

Мы знаем множество имен, которые были вычеркнуты из списков литераторов только из-за того, что их творчество не соответствовало идеологии единомыслия, которая существовала у нас в стране на протяжений семидесяти лет.

 

К их числу относится Пантелеймон Романов, родившийся в конце девятнадцатого столетия, в 1884 году. Он стал популярен после Октябрьской революции, начав осуществлять свой замысел создателя «художественной науки о человеке». Но уже в начале тридцатых годов он получает репутацию выразителя интересов классового врага, воинствующего мещанства, писателя слишком прямолинейного и простого, чуждого советской литературе. Не сумел «подняться» до восхваления тех грандиозных свершений, которые происходят в послереволюционный период. Его обвиняют в фотографизме и очернительстве и долгие десятилетия просто замалчивают.

 

Его произведения, по-новому оцененные современной критикой, как раз и отличаются большим проникновением в суть явлений. В них есть прозрение настоящего, прошедшего и будущего. Это относится прежде всего к его эпохальному роману «Русь», в котором он описывает реальную жизнь народа в предреволюционные годы, в период войны и революции. В нем он передал дух эпохи, все ее реалии, проблемы, чаяния и заботы, тревоги, которые самым удивительным образом совпадают с тем, чем мы живем сейчас. Как будто не прошли десятилетия, а все происходит сейчас, в нашей действительности, и ничего не изменилось.

 

Вот они, реалии нашей действительности:

 

«.. .Теперь все больше сидели по своим углам. Все стало беднее и серее. Износилась земля, или переменился народ, но не стало уже былой широты, хлебосольства и радушия. Дела не шли, имения разваливались, денег было мало, и уже нельзя стало радоваться каждому случайно заехавшему гостю и кормить его. И так все отвыкли от людей и привыкли к вечным нехваткам, что уж с испугом оглядывались на окна, когда на дворе слышался лай собак и звон бубенчиков подъехавшего экипажа...»

 

Тому, кто, прочитав вышеприведенный кусочек из «Руси», не согласится с нами, скажем: «А помните, у нашего юмориста Яна Арлазорова была еще недавно юмореска, когда двое супругов, заслышав звонок в квартире, убирают кусочки сервелата со стола, буквально считанные кусочки, а потом, когда им все-таки приходится кормить гостей, пришедших как раз именно с целью поесть, они с болью в сердце отрезают куски и считают про себя стоимость каждого, поданного на стол. У всех показанное вызывало искренний смех, потому что это не в нашей ментальное — не угостить пришедшего гостя. Сейчас же, если и смеемся, то эхо смех сквозь слезы. Нищета стала реальной действительностью, потому что у многих в наше время бывает и так, когда гостю невозможно предложить даже чая: в доме нет заварки».

Следующая реалия:

 

«...Не стало простоты, и как-то рассыпались все связующие звенья между отдельными людьми.

В старину все было» просто, вся жизнь была разделена на обыкновенные дни и торжественные — именины, праздники, семейные торжества — когда люди собирались к соседям, поспевая к утреннему пирогу, потом переходили в зал за большой, уставленный десятками приборов стол. Отведывали одной, другой настоечки, лица оживлялись, громко и весело стучали ножи и вилки, Поднимались и чокались рюмками в честь виновника торжества, я обед  среди налитых бокалов вина и отложенных в сторону салфеток — заканчивался в дружеских разговорах только в сумерки. А потом расставлялись столы в низких гостиных с кожаными диванами, с портретами Предков и с печами с отдушниками, распечатывались тяжелые, приятно-тонкие новые колоды атласных карт, скользившие в руках. Ставились по углам свечи, и старички, блестя лысинами, раздвинув фалды сюртуков, садились на всю ночь до утра.

 

Спорить было не о чем, все было ясно, и все в главном были согласны: береги Отечество и православную веру, поддерживай национальную славу дедов, ешь, пей с друзьями и веселись. А когда придет срок и призовет вечный судия, ложись и умирай в своем старом, прочно выстроенном еще предками доме...»

Это было в далекие времена, обрисованные писателем, это, хотя и намного реже, встречается и сейчас. Разделилось общество, рвутся семейные узы. Возможно, и не страшно, что ушла из жизни патриархальность, хуже другое — враждебное отношение друг к другу:

 

«Теперь с каждым годом все больше и больше уходило из жизни веселье. Если все были согласны в главных убеждениях, то теперь стали разбиваться на группы, всегда враждебные одна другой...      

 

Теперь не было в жизни ни одного прочного вековечного центра, вокруг которого сходились бы люди, как около чего-то незыблемого и непререкаемого. В жизни появлялись вопросы, а около вопросов отдельные партии. И чем больше вырастало вопросов, тем больше вырастало групп и партий, которые спали и видели — утопить в ложке воды своих противников, которых считали или тупыми, отсталыми людьми, или предателями, или разрушителями.»

 

Стоит почитать нашу прессу, послушать предвыборные выступления кандидатов во власть — не то ли услышим и мы сегодня?

 

Из жизни ушла радость. В сердцах поселилось уныние. Это про нас. И у нас был период, когда мы начали стыдиться своей истории, своей прожитой жизни, а нас виноватили новые «мыслители», не пережившие всех тех испытаний, которые вышита на долю старшего поколения. И про политизацию общества верно. Все это про нас:

 

«...Старинные праздники проходили тоскливо, серо и уныло. Всем было уже как-то неловко придерживаться старинных устоев и обычаев, когда выяснилась ретрограднее» всех этих национальных красот. И многое из того, что в старину казалось священным и не подлежащим никакому обсуждению, теперь не только ставилось под сомнение, но многого стыдились и от многого отрекались, как от позорного своей отсталостью наследства.

 

...Теперь же если и собирались, то только на каком-нибудь юбилее общественного и политического деятеля, а не празднике, и говорили только о политике, общественности и угнетенных массах... Но когда говорили о политике и общественности, то не оказывалось почти ни одного человека, который был бы согласен во всем со своим соседом. Сходились в целях — расходились в тактике. Сходились в тактике —расходились в целях».

 

А это о наших спорах, когда мы начинаем дискутировать о том, как нам дальше жить:

«Главных течений было два. Одно стояло за то, чтобы во всей целостности сохранить старинные православные заветы, прежнюю силу и доблестную славу родной земли с подчинением единой воле помазанника. Другое стояло за полное искоренение этих православных заветов, доблестной славы предков и самого православного помазанника как наследия деспотизма и невежества.

 

«Сохраните все, и настанет золотой век, — говорили представители первого течения, ~ государство будет могуче своей целостность». Соседние народы и государства будут с боязнью и уважением прислушиваться к каждому слову великого царя и могучего своей верой народа русского...»   

 

Следующее высказывание П. Романова иллюстрирует наше отношение к вопросу о Балканах.

 

Наши политолога, депутаты, журналисты веди дискуссию о том, надо ли нам поддерживать югославов, и мнения были прямо противоположными:

 

«Война между Сербией и Австрией не имела бы большого значения. Но говорили, что Россия не может остаться равнодушной вообще ко всякому притеснению слабейшего со стороны сильного, а в частности, к притеснениям братьев-славян, по отношению к которым Россия была связана духовной повинностью держать их под своей могучей защитой.

 

...Таким образом, вопрос с Балканским полуостровом осложнялся до возможности участия в войне и России, если она, верная своим заветам, выступит на защиту слабого.

 

Но в возможность войны никто не верил. Все были убеждены, что стоит только императору с высоты престола заявить о своем отношении к этому вопросу, как слово русского царя сразу отрезвит кого угодно...» И мы ждали каких-то особых заявлений от нашего главы государства, думая, что его слово разрешит проблему.

У Пришвина есть фраза: «Если теперь стать далеко и смотреть так, что все ваше строительство провалилось, то причина этого будет в чрезмерном, подавляющем всякое личное творчество развитии бюрократии». А что это такое? Первый же попавшийся под руку нам словарь информирует: «Бюрократизм — метод управления или ведения дела, отличающийся преобладанием канцелярщины, волокиты, заботы о формальной стороне вопроса, отсутствием интереса к существу дела, оторванностью от народа, безразличием к его нуждам и потребностям*. Бюрократия и сейчас процветает махровым цветом, чиновники предпочитают отписки, и ходит человек по заколдованному кругу. Ну и плохая организация всякого рода заседаний, недисциплинированность членов властных структур, их невыдержанность <потасовки Жириновского с членами Думы), волокита с принятием решений, указов, наплевательское отношение к народным бедам. Что было в начале века, то есть и в конце его:

 

«Когда добрались до рассмотрения проектов, то все вздохнули свободно,.. Затруднения были различного характера: во-первых, обилие проектов. Все как-то не догадались сговориться и распределить работу. Поэтому на одни и те же вопросы оказывалось около десятка проектов, и в то же время другие вопросы оставались совершенно неразработанными, хотя они часто являлись основными и без них нельзя было начать никакого дела...

 

...Кроме обилия проектов, было поражающее различие в них: один проект не только расходился с другим по одному и тому же вопросу, но и в корне уничтожал его. Казалось, что цель каждого была — предугадать ожидаемые- от противоположной стороны возражения и разбить их наголову.    

 

...Заставляли всех теряться широта и максимум требований, заменить которые авторы проектов не соглашались ни на йоту... действовали они при этом не вместе, а совершенно отдельно и лаже враждебно по отношению: друг к другу, так как у них в принципах, при одинаковости общей пели, были какие-то различия в оттенках.

 

Потом дело затягивалось (и довольно значительно) при обсуждении, так как каждый проект имел своих защитников и своих врагов, жаждавших его провала и готовых утопить его в ложке воды. Защищавшая группа сцеплялась с группой отвергавшей, и как только при этом задевали самое святое святых — принципы, так поднимался ураган, в котором, как ненужная щепка, относились ветром совсем куда-то в сторону самый проект и то дело, по поводу которого он был написан.

 

...Потом, как только какой-нибудь автор добивался признания, так вдруг становился вял, ленив и небрежен, точно вся его энергия ушла на теоретическую разработку проекта и словесную борьбу за него. Когда же дело касалось воплощения проекта в жизнь, то настроение падало, точно проходил праздник творчества и наступали будни.

 

Каждому казалось, что главное в том, чтобы дать идею, развить ее, а все деловые подробности и выполнение самого дела пусть берут на себя те, у кого голова послабее завинчена... Но рядовые члены... обиженно предлагали самим авторам приводить свои идеи в исполнение.

 

— А то какой-нибудь вертопрах заболтает с три короба, да нос еще задерет, а ты работай да выплясывай под его дудку.

 

Кроме того, была оппозиция из тех, что считал неприемлемой работу в контакте с правящей партией. Эта оппозиция никогда не входила в рассмотрение дела по существу, а всегда уже наперед отвергала его только потому, что оно шло от противной стороны.

 

Результатом всего этого было то, что, несмотря на обилие и детальную разработку проектов, дело налаживалось плохо... дороги оказывались непочиненными...

 

И потому каждый после заседания невольно говорив себе или своему соседу: «Совершенно особенная нация: два месяца толкуют; проектов написали горы, а дела ни на грош нет. И потом, что же это за люди, когда не могут уступить и столковаться друг с другом?..»

 

Что же у нас за законодатели, что же у нас за исполнители! Да и сами мы, критики, хороши. Все ждем, что кто-то за нас сделает, кто-то преподнесет торт на блюдечке, кто-то осчастливит, принесет радость на нашу землю, и принимаем то, что нам преподносят, и проглатываем то, что дают нам смелые и нахальные, а потом вопрошаем: «Кто виноват? Дураки и дороги?»

 

ПРОЗРЕНИЯ ДЖЕЙМСА ДЖОЙСА

 

Шедевром мировой прозы называют роман английского писателя Джеймса Джойса «Улисс». Роман, раскрывая все стороны человеческой сущности - духовные, психические, патологические черты, рисует всестороннюю картину состояния общества, в котором жил автор. А это отрезок времени, захватывающий период с 1882 по 1941 год. Роман же вышел в 1921 г. Он получил широкую известность и был переведен на многие языки мира, хотя во многих странах выход романа был сопряжен с большими трудностями. У себя на родине, да и в той же Америке он подвергался преследованиям цензуры. У нас в России литераторов, предпринимавших' попытки перевести этот роман на русский язык, постигла печальная участь, были арестованы и погибли в застенках КГБ

 

Прошли годы, и вновь «Улисс» привлек внимание современных издателей, некоторые из которых считают это необычное произведение явлением космического порядка, содержащим предсказания будущих времен. Для чтения роман труден. Необычайна техника построения романа. Много туманного и путаного. Встречаются эпизоды, содержащие множество мелочей, которые как бы и не нужны в произведении, Но, вчитавшись, понимаешь, что как раз именно дай мелочи содержат в себе смысловую нагрузку Именно над ними и стоит поразмышлять, потому что в них-то и открывается главное — суть человеческих взаимоотношений и ми|юустрЬЙствА

 

Откровения "содержатся среди его рассуждений, приведенных как бы в форме идущего потока сознания. Автор применяет здесь особый стилистический прием не ставя знаков препинания и не доводя иногда предложения до конца.

 

Иностранный автор, разумеется, писал не о России, и каких-то ссылок на нашу страну мы не найдем. Но многое из того, о чем он пишет, можно смело отнести к нашему времени и к нашей Родине. Он как бы предвосхитил те явления, которые существуют в наши дни в мире и в российском обществе. А некоторые его непонятные и, на первый взгляд, сумбурные строки, нам кажется, являются подобием катренов Нострадамуса, специфическим приемом, завуалированной формой, с помощью которой он обращает внимание читателя на то, что строки его произведения имеют более глубокое содержание, а не являются какой-то мистификацией.

 

Во всяком случае, даже если он и не претендовал на роль пророка, его произведение содержит целый ряд пророчеств, потому что то, о чем он писая во втором десятилетии двадцатого века, существует, является явью конца столетия. Мы привели их (пророчества) ниже, читайте, и мы надеемся, что вы согласитесь с нами. - Все чаще и чаще мыслящие люди устремляют свои интересы к откровениям наших ученых предков, находят рациональные зерна в их теориях и взглядах на многие явления жизненного процесса на земле. Автор знаменитого романа словно бы предвидел это время, когда люди начнут переосмысливать трактовки древних философов, вернутся к древним учениям потому, что, как мы уже писали ранее, в мире ничего не, преходит бесследно, не уничтожается — мысли, естественно, тоже. В его романе мы находим подтверждение бессмертия мысли, заключенной в книгах, предвидение обращения будущих поколений к бесценному наследию прошлого. Элементы пророчества содержат нижеследующие строчки:

 

«...Вокруг меня мысли, заключенные в гробах, в саркофагах, набальзамированные словесными благовониями. Бог Тот, покровитель библиотек, увенчанный птицебог, И услышал глас египетского первосвященника. Книг груды глиняные в анналах расписных.

 

Они недвижны. А некогда кипели в умах людей. Недвижны, но все еще пожирает их смертный зуд: хныча, нашептывать мне на ухо свои басни, навязывать свою волю...»    

 

Имя бога Тота еще до недавнего времени не было известно многим из нас, а теперь, когда появилась на прилавках оккультная литература, многие уже имеют представление о тех явлениях, которые он олицетворяет,, верят в существование необъяснимого, а интересы ученых обратились к исследованию сверхчувственных возможностей человека.

 

Джойс как бы взглянул и на «развалы», книжные лотки наших дней, на которых лежит литература с названиями и содержанием, подобным тому, о котором он пишет в следующем кусочке текста, взятого из «Улисса». Не такими ли книгами потчуют нас издатели, а мы их охотно покупаем?

 

«...Мистер Блум, оставшись один, оглядел названия книг. «Прекрасные мучительницы», Джеймс Лавберч. Понятно, какого это сорта. Была у меня? Да.

 

Он раскрыл книгу. Кажется, та самая. *   Женский голос за грязной занавеской. Послушаем. Мужчина.

Нет, ей такое не очень нравится. И уже приносил. Он прочитал другое название — «Прелести греха». Пожалуй, более в ее вкусе. Давай посмотрим.

Раскрыв наугад, он прочел:

 

«— И все эти доллары, которыми осыпал её муж, она тратила их в магазинах на роскошные платья и самые поразительные безделушки. Ради него, ради Рауля?»

 

Да, то, что нужно. Еще посмотрим:

 

«— Вы запоздали, -т- произнес он хриплым голосом, бросая на нее злобный и подозрительный ВЗГЛЯД

 

Стройная красавица сбросила отороченное собольим мехом манто, явив взору свои роскошные плечи и пышно вздымающиеся округлости. Неуловимая улыбка тронула идеальные очертания ее губ, когда она спокойно повернулась к нему...»

 

Мистер Блум прочитал еще раз: «Стройная красавица...»

 

...Клокочущий кашель сотряс воздух в книжной лавке, всколыхнув грязную занавеску. Высунулась седая нечесаная голова хозяина с небритым, побагровевшим от кашля лицом. Он грубо прочистил горло и выблевал на пол сгусток. Потом наступил на свою харкотину сапогом, растер подошвой и наклонился, показывая голый череп с венчиком скудной растительности.

 

Мистер Блум обозрел череп.

 

Стараясь унять расходившееся дыхание, он сказал:

- Я возьму вот эту.

 

Продавец поднял глаза, гноящиеся от хронического насморка.

 

—       «Прелести греха», -»-произнесен, похлопывая по переплету. — Отличная книжка...»

Каковы издатели, таковы и книги? Не правда ли?

 

«... Он повернул за угол и остановился возле накренившегося лотка с книгами.

 

—       Каждая по два пенса, — сказал торговец. - На шесть пенсов—четыре.

 

Потрепанные страницы. «Ирландский пчеловод». «Жизнь и чудеса Кюре из Арса». «Карманный путеводитель по Килларни». ...Слишком хорош переплет, что бы это такое? Восьмая и десятая книги Моисеевы. Тайна всех тайн. Печать царя Давида. Захватанные страницы: читали и перечитывали. Кто здесь проходил до меня? Как размягчить потрескавшуюся кожу на руках. Рецепт приготовления белого уксуса из вина. Как добиться любви женщины. Вот это для меня. Сложив руки, произнести следующее заклинание:

 

Маленькие мои небеса! Блаженное женское естество! Люби одного меня! Свят! Аминь!

 

Кто это написал? Заговоры и заклинания блаженнейшего аббата Питера Саланки, обнародованные для истинно верующих. Не хуже, Чем заговоры любого другого аббата, чем бормотанье Иоахима. Спустить, плешивец, не то мы будем прясть твою шерсть.

— Что ты ты тут делаешь, Стивен?

 

Дилли, высокие плечики и заношенное платьице. Закройте-ка живее книгу. Чтоб не увидела...»

 

Интересуемся, читаем, но стыдимся?

 

Продолжение этого отрывка, на наш взгляд, также не требует излишних комментариев. Кто самый нищий сейчас в России? Ученый, интеллектуал. Следует ли напоминать о материальном положении наших соотечественников, которые работают в НИИ, об утечке мозгов за рубеж? О тысячах и тысячах россиян с высшим образованием, которые когда-то занимались разработками новых проектов, двигая науку и научно-технический прогресс, а теперь вынуждены стоять за лотками, продавая ту же литературу вышеупомянутого содержания, тряпки, веники, семечки, мести двор, устраиваться сторожами на автостоянки и бензоколонки и стыдиться такого факта в своей автобиографии, как обучение в высшем учебном заведении. По причине своей нищеты и никчемности, на которую их обрекла ранее существовавшая система, в которой понятие учености было престижным. Да и «неученым» гражданам в России также несладко приходится.

 

«— А ты что делаешь? — сказал Стивен. Лицо Стюарта, бесподобного Чарльза, обрамленное гладкими прядями. Горевшее румянцем, когда, сидя у огня, она в него подбрасывала старые башмаки. Я ей рассказывал о Париже. Любила подольше поваляться в постели, укрывшись старым тряпьем, без конца теребя свой браслетик под золото, подарок Дэна Келли. Nebrakada fe-mintnunum. ,   —Что это у тебя? —спросил Стивен.

 

—       На другом лотке купила за пенни, — сказала Дилли с нервным смешком. — Она годится на что-нибудь?

 

Говорят, у нее три глаза. Таким видят меня и другие? Живым, смелым и отчужденным. Тень моего ума.

Он взял у нее книгу с оторванной обложкой, Шарденаль, французский язык для начинающих.

 

—       Зачем ты купила? — спросил он. — Учиться по-французски?

 

Она кивнула, покраснев и сжав плотно губы. Не показывай удивления. Вполне естественно:

 

—       Держи, — сказал Стивен. — Годится, почему ж нет. Смотри, чтобы Мэгги не унесла ее у тебя в заклад. Я так думаю, мои книги туда все ушли.

—       Часть из них, — ответила Дилли. — Нам пришлось.

 

Ведь она тонет. Жагала. Спасти ее. Жагала.

 

Все против нас. Она утопит и меня с собой, глаза и волосы. Гладкие кольца волос-водорослей обнимают меня, мое сердце", мое душу. Горькая зеленая смерть.

 

Мы.

Жагала сраму. Сраму жагала.

Нищета! Нищета!»

 

Обнищание народа — отличительная особенность наших дней. А «горькая зеленая смерть» — не смерть ли это большого количества людей от «горькой», «зеленого змия»?

 

«...Мы не можем сменить родину», — говорит один из героев «Улисса». Этого не могут сделать и многие из наших соотечественников. Но выход есть, он, по мнению автора, в переустройстве страны и создании таких условий, когда никто и не захочет из страны уезжать. А этого добиться можно только и только трудом:

«...Возьмем снова Испанию, вы могли в войну убедиться, и сравним с Америкой, вовсю движущейся вперед. Опять же турки. Тут дело в догме. Ведь если б не верили, что прямиком вознесутся в рай после смерти, юни бы постарались устроить себе жизнь получше... Это жизненно важно и вполне достижимо, и при том это бы так содействовало большей сердечности между людьми. По крайней мере, у меня такая точка зрения, уж верная там или нет. Вот это я и называю патриотизмом. Ubi patrija, как нас слегка подковали в классические дни в нашей альма-матер, vita bene (где родина... жизнь хороша (лат.). То есть по смыслу, где ты можешь хорошо жить, если трудишься.

 

...Конечно, я имею в виду... труд в самом широком смысле. В том числе и литературный труд, не ради одних лавров. Писать для газет, это в наше время самый прямой канал. Также и это труд. Важный труд...»

 

Но дело в том, что любой труд, занятие любым видом деятельности должно быть также и честным. У нас же в России этого придерживаются не всегда. Взять хотя бы финансовые пирамиды и роль средств массовой информации в них. Призывая к созданию своего собственного благополучия, нам, россиянам, пытались внушить мысль о «бесплатном» кусочке сыра. Многие помнят (особенно те, кто попался на удочку Лени Голубкова и лишился впоследствии своих кровных денег) рекламный ролик, сильно привлекший миллионы наших сограждан: «Мы сидим, а денежки идут!» Пошли и наши денежки, только не к нам, а от нас, в карманы ловких людей.

 

Автор «Улисса» словно бы увидел те рекламные ролики, которыми потчует нас российское телевидение, внушая нищим гражданам мысль о даровых денежках и выуживая их путем обманных лотерей. Стоит всего лишь написать адрес на обертке, например, кубиков «Магги*, и твое будущее обеспечено на многие лета, поскольку ты станешь обладателем больших капиталов;

 

«...Чистая душа. Правда, малость уже свихнулся. Рассчитывают выиграть в «Ответах» конкурс. Разгадка ребусов на название стихотворений. И мы вручим хрустящую банкноту в пять фунтов. Птица сидит на яйцах в гнезде. Он решает, что это «Песнь последнего менестреля». Ка черточка тэ, какое это домашнее животное? Эн черточка эн, храбрейших из моряков...»

 

Найдем мы у Джеймса Джойса и характеристику современной музыки, заполонившей наши экраны, той, поД которую однообразно кривляются безголосые певцы и певицы, выкрикивая бессмысленные фразы, претендующие на многозначительный подтекст:

 

«.. .Кук-карре-ку.

О чем они думают, когда слушают музыку? Так ловят гремучих змей. Вечер, когда Майкл Ганн устроил нас в ложу. Настройка инструментов. Персидский шах обожает это больше всего. Напоминает ему любимый дом родной. Может, у них так принято. Тоже музыка. А что, собственно, плохого? Туруру. Медные, ослы бедные, ревут, задрав раструб. Беззащитные контрабасы с раной в боку. Деревянные — коровье мычанье. Раскрытый рояль — крокодилова пасть: зубы музыка таит».

 

Он предсказал примерные интересы и занятия, которые будут модны в конце двадцатого столетия:

«...Какая программа умственных занятий была в то же время возможна?

 

Моментальная' фотография, сравнительное изучение религий, фольклор, относящийся к различным суевериям и эротическим обычаям, созерцание небесных созвездий...»

 

Семьдесят лет (плюс 7 лет — время, в течение которого писался роман) прошло со дня выхода романа, а писатель словно бы подсмотрел стиль и выражения рекламных текстов, которыми пестрят страницы нынешних газет и рекламных проспектов:

 

«...Процитирую дословно, в каких выражениях проспект рекламировал достоинства чудодейственного средства.

 

Он исцеляет и успокаивает ваш сон, если вы страдаете испусканием ветров, содействует природе самым радикальным образом, обеспечивая мгновенное облегчение при выходе газов, гарантируя чистоту органов и свободу естественных отправлений, первый же взнос в 7 ш. 6 п. делает из вас нового человека и наполняет вашу жизнь смыслом. Дамы в особенности находят «Чудотворец» полезным, с приятным удивлением отмечая его изумительное действие, подобное живительному глотку ключевой воды в знойный летний день. Рекомендуйте вашим друзьям как женского, так и мужского пола. Количества достаточно на всю жизнь. Вводите закругленным концом. Ваш «Чудотворец».

 

А вот и междуусобные войны, национальная нетерпимость, характерная для многих стран в наше время, в том числе и для бывшей территории СССР, и причина их возникновения:

 

«Конечно, — счел нужным оговориться мистер Б., — вопрос всегда надо рассмотреть с обеих сторон. Трудно установить какие-то точные правила, кто прав, а кто нет, но все-таки всегда есть возможности к улучшению, хотя, как говорят, каждая страна, не исключая и нашу многострадальную, имеет такое правительство,, какого она заслуживает, только вот будь хоть капелька доброй воли у всех. Это так приятно хвалиться своим превосходством, но как все же насчет взаимного равенства? Меня отталкивают насилие и нетерпимость в любом их виде. Этим Ничего не остановишь к не добьешься. Революция должна совершаться в рассрочку. Это же полная вопиющая бессмыслица — ненавидеть людей за то, что они живут, так сказать, на нашей улице и болтают не на нашем наречии.     -

 

— Историческое сражение на Кровавом  мосту, — согласился Стивен, — и семиминутная война между проулком Кожевников и Ормлондким рынком.

 

Да, мистер Блум был с этим абсолютно согласен, он полностью одобрял это замечание, поразительно верное. Мир был полон таких замечаний.

 

—       Это так и вертелось у меня самого на языке, — сказал он. — Передергивают все факты, концы с концами не сходятся, так что, по чести, и даже ни тени истины...»

 

Факты передергиваются, люди между собой воюют, льется кровь, а все из-за того, что за этим стоят большие деньги больших людей:

 

«Все эти жалкие свары, по его скромному разумению, болезненно возбуждающие шишку воинственности или какую-то железу и совершенно ошибочно объясняемые мотивами чести и знамени, — на деле-то вопрос-то в них был чаще всего в денежном вопросе, который стоит за всем, алчности и зависти, ведь люди не знают ни в чем предела».

 

Поднимает Джеймс Джойс и еврейский вопрос. И у нас в стране во всем происходящем сейчас виноваты евреи:

 

«Они обвиняют, — произнес он в полный голос. Он отвернулся от остальных, которые вероятно и заговорил тише и ближе, так чтобы остальные если они вдруг.

 

—       Евреев, — негромко отнесся он в сторону, на ухо Стивену, — обвиняют в разрушении. Но в этом нет ни крупицы истины, смею заверить твердо. Истордш — не удивитесь ли вы, когда узнаете? — неопровержимо доказывает, что Испания пришла в упадок, когда инквизиция изгнала евреев, а в Англии началось процветание, когда Кромвель, этот чрезвычайно небесталанный бандит, привез их туда. А почему? Да потому что у них правильный дух, они люди практичные, и они доказали это...»

 

Ломке, как известно, труднее всего поддается человеческое сознание. Оно эволюционирует гораздо медленнее, чем движется сама жизнь. Человеческая суть остается неизменной спустя даже столетия. Допуская возможность перестройки человеческого организма в процессе многовекового развития и получения новой расы в необозримом будущем, которая освоит новые планеты, автор «Улисса» говорит об этом в следующем приводимом нами отрывке:

 

«Здесь он видел трудности иного порядка. Зная, что человеческий организм, в нормальных условиях способный выносить атмосферное давление в 19 тонн, при поднятии на значительную высоту в земной атмосфер* с приближением демаркационной линии между тропосферой и стратосферой начинает страдать, в арифметической прогрессии по интенсивности, от носового кровотечения, головокружения и затрудненности дыхания, он, ставя указанную проблему, высказал в качестве рабочей гипотезы, невозможность которой доказать невозможно, что раса с лучшей адаптируемостью и иным анатомическим строением своих существ неким образом могла бы существовать и в марсианских, меркурианских, венерианских, кшитерианских, нептунианских ИЛИ уранианских достаточных и эквивалентных условиях, хотя человечество в своем апогее, состоящее из существ, сотворенных в разных формах с конечными различиями, а в итоге подобных друг другу и всему целому, наверняка осталось бы и там, как и тут, неизменно и неискоренимо привязанным к суете, суете сует и всяческой суете...»

 

Вспомните Нострадамуса. По его предсказаниям, три новые расы возникнут в 2273 году вследствие смешения белой, желтой и черной рас.

 

В современном мире идет революция во взглядах на пищу, которую мы потребляли долгое время. На первом месте у нас всегда была мясная пища, супы, борщи, щи на мясном бульоне, жаркое, жаренья, вне всякой нормы жиры, сладости и мучные изделия.

 

Мы заменили на долгое время понятие полезности понятием вкусности, что и породило ряд негативных явлений в реакции нашего организма на такую пищу. Распространенным явлением стало ожирение, болезни пищеварительных органов, разрушение зубов. Это вызвало тревогу среди ученых-диетологов во всем мире. Обратившись к традициям наших предков, учению Христа, восточным учениям, диетолога пересмотрели свои взгляды на теорию питании с недавних пор «имеется в виду Россия) начали проповедовать пользу растительной пищи — овощей, фруктов, соков и напитков из них.

 

Появилось много противников мясных блюд, откровенно называющих мясо разложившейся плотью мертвых животных, жидкую пищу типа супов — пищей, содержащей трупные яды и прочее. Еще Леонардо да Винчи предрекал, что наступят времена, когда люди будут так же смотреть на убийцу животного, как и на человекоубийцу. Еще Лев Толстой называл тела употребляющих мясо людей «могилами, в которых погребены убитые животные». Современные учёные приводят также и доказательства того, что зубы человека не предназначены для потребления мяса животных, а служат для разжевывания пищи растительной. И вот пришли наконец времена, когда это стало осознавать большое количество людей на земном шаре.

 

Вот этот-то поворот (пока лишь) к вегетарианству мы и находим у Джеймса Джойса, который предсказал отказ от потребления мяса, живописуя страдания животных, «кровавую жуть», и вызывая отвращение к мясному, которое мы получаем ценой такого страшного безобразия:

 

«...Суп, жаркое, десерт. Никогда не знаешь, чьи мысли пережевываешь. Может, к тому времени все начнут питаться таблетками. Зубы все хуже и хуже.

 

По сути, вегетарианцы во многом правы, что из земли растет все то, что вкусней и полезней, конечно, от чеснока воняет итальянцами-Шарманщиками, хрусткий лук, грибы трюфели. И потом ведь все животные страдают. Птицу надо выпотрошить. Бедная скотина на рынке дожидается, пока ей раскроят черен. Му-у. Несчастные дрожащие телята. Ме-е. Валкие телки Жаркое из телятины с овощами. В ведрах у мясников колышутся легкие. Подайте-ка вон ту грудину, что на крюке. Плюх. Кровавая жуть. Освежеванные овцы с остекленелыми глазами свисают подвешенные за окорока, овечьи морды обернуты окровавленной бумагой, кровавые сопли капают с носов на опилки. Осердье и требуху выносят. Поосторожнее с теми кусками, молодой человек...»

 

Писатель предвосхитил и появление теории раздельного питания, разработанной на основе библейских заповедей, которая находит сегодня многих сторонников и пропагандируется ее авторами, входит в концепцию развития современного и будущего кулинарного искусства. Судите сами:

 

«...Почему Блум испытывал угрызения совести? Потому что, будучи незрел и нетерпелив, он относился без уважения к некоторым верованиям.

Как то: Запрет употреблять мясо и молоко за одной трапезой, еженедельные прения отвлеченных, неистово приземленных, расчетливых соединоверцев экс-соотечественников... сверхъестественный характер иудейского писания, непроизносимость тетраграмматона, священность субботы».

 

 

 

На главную

Оглавление