Новгородский частный акт

В.Ф. Андреев

Данные наряду с купчими относятся к числу наиболее распространенных разновидностей новгородских частных актов. Данные — это акты, фиксирующие в соответствующей форме добровольную передачу (дарение) земли и различного имущества одним собственником другому (в подавляющем большинстве случаев монастырю или церкви).

Термин «данная» известен из текстов самих актов, например: «А тою пожнею... владети... по сей моей по данной грамоте» (№ 114), «а подлинную даную писал» (№ 237), «а хто почиет вступатись... по сей по данои грамоте» (№ 280), «а тая земля... по сен данои грамоте и веки» (№ 305, 312).

В настоящее время известно 45 данных, опубликованных в ГВНП, В. И. Корецким и И. 3. Либерзон,128 из них 24 грамоты сохранились в подлинниках,129 остальные — в списках XV— XVII вв. Неподлинность «вкладной посадника Словенского копна Ивана Фомина» (№ 286) доказана С. Н. Валком,130 а данной «Марфы Исаковской, Великого Новгорода посадницы» — В. Л. Яниным:,131 поэтому указанные акты нами не рассматриваются. Что же касается данной Варлаама Хутынского, то мы убеждены в ее подлинности.132

Из 45 актов к Новгороду относятся 6 данных,133 к Двине — 16,134 к  Обонежыо — 21,135 к  Ваге —З.136 При  этом надо иметь в  виду,  что  ряд  двинских,  обонежских и  важских грамот  был написан жителями Новгорода.137

В отличие от достаточно устойчивых для XIV—XV вв. формуляров купчих и духовных в Новгородской земле периода самостоятельности не было выработано единого и обязательного для всех формуляра данных. При этом можно указать на два основных формуляра, при помощи которых в письменной форме фиксировалось дарение.

Второй формуляр — это уже разобранный нами формуляр духовных. По этому формуляру написано 16 грамот.141 Такие грамоты мы называем духовными-данными, поскольку в них говорится о передаче земли не родственникам, а монастырю или церкви, облечены же они в форму духовных.

Различия в формулярах двух указанных групп данных объясняются, несомненно, разницей обстоятельств, предшествовавших составлению документов: духовные-данные, по-видимому, обычно составлялись непосредственно перед смертью и представляют, как отмечалось выше, выписки из полного завещания, предназначенные для хранения в монастыре или церкви в качество документа,   подтверждающего   право   церковной   корпорации   на владение подаренной землей.

Рассмотрим содержание  диспозитивной части  данных  и духовных-данных. В значительной части интересующих нас документов встречаем указания, что вклад делается «по душе», «в поминание» дарителя и его родственников.142 Смысл такого вклада хорошо разъяснен В. О. Ключевским. По его весьма образному выражению,   «древнерусскому человеку вообразить себя на том свете без заказного поминовения было так же страшно, как ребенку остаться без матери в незнакомом, пустынном месте».143 Объясняя   происхождение   обычая   делать   вклады   «по   душе», В.  О.  Ключевский писал, что  «они входили в  состав довольно сложной  системы  строения  души,  выработанной  древнерусской набожностью, точнее, древнерусским духовенством. Строить душу значило обеспечить человеку молитву церкви о его грехах, о спасении его души . . . возможность молитвы о душе умерших, не успевших принести плоды покаяния, приободрила к мысли, что и нет нужды спешить с этим делом, что на все есть свое время. Сострадательная заботливость церкви о не успевших позаботиться о себе послужила . . . поводом к мнению, что можно отмолиться чужой молитвой, лишь бы были средства нанять ее и лишь бы она была не кой-какая, а истовая, технически усовершенствованная молитва.  Привилегированными мастерскими такой молитвы были признаны монастыри. Средством для найма монастырской молитвы и служили вклады ради спасения души».144

Как правило, вклады «по душе» делались незадолго до смерти и оформлялись в виде духовной-данной. Но были люди, которые заботились о посмертной молитве за свою душу заблаговременно, и тогда вклад оформлялся в виде обычной данной.

Другим видом вклада, известным по новгородским духовным-данным, был вклад для пострижения. «Таким взносом как бы обеспечивалось пожизненное содержание постриженника в монастыре. Этот источник (обогащения монастырей.—В. А.) расширялся по мере того, как в древнерусском обществе укреплялся обычай постригаться под старость или перед смертью: думали, что во что-нибудь зачтется, если отречься от мира хотя бы на несколько минут раньше, чем сама природа закроет человеку глаза на этот мир».145 .

В средневековой Руси монастыри выполняли, помимо своих религиозных функций, функции приютов для престарелых. В городах и в сельской местности существовали построенные на деньги горожан или крестьян монастыри-богадельни. Примером такого монастыря, принадлежавшего крестьянской волости,  был неоднократно уже упоминавшийся Николаевский Чухченемский монастырь близ Холмогор, об основании и устройстве которого говорится в царской грамоте 1582 г., выданной в ответ на челобитье крестьян. Крестьяне рассказывали, что в их волости есть убогий монастырь с двумя церквами, «и к тому-де монастырю четырнадцать деревенек: в их Чухченемской волости одиннадцать деревень, а в Ровдогорской волости три деревни; а поставили-де те церкви и монастырь строили из тех волостей, а те-де деревни к тому монастырку подпущали и прикупали прадеды я деды и отцы их и прочили-де себе и своим детем и внучатам на пострн-ганье и на поминок: и монастырем-де церковного казною и теми деревнями владели они же, и казну монастырскую у себя в волости держали».146 Среди новгородских данных и духовных даных сохранился комплекс актов, авторами которых были двинские крестьяне, передававшие свои участки и «полоски», пожни и промысловые угодья Чухченемскому монастырю.147 Многие из этих грамот написаны иноками монастыря и представляют вклад «па пострижение».

Такие монастыри создавались боярами, группами бояр-землевладельцев. Сохранилась духовная новгородской боярыни Марфы начала XV в. (№ 129), которая «поставила церковь храм святаго Николы в Корельском» и основала монастырь, который перед смертью «приказала» своему деверю. Таким образом, помимо княжеских и общинных монастырей, существовали обители, ктиторами которых были бояре. По-видимому, такими монастырями первоначально являлись Палеостровский монастырь, вкладчиками которого «были скотники и помужники Толвуйской земли», новгородские бояре Андрей Иванович, Дмитрий Васильевич и другие, составившие данную № 90, а также Спасский Ве-рендовский монастырь, получивший значительные земельные владения от «сшшских сябров», новгородских бояр Григория, Кирилла Андреевича и других по данным № 107 и 109. Некоторые новгородские бояре основывали монастыри, давали им села и становились их настоятелями: Олекса Михайлович в конце XII в. основал Хутынский монастырь, став его игуменом, выделил из своих владений села для монастыря (по данной № 104), после смерти был причислен к лику святых под именем Варлаама Ху-тынского; еще один новгородский боярин, причисленный к лику святых — Варлаам Важеский, был в миру посадником Василием Степановичем, основавшим Богословский Важский монастырь и подарившим обители ряд сел (по данной № 280).

Однако не только религиозные мотивы побуждали новгородцев дарить земли монастырям и церквам. Помимо предсмертного пострижения и посмертного поминания, по замечанию А. А. Савича, «жертвователь-вкладчик мог рассчитывать на материальную поддержку монастыря в „черный день"».150 Пример этому положению содержится в духовной № 294, в которой чернец Алексей Фатьянов передает свою Толвуйскую вотчину Вяжищскому монастырю с условием владеть ею «до своего живота», «а где будет какова християнина или на землю окупить или помочи чим на буди, а то игумену Якиму и всей братье с Олексеем сопча, а где будет о той земли или о християнине каково слово обидное, ино им стоять с единого».

В некоторых случаях вкладчики вынуждены «дарить» землю монастырю, который был их кредитором. Примером такого «дарения» является грамота Климента (№ 105), который, не сумев выплатить Юрьеву монастырю долг в 20 гривен, дает «два села с обильем». Такие случаи нередко встречаются в данных Северо-Восточной Руси.151

Новгородские данные оформлялись не только на земли, передаваемые церковным корпорациям, но и на собственность, передаваемую светским лицам, родственникам. Среди двинских данных сохранились две, где речь идет о передаче при свидетелях крестьянами своих участков зятьям в качестве приданого за дочерьми (№ 156, 254). Думается, «светских» данных было в древности значительно больше (они встречаются и среди актов Северо-Восточной Руси),152 но до нас дошли единицы главным образом потому, что эти документы, по-видимому, довольно редко попадали в монастырские архивы, из которых происходит подавляющее большинство известных ныне частных актов XIV—XV вв.