Орлята партизанских лесов

Яков ДАВИДЗОН

Беглец. Ваня Шкелев

В брянском селе Гута — родном селе Вани Шкелева — новоявленный староста держал речь. Ваня стоял рядом с отцом. «Стрельнуть бы в этого фашиста,— тихонько сказал Ваня своему другу Сеньке Абраменкову.— Вишь, как пугает, гад...»

—        Чтоб теперь с оружием я тебя не видел! — вдруг вмешался отец.

—        С каким оружием? — притворился Ваня.

—        Которое вы с Семеном в овраге прячете!

Если немцы или полицаи обнаружат — нас всех   до   последнего   расстреляют.   От   этой «власти» жди только худого.

Ручной пулемет, карабин и две коробки с патронами они подобрали на месте боев. Это была их самая сокровенная тайна. Но сколько раз Ваня убеждался, что от отца ничего не скроешь. Его Ваня любил и уважал: справедлив, зря не наказывал. Когда бывал в настроении, рассказывал о революции, о том, как сражался с разными врагами за Советскую власть. С нетерпением ждал Ваня праздники — 1 Мая и 7 Ноября. В эти дни надевал отец свои боевые награды... Ваня даже не догадывался, что отец — бывший красногвардеец — вовсе не собирался мириться с «новым порядком», который устанавливали на советской земле фашисты. Он прочесывал окрестные леса и овраги в поисках военного снаряжения. Помогал ему старший сын Алексей. Однажды они и наткнулись там на ребят.

...Село взбудоражили выстрелы, конский топот и два сильных взрыва. Когда Ваня и Семен прибежали на место происшествия, дом старосты имел странный вид — стекла вылетели вместе с рамами, крыша съехала набок, черный дым сочился через оконные проемы. Староста в нижней рубахе, с автоматом в руках никак не мог попасть ногой в стремя. Лошадь вертелась вьюном, какой-то полицай пытался ее удержать, но получил удар копытом. Другие полицаи грузили в повозку ящики и тяжелый стальной сейф, который до войны стоял в просторном кабинете председателя колхоза.

Наконец староста таки взгромоздился на коня, дал команду и полицаи, не оглядываясь, ускакали.

—        Драпанули! — радостно   воскликнул   Ваня.— Вот   так   партизаны!   Слушай,   Семен, махнем в партизаны?

—        Не-е,— протянул     Семен,— не    теперь... Отец узнает, выпорет...

—        Струсил?

— А ты-то сам в партизаны пойдешь? — спросил Семен и испытующе посмотрел на друга.

Ваня на секунду задумался — нелегко дать ответ сразу. — Пойду! — сказал   Ваня   и   испугался   собственных   слов:   если   отец узнает...

Ваня вернулся домой. Отец возился на огороде. Старший брат Алексей пилил дрова. Он внимательно посмотрел на Ваню, но ни о чем не спросил. «Лишь бы сумку мою военную не увидели»,— подумал Ваня. Командирскую кожаную сумку он подобрал еще в прошлом году, когда отступили наши войска. В ней, правда, ничего секретного не оказалось — две листовки с призывом бить ненавистных фашистских поработителей, красный карандаш с золотой надписью «Тактика», фотография военного с девочкой и чистый блокнот. Листовки они с Семеном приклеили клейстером на второй день после появления старосты — одну на ворота его дома, а другую — на столбе посреди сельской площади. В сумку Ваня вложил карту Украины из учебника географии и портрет легендарного комдива Котовского.

Ваня незаметно прихватил в доме краюху хлеба и две луковицы. В сарай он прошмыгнул, когда брат отправился к отцу на огород. Достать сумку, положить в нее пропитание на дорогу и выбежать на улицу было делом минуты.

Вскоре Ваня торопливо шагал по лесной тропе, направляясь на большак Рославль — Мглин.

Где он будет искать партизан, Ваня не представлял.

Напевая песенку из кинофильма «Три танкиста» — «Броня крепка, и танки наши быстры, и наши люди мужеством полны...» — шагал Ваня Шкелев, десятилетний пионер и будущий партизан.

Выйдя из лесу, Ваня неожиданно для себя натолкнулся на вооруженных людей.

Одни сидели на телегах, другие стояли группками — курили, разговаривали. Бежать было поздно.

—        Эй, малец,— поманил Ваню бородатый человек с автоматом.— Пойди сюда!

Ваня смело подошел.

—        Откуда будешь? — спросил бородатый.

—        Из Гуты,— ответил Ваня и вдруг вспомнил, что на боку у него командирская сумка.

—        Ты куда это бежать собрался? — спросил бородатый, успев схватить сумку за ремень.

Тут только Ваня обратил внимание, что у некоторых на пилотках были красные ленточки.

—        К партизанам! — смело выпалил он.— К вам!

—        А откуда ты знаешь, что мы партизаны?

—        Чего уж тут! Красные ленточки только у партизан!  Возьмите меня с собой!

—        А ты кто будешь?

—        Иван Шкелев. Пионер.

—        Ты здешний? — спросил Николай Зебницкий, командир партизанского

отряда имени Дзержинского. Было командиру 23 года, и этот «мужичок

с ноготок» пришелся ему по душе.

—        Здешний...— начал было Ваня, да спохватился: а вдруг в село отведут!

Поспешил поправиться: — Почти что здешний...

Зебницкий не обратил внимания на его уклончивый ответ. Спросил заинтересованно:

—        Ширковку знаешь?

Еще бы не знать Ване Ширковку! Он туда до войны в школу ходил, товарищей там — не перечесть.

—        Знаю! И где полицаи живут, тоже знаю.

—        Ого! Да ты, оказывается, шустряк! — рассмеялся Зебницкий. И уже серьезно спросил: — Можешь незаметно провести к управе? Так, чтобы никто нас не увидел?

—        Чего уж проще! Я даже знаю, где в деревне спрятаны винтовки и патроны. Когда Красная Армия уходила, тогда еще спрятали!

—        Ну и хлопец! Ну и молодец! — воскликнул Зебницкий.

—        Так возьмете с собой? — напрямик спросил Ваня.

—        Об этом  мы после поговорим,— сказал командир  и  скомандовал: —

Мальчика — в голову колонны!

У Ширковки оказались в самый разгар дня. Полицаи меньше всего ожидали нападения. В управе находились лишь дневальные. Остальные разбрелись по домам. Вот когда пригодилась Ванина наблюдательность: он знал наперечет, где живут предатели. Зебпицкий выделил несколько групп и направил их по Ваниным адресам. Сам же двинулся к управе, строго-настрого запретив Шкелеву высовываться под пули. Настроение у Вани подупало, потому что он рассчитывал участвовать в настоящем бою. Больше того, он как раз собрался попросить у командира хотя бы наган...

—        Как только начнут стрелять,— сказал Зебницкий,— лечь под забором и ни с места. Понял?

—        Чего там...

—        Партизан Шкелев! — строго возвысил голос Зебпицкий.— Это приказ командира. Нужно отвечать — есть!

—        Есть...

—        Это другое дело. Теперь последнее: если пойти к управе во-он за теми домами, никто нас не заметит?

—        Никто... Только и вы никуда не дойдете. Там забор высоченный и еще каменный сарай. Нужно вокруг дома с колодцем — видите? — обойти, там калитка прямо к управе выходит.

—        Понятно. Заремба, останешься прикрывать нас! — Командир партизанского отряда  строго  посмотрел  на немолодого партизана  с  охотничьим ружьем.

— Есть, прикрывать,— ответил тот и сказал Ване: — Теперь мы с тобой в заслоне, как бы получается...

Ваня выбрал себе местечко в тени под вишней, устроился поудобнее. С Зарембой в разговор не вступал. Он старался показать, что страшно обижен таким бесцеремонным отношением к своей персоне. Как вывести партизан на управу — Ваня нужен, а как дать наган и взять в бой — пожалуйста, сиди под забором.

Автоматная очередь разогнала сонную послеобеденную тишину. Выстрелы зачастили в разных концах села. Вскоре, однако, все стихло, откуда-то долетали громкие голоса.

—        Конец,— прислушавшись, сказал Заремба.— Пойдем и мы.

Возле управы Зебницкий разговаривал с жителями села. Он набирал новичков в отряд и с каждым хотел поговорить лично. Склад с оружием уже нашли, и командир отряда вручал партизанам винтовки. Заремба шел впереди, Ваня за ним, чуть приотстав. Это-то его и спасло от неприятностей. Еще издали Ваня увидел школьного учителя. Кто-кто, а учитель прекрасно знает, кто такой он, Шкелев, на самом деле. Если скажет командиру — прощай, отряд. Ваня юркнул в первый попавшийся двор. Сквозь щель в заборе увидел, как суетится Заремба, хватившись его. Потом старик подошел к командиру и что-то стал объяснять. Он смешно разводил руками, а Зебницкий, наверное,, сердился и выговаривал ему. Наконец командир махнул рукой, и Заремба поспешил уйти. Ване сразу стало жаль его: старый уже, а даже винтовки настоящей не имеет. «Ладно,— решил Ваня,— так и быть, отдам наш с Сенькой пулемет, когда в Гуту зайдем». Воспоминание о товарище натолкнуло на мысль, что отец уже, наверное, хватился его, ищет. Стало грустно, но Ваня крепился. «Когда узнает, что я в партизаны пошел, небось, простит»,— решил он.

Вскоре отряд Зебницкого выстроился в походную колонну. Вперед выслали разведку. Ваня огородами да садами следовал за партизанской заставой, прикрывавшей отход. Когда вступили в лес, Ваня смело догнал партизан.

—        Ты гляди-гляди, пропажа объявилась! А командир его обыскался! —

воскликнул партизан в тельняшке.— Давай-ка к нам, мальчик!

—        Живой! — только и сказал Зебницкий, увидев Ваню.

—        Чего со мной случится! — протянул Ваня, во все глаза выглядывая школьного учителя. Но напрасно тревожился — учитель остался в селе.

Когда пришли на лесную базу, Зебницкий приказал пошить юному партизану форму — сапоги, штаны и гимнастерку. Но самым ценным приобретением Вани Шкелева была настоящая буденовка. Хоть и великовата оказалась, но с буденовкой Ваня не расставался никогда.

Стал Ваня Шкелев партизанским разведчиком. Маленький, проворный, он ходил по селам, высматривал, передавал сведения, добытые партизанскими помощниками. Когда отряд Зебницкого направился в Белоруссию, командир приказал Шкелеву остаться во 2-й Клетнянской партизанской бригаде, в сещенских лесах. Как ни больно было расставаться с людьми, к которым Ваня привык за эти несколько месяцев, приказ нарушить не осмелился. Единственное, что смягчало горечь расставания, было то, что в бригаде воевали отец Вани и старший брат Алексей.

— А мы уж думали — пропал Ванюша,— со слезами на глазах обнял Ваню отец. А потом сказал: — Выдрать бы тебя не мешало... Да авторитет твой подорвать боюсь...

Первые капли дождя упали, когда отряд выходил из лагеря.

—        Самая что ни есть партизанская погода,— сказал кто-то у Вани за спиной.

—        Глядишь, припустит вовсю, немцы попрячутся в укрытия,— обрадовано подхватил Ванин отец.— А нам только это и нужно!

Некоторое время назад командование бригады обнаружило странную закономерность: стоило какому-нибудь отряду покинуть базу и выйти из лесу, как он попадал в засаду или встречал на своем пути сильный заслон. Сначала думали, что в бригаде появился предатель. Были усилены меры предосторожности: о выходе на задание знали только командиры. Рядовые бойцы узнавали о походе перед самым началом операции. Новички проходили строжайшую проверку.

Но неудачи продолжали преследовать партизан. Наконец все разъяснилось. В трех десятках километров от базы находился военный аэродром. Когда фашистское командование потеряло всякую надежду справиться с партизанами, оно подключило к борьбе с народными мстителями авиацию. На аэродроме появилась «рама» — специальный самолет-разведчик со сдвоенным хвостом. «Рамы» беспрепятственно парили в небе, и самый маленький отряд, появлявшийся из лесу, немедленно засекался. Остальное, как говорится, было делом техники.

—        Пока мы не разгромим аэродром, немцы будут держать нас на мушке,—

сказал на совещании командиров отрядов командир Клетнянской партизанской бригады.— Знаю, что вы скажете мне: пробиться к взлетной полосе практически невозможно. И тем не менее мы должны это сделать. С завтрашнего дня начать тщательную разведку. В одну из разведгрупп попал и Ваня Шкелев.

С восходом солнца партизаны залегли на подступах к аэродрому. Первые лучи осветили доты и дзоты, ряды колючей проволоки, замаскированные специальными сетями бомбардировщики. Густо стояли часовые. G восходом солнца аэродром ожил. Сновали из конца в конец бензозаправщики, механики прогревали моторы. Несколько самолетов готовились к вылету: с них сняли маскировочные сети, было хорошо видно, как подвешивались под крылья тяжелые бомбы.

Ваня прислушивался к разговору старших. Его так и подмывало сказать: «Пошлите меня, я проползу, как уж, и разведаю подходы!» Словно прочитав его мысли, командир задумчиво заметил: —  Конечно,  один-два человека могут подползти к колючей проволоке. Скажем, Ваня наш или еще кто. Ну, посмотрят, ну, расскажут нам, как выглядят фашистские асы вблизи. А толку? Заминировать полосу ведь не удастся...

Ваня не знал, что командование бригады пыталось найти помощников среди людей, которые работали на аэродроме, а то и заслать своего под видом обслуживающего персонала. Однако гестапо было начеку, и выполнить задуманный план не удалось. Кроме того, поджимало время: «рама» связала партизан по рукам и ногам, лишив их возможности действовать в полную силу. Ведь бригада практически находилась в кольце, и даже ночью трудно было выбраться из леса.

...Дотемна разведчики искали какую-нибудь «щелку» в охране гитлеровцев. И не находили. Когда группа расположилась на невысоком пригорке, откуда весь аэродром был на виду, командир воскликнул:

—        Есть! Есть план! Дадим мы фашистам жару!

Но больше он не произнес ни слова. Приказал возвращаться и всю дорогу до лагеря молчал. Едва ступили на территорию базы, отпустил партизан, а сам поспешил в штаб. Ваня не сомневался, что командир задумал что-то очень важное и серьезное. Его волновал один вопрос: найдется ли и ему, Ване Шкелеву, место в отряде, который отправится громить врага. А разговор в штабной землянке происходил вот о чем.

—        К аэродрому, как мы ни старались, подойти близко не удалось,— докладывал  командир  разведгруппы.— Мины,  колючая  проволока,  пулеметы держат под обстрелом каждый метр земли. Ночью тем более не пробьешься — «волчьи ямы», мины, прожекторы... И все же решение есть!

Командир разведгруппы сделал паузу. Командиры сидели молча, не спешили с расспросами.

—        Есть там одно местечко, пригорок. Аэродром как на ладони. Если незаметно подтянуть нашу артиллерию, можно бить прямой наводкой!

План был рискованный. Бригадные сорокапяти- и семидесятишестимиллиметровые пушки нужно было незаметно доставить на место, установить под самым носом у фашистов и открыть огонь. Не дав немцам опомниться, расстрелять самолеты, склады с боеприпасами и горючим и успеть скрыться.

—        Успех операции зависит от быстроты и тщательной подготовки. Рас

чет — на внезапность и дерзость,— подвел итог короткому обсуждению

командир бригады.

...Партизаны двинулись к аэродрому. Бесшумно катили на хорошо смазанных колесах орудия. Вскоре дождь ровно зашелестел в листьях. Ваня шел вместе с расчетом .станкового пулемета, куда его определили вторым номером.

В назначенное место вышли в темноте. Артиллеристы поспешили занять заранее указанные позиции. Маскировали орудия. Поудобнее укладывали снаряды. Взвод охранения изготавливал к бою пулеметы, беря на прицел огневые точки и казармы.

Работали молча, сосредоточенно. Ваня проверял патроны и в мыслях подгонял наступление утра. Больше всего ему хотелось увидеть, как вспыхнут ненавистные самолеты с черными крестами. Сколько раз, вжимаясь в землю, Ваня исподлобья вглядывался в небо, где кружили бомбардировщики. Свистели бомбы, и земля дрожала от взрывов...

—        Еще раз предупреждаю,— раздался голос командира отряда.— Стрелять

лишь по сигналу красной ракеты!

Дождь утихал. В неясном предутреннем свете проявлялись самолеты, склады, казармы.

Красная ракета взлетела неожиданно и повисла в сером небе. И тут же воздух задрожал от пушечных выстрелов. У самого уха Вани загремел пулемет. Ване некогда было даже взглянуть на аэродром — он следил, чтобы не заело ленту. Когда же ему удалось краем глаза увидеть поле боя, он с радостью обнаружил, что тут и там на аэродроме пылали огромные костры. Рвались боеприпасы. Немцы беспорядочно стреляли, но трассирующие пули пролетали высоко.

Через много лет встретился И. А. Шкелев с дважды Героем Советского Союза А. Ф. Федоровым. И сразу же речь зашла о товарищах, судьбы которых еще не известны.

Когда взрыв всколыхнул воздух и невидимая сила смахнула Ваню с пригорка, раздалась команда:

—        Всем уходить!  Орудиям — сниматься с позиций!  Взвод охранения —

занять место в конце колонны!

...Еще долго гул разрывов и эхо беспорядочной стрельбы доносились до партизан, быстро удалявшихся от места боя. Охранение — там находился и Ваня Шкелев — было готово встретить преследователей. Но гитлеровцы так и не решились броситься вдогонку. Впрочем, им было тогда не до этого. Неожиданный налет партизан надолго вывел из строя аэродром.

—        Теперь будут знать, как бомбить нас,— сказал  Ваня отцу, который шагал рядом с ним.

—        Будут, сынок,— ответил отец.— Не только это будут помнить — проклянут минуту, когда решились напасть на нашу страну...

...Никто уже не сказал бы, сколько дней и ночей продолжался этот бой. Не успевал он утихнуть в одном месте, как с новой силой вспыхивал в другом. Каратели шли по следам партизан. Много суток люди не ели горячего, не пили кипятку. Спали на ходу, падали в снег и с трудом поднимались. Кто терял последние силы, мог надеяться только на руку друга. Кончались патроны, и каждая граната была на вес золота. Февраль сорок третьего выморозил до дна даже никогда не замерзавшие прежде болота. 2-я Клетнянская бригада из последних сил отбивалась от врага. Лунные, морозные ночи были наполнены тревожным ожиданием. Разведчики возвращались с невеселыми сведениями: бригада в кольце, и кольцо с каждым днем и часом стягивалось туже и туже.

—        Ты, Ванюша, держись середины колонны,— сказал отец, когда объяви

ли короткий привал.— Оно надежнее так...

Ваня с жалостью посмотрел на отца. Щеки у него были отморожены, почернели, глаза горели каким-то нездоровым огнем, пальцы едва держали автомат. Время от времени отец загребал рукой пригоршню снега и запихивал его в рот. Губы кровоточили, а от снега лопались еще сильнее. Ване тоже хотелось пить, а еще больше — есть.

—        В середине колонны должны быть раненые,— ответил Ваня.— А я здоров.

—        Эх, сынок, нелегкая тебе досталась доля,— с трудом говорил отец. Он

сидел прямо на снегу, откинувшись спиной па вековой дуб.

—        Ничего фашисты с нами не сделают,— сказал Ваня.— Вот посмотришь!

Шкелев-старший попытался было улыбнуться, по кровоточащие губы причинили ему такую боль, что лицо невольно искривила болезненная гримаса.

— А знаешь, Ваня, наверное, ты прав,— продолжал, чуть приободрившись, отец.— Сколько на нашу молодую республику бед наваливалось, сколько раз предрекали нам конец... А мы только сильнее становимся после всех испытаний. У меня ведь это — третья война: сначала первая империалистическая, потом гражданская. Теперь с фашистами нужно рассчитаться... У Вани от голода кружилась голова, и порою его охватывало такое чувство, словно он вот-вот взлетит над землей.

—        Возьми,— сказал   отец,   протягивая   Ване   крошечную,   в   полкулака,

черствую горбушку.— Последняя...

Ваня жадно схватил хлеб и впился в него зубами. Он съел почти половину, как вдруг его словно молния пронзила. Он вспомнил, что в середине колонны на уцелевших санях лежат раненые. И в последний раз их кормили два

дня назад...

Ваня поднялся и, ничего не сказав отцу, пошел по глубокому снегу. Сугробы доходили до пояса, в некоторых местах Ване приходилось разбивать

твердый наст руками.

Он подошел к первым же саням. Там лежали закутанные в одеяла и прикрытые сеном двое. Один был без сознания и что-то невнятно говорил в бреду. Второй партизан лежал с открытыми глазами и смотрел в небо. Он заметил Ваню и спросил:

—        Немцы далеко?

—        Не слышно уже вон сколько времени,— сказал Ваня как можно бодрее.

—        Это хорошо, глядишь — и оторвемся... Хотя нет, не оторвемся... Нам бы

пургу, снег... А нынче даже ночью светло, как днем...

В хвосте колонны дробно застучал пулемет, ему стали вторить автоматы. Глухо разрывались мины.

—        Сниматься!  Немедленно сниматься! — побежал приказ  от партизана

к партизану. Все задвигались, стали подниматься, выстраиваться в колон

ну по четыре.

Ваня даже не попрощался с раненым и побежал туда, где находился отец. Но отца на месте уже не было, мимо бежали люди, испуганно ржали от близких разрывов кони. Фашисты стреляли разрывными пулями, и лес наполнился страшным гулом. Казалось, пули летели отовсюду и от них не спастись.

—        Эй, парень, сюда! Ко мне! — чей-то резкий голос вывел Ваню из растерянности.

Он увидел высокого партизана с ручным пулеметом и двумя запасными дисками под мышкой. За спиной у него висел тяжелый вещмешок.

—        Хватай диски и за мной! — приказал он.— Куда это задевался мой

второй номер?

Он сунул Ване в руки диски и кинулся вперед, даже не посмотрев, бежит ли юный помощник за ним. Доверие окрылило Ваню, и он вовсю старался не отставать от пулеметчика. Мимо проносились сани, бежали люди. Стрельба приближалась.

—        Здесь! — крикнул высокий партизан и кинулся в снег. Он ловко пристроил пулемет между двух сосен-близнецов.  Руками разгреб снег, поудобнее улегся. Потом, что-то вспомнив, приподнялся, быстро вытащил из вещмешка две гранаты на длинных ручках. Положил справа от себя.

—        Идут! — крикнул пулеметчик.— Идите, идите!  Голову, голову убери,

парнишка! — обратился он к Ване, и тот страшно удивился, как это партизан  заметил, что он приподнялся, чтоб лучше увидеть  наступавших фашистов.

Немцы шли по дороге. Их черные шинели резко выделялись на снегу.

—        Ближе,   ближе! — приговаривал   пулеметчик,   прильнув   к   прикладу

«Дегтярева».

Он подпустил их так близко, что Ваня испугался. Ему показалось, что фашисты видят их и хотят взять живыми.

Пулемет выпустил длинную очередь, и первые два ряда фашистов, как марионетки на ниточках, задергались на месте и попадали. Фашисты попытались обойти пулемет с фланга, но две гранаты на время остановили   их.   Офицер,   размахивая   пистолетом,   поднял-таки   солдат в атаку.

—        Давайте, давайте сюда! — кричал партизан, и его пулемет «вырубывал

просеки» в рядах наступавших.

Вскоре немцы подтянули минометы, и мины разорвались за спиной у партизанской засады.

—        Вот теперь самое время и позицию поменять,— сказал пулеметчик.—

За мной!

Они отползли назад, и глубокий снег надежно скрыл их от глаз противника. Когда они догнали партизанское охранение, позади все еще рвались мины...

Спустя два дня, в пургу, партизанская бригада прорвала окружение и примкнула к соединению Федорова. С частями Советской Армии Ваня Шкелев встретился на реке Сож.

...В Калининграде хорошо знали штурмана дальнего плавания коммуниста Ивана Афанасьевича Шкелева. «Это человек с партизанской закалкой»,— говорили о нем товарищи.

—        Ты, Иван Шкелев, за свои двенадцать лет достаточно навоевался,— сказал ему командир дивизии, к которому он обратился с просьбой зачислить в ряды Советской Армии.— Теперь твое дело — учиться и учиться! А фашистов мы добьем, можешь не сомневаться!