ЯЗЫЧЕСТВО ДРЕВНЕЙ РУСИ

 Борис Александрович Рыбаков

Священные места

      К моменту сложения древнерусского государства и  в  первые  два

  столетия его  существования  на  широком  пространстве,  заселенном

  восточными славянами, было, по всей вероятности, множество языческих

  святилищ и священных мест как общего ритуального назначения, так  и

  посвященных отдельным божествам. Об  этом  говорит  обилие  "святых

  озер", "святых рощ" и селений, носящих языческие имена.

      При  сплошном   обследовании   языческой   топонимики   (работа

  выполнена Т. В. Сергиной) выявляется несколько тематических  групп.

  На первом месте стоят топонимы,  связанные  с  Волосом-Велесом;  на

  втором -- с женским божеством, чаще всего уже в христианизированной

  форме от имени богородицы Марии: Волосово (много), Волосова (много),

  Волосовичи, Волосское, Волосов; Бабья гора, Бабий лес,  Бабий  дуб,

  Марьино (много), Марьина (много), Марьино озеро, Марьина роща и др.;

  Святое озеро (много), Красная гора (много),  Святая  роща,  Красный

  холм (много), Божья гора.

      Кроме того, в топонимике отражены и  другие  языческие  сюжеты:

  Перенов бор, Ворожба, Колдуны, Ярилова, Русаловка,  Лелев,  Игрище,

  Упыревка и др.

      В ряде случаев  мы  видим  древние  культовые  места  не  в  их

  первоначальной языческой форме,  а  уже  в  христианской  антитезе:

  Чертова (много), Бесова, Бисово, Гадово (много).

      Сохранность языческих топонимов  свидетельствует  о  длительной

  живучести  их  первоначальной  функции  и  о  постепенном   слиянии

  архаического славянского начала с христианским.

      Топонимический учет урочищ на его современном  уровне  дает,  к

  сожалению,  крайне  отрывочную  и   неполную   картину,   так   как

  систематического изучения не было и его крайне трудно  осуществить.

  Такие моления, как если "кто под овином молится или во ржи или  под

  рощением или у воды", не оставляли даже топонимических следов.

      Своеобразным  разрядом  культовых   мест   являлись   священные

  деревья и  святые  рощи,  "древеса"  и  "рощения"  по  терминологии

  средневековых книжников, неоднократно  упоминаемые  в  исторических

  источниках.

      Одним из почитаемых деревьев  была  береза,  с  которой  связан

  целый ряд весенних обрядов и хороводных песен.  Не  исключено,  что

  береза была посвящена берегиням, духам добра и плодородия. Этнографы

  собрали много сведений о "завивании" молодых  березок,  о  весенних

  ритуальных процессиях  под  связанными  ветвями  берез.  Срубленная

  березка в семик (древняя дата --  4  июня)  служила  олицетворением

  какого-то женского божества и была центром всей семицкой обрядности.

  Вовлекаемые в языческий ритуал деревья щедро украшались  лентами  и

  вышитыми  полотенцами-убрусами.  Вышивка   на   убрусах   содержала

  изображения тех богинь, которым в эти сроки производились моления и

  приносились жертвы: фигуры Макоши и двух рожаниц (матери и  дочери)

  Лады  и  Лели.  Моления  в  "рощениях",  в  "древах"   могут   быть

  функционально уподоблены позднейшему церковному  богослужению,  где

  храму соответствовала роща или поляна в лесу, фресковым изображениям

  божеств -- отдельные  почитаемые  деревья  (или  деревья-идолы),  а

  иконам -- изображения Макоши и Лады на убрусах.

      Кирилл Туровский в XII  в.  характеризовал  новую  христианскую

  эпоху как время отказа от  обожествления  природы,  к  которой  так

  близко было языческое мировоззрение: "Обновися тварь ("тварь" -- все

  сотворенное творцом-демиургом) -- уже бо не нарекутся богом стихия,

  ни солнце, ни огнь, ни источницы, ни древеса" 10.

      Деревья,  расположенные  около  родников,  источников,  криниц,

  пользовались особым почитанием, так как  здесь  одновременно  можно

  было обращаться и к вегетативной силе  "рощения"  и  к  живой  воде

  бьющего из  земли  ключа.  Смысл  обращения  к  родниковой  воде  и

  возникновение сказочного понятия  "живой  воды"  объясняется  часто

  проводимой в антиязыческой литературе мыслью:

      "Рекосте: створим зълая, да придут  на  ны  добрая  --  пожьрем

  студеньцам и рекам и се тем, да улучим прошения  своя".  "Ов  требу

  створи на студеньци, дъжда искы от него" 11.

      10 Аничков Е. В. Язычество  и  древняя  Русь.  СПб.,  1914,  с.

  111.

      11 Аничков Е. В. Язычество и древняя Русь, с. 151.

      Смысл в обоих отрывках один и тот же: сделаем нечто  плохое  (с

  точки зрения христианина) -- принесем жертву роднику или реке и тем

  самым  получим  просимый  нами  дождь.  Подробнее  эта  тема  будет

  рассмотрена в главе о русалиях (глава 13).

      От  культа   березы   и   деревьев,   растущих   у   студенцов,

  существенно отличается культ дуба. Дуб -- дерево  Зевса  и  Перуна,

  крепчайшее и наиболее долговечное дерево  наших  широт,  --  прочно

  вошел в систему славянских языческих обрядов. Славянская  прародина

  находилась в зоне произрастания дуба, и верования, связанные с ним,

  должны восходить к глубокой древности.

      Вплоть  до  XVIII  --  XIX  вв.   дуб   и   дубравы   сохраняли

  первенствующее место в обрядности. Деревенский свадебный поезд после

  венчания трижды объезжал одиноко стоящий дуб; Феофан  Прокопович  в

  своем "Регламенте духовном" запрещает "пред дубом молебны петь" 12.

  Средневековые книжники очень часто в своих переводах словом "Доубъ",

  "Дабъ" обозначали не только дуб, как ботанический вид (quercus)  но

  и те слова, которыми в подлиннике означалось дерево вообще (dendron

  arbor). Многочисленные примеры приведены И. И. Срезневским 13.  Это

  свидетельствует о том, что, имея дело  со  священным  писанием  или

  житиями святых, русский переводчик, воспитанный в  почитании  дуба,

  считал, что всякое, упомянутое в таком особом тексте, дерево  лучше

  всего назвать дубом. Точно  так  же  "лес",  совокупность  деревьев

  (ksyla) переводилось нередко словом "дубрава".

      12  Гальковский  Н.  М.   Борьба   христианства   с   остатками

  язычества в древней Руси. Харьков, 1916, т. I, с. 54.

      13 Срезневский  И.  М.  Материалы  для  словаря  древнерусского

  языка. М., 1958, т. I, с. 740.

      Средневековая топонимика знает урочище Перунов дуб  в  Галицкой

  земле, что важно для нас как документирование посвящения дуба именно

  Перуну-громовержцу. Поклонение древних русов Перунову дубу  описано

  (ок.  948  г.)  императором  Константином  Багрянородным.  Подробно

  рассказав о многотрудном переходе русской торговой  флотилии  через

  днепровские  пороги  и  опасную  Крарийскую  переправу  (у  соврем.

  Запорожья),   Константин   пишет   о    благодарственном    молебне

  русов-язычников на острове Хортице:

      "Пройдя  это  место   (переправу),   они   достигают   острова,

  называемого Святым Григорием, и  на  этом  острове  совершают  свои

  жертвоприношения, так как там расти огромный дуб.  Они  приносят  в

  жертву живых петухов, кругом втыкают стрелы, а иные приносят  куски

  хлеба, мясо и что имеет  каждый,  как  требует  их  обычай.  Насчет

  петухов они бросают жребий -- зарезать ли их (в жертву), или съесть

  или пустить живыми..." 14.

      Тот участок Днепра, где  русы  приносили  жертвы  у  "огромного

  дуба", назывался "Перуня рень": здесь, по преданию, был выброшен на

  берег деревянный  идол  киевского  Перуна,  сброшенный  в  Днепр  и

  доплывший до Запорожья 15. Близ Запорожья, у речки Верхней Хортицы,

  до  наших  дней  существует  гигантский  дуб,  насчитывающий  много

  столетий своего существования. Его ствол -- свыше  шести  метров  в

  обхвате, высота -- 36 м, а размах его ветвистой кроны -- 43 м.  Это

  дерево может дать представление о том, как выглядел  священный  дуб

  Перуна в языческие времена 16.

      Дважды наука обогатилась находками  подлинных  священных  дубов

  языческого времени. Первая находка была сделана в 1909 г. В 8 км от

  устья Десны близ Никольского монастыря из воды был  извлечен  ствол

  дуба около 20 м длины 17. Дуб погиб сравнительно молодым -- судя по

  годичным кольцам, ему было около 150 лет.

      В свое время в толщу ствола были  врезаны  и  успели  врасти  в

  древесину четыре кабаньих челюсти, расположенные квадратом. Челюсти

  принадлежали молодым кабанам.

      Вторая  аналогичная  находка  дубового   ствола   с   кабаньими

  клыками была сделана в 1975 г, неподалеку от первой в Днепре,  ниже

  устья Десны 18. На высоте 6 м от корней в  ствол  дуба  были  также

  вживлены 9 кабаньих челюстей, образующих фигуру квадрата со стороной

  в 34 см. Нижняя часть ствола носит следы огня.  Дата  по  С  14  --

  примерно середина VIII в. н. э.

      Сочетание опаленного дуба  с  кабаньими  клыками  ведет  нас  к

  новогоднему циклу празднеств,  когда  сжигалась  дубовая  колода  и

  непременным блюдом  на  ритуальном  пиру  был  "васильевский",  или

  "кесаретский", поросенок -- 1 января в православном календаре  было

  днем Василия Кесарийского. Церковь не признавала январского  нового

  года, так как отмечала то 1 марта, то 1 сентября. День 1 января был

  просто днем Василия Кесарийского. Стоит  заметить,  что  ритуальное

  животное, закалываемое к Новому году, никогда не называется в народе

  свиньей, а всегда поросенком. Челюсти в древних дубах  принадлежали

  молодым особям. О магической силе кабаньих  клыков  косвенно  может

  свидетельствовать надпись XII в. на клыке из Вщижа: "А, Б, В,  Г...

  Г(оспод)и, помози рабоу своему Фоме" 19.

      14 Изв. ГАИМК. М.; Л.. 1934, № 91, с. 9-10.

      15 Шахматов А. А. Повесть временных лет. СПб.,  1916,  с.  149.

  16 Тилина В. А., Хуповка С. И. Запорiзьский дуб. Київ, 1979.

      17 Болсуновский К. В. Перунов дуб. Киев, 1914.

      18 Ивакин Г. Ю. Священный дуб языческих славян.  --  СЭ,  1979,

  № 2; Боровский Я. Е. Мифологический мир древних киевлян. Киев, 1982,

  с. 60 -- 62. Реконструкция на с. 58.

      19 Рыбаков Б. А.  Стольный  город  Чернигов  и  удельный  город

  Вщиж. (По следам древних культур). М., 1953, с. 118.

      Чтобы  завершить  это  краткое  упоминание  о  культе  рощении,

  остановлюсь на миниатюрах Радзивиловской летописи, в состав которых

  вошли копии более древних киевских лицевых летописей 997 -- 1076 гг.

      Рассмотрим  рисунки  на  киевском  своде  997  г.  Из   перечня

  исключены начальные миниатюры с маргинальными подписями, которых не

  было в своде конца X в. Деревья нарисованы в следующих случаях:

   Лист 10 об. верх    Олег прибывает в Киев

        34 об. верх    Вятичи

        41     Охота   Люта Свенельдичь

        42 верх        Смерть Олега Святославича, похороненного по

                       языческому обряду 977 г.

        42 низ         Владимир вокняжился в Новгороде

        43             Владимир под Киевом у Капич (капища) 980 г.

        43 об.         Осада Родня (город бога Рода?) 980 г.

        46             Вятичи

        46 об.         Выбор жертвы Перуну. 983 г.

        48 об. верх    Владимир-язычник. Выбор новой веры

        49                              

        58 об. верх                     

        59                              

      В других разделах Радзивиловской летописи, восходящих  к  более

  поздним лицевым рукописям, тема деревьев связана не с язычеством, а

  с показом пустынности, севера, чужой земли.

      В  этом  перечне  миниатюр,  восходящих   к   своду   997   г.,

  подчеркнуты те сюжеты, которые связаны с язычеством как таковым или

  с Киевом языческого периода. С принятием  христианства  изображение

  священных рощ около Киева  исчезает  со  страниц  лицевой  киевской

  летописи. Православный Киев лишен этого языческого символа, что было

  в полном  соответствии  с  уставом  "князя  Владимира,  крестившего

  Русскую землю: "А се церковнии суды... или кто молится под  овиномь

  или в рощении или у воды" 20. До принятия христианства "решения" на

  миниатюрах   за    несколькими    исключениями    (охота,    лесные

  вятичи-язычники) в этом отрезке летописи  всегда  связаны  с  темой

  язычества, и Киев показан как средоточие культа рощении, что отчасти

  и подтверждается рассмотренными выше древними  дубами,  оснащенными

  кабаньими клыками.  Символические  рисунки  священных  рощ,  как  и

  полагается, изображены на четко обозначенных горах (листы  46,  48,

  49, 58, 59).

      20 Щапов Я. Н. Древнерусские княжеские  уставы  XI  --  XV  вв.

  М., 1976, с. 23.