Русская история. Романовы

 Великая княгиня

Ольга Александровна

Русская история и культура

Рефераты по истории России

Династия Романовых

     Спальня у Ольги в Гатчинском дворце осталась  прежней,  но

как только девочке исполнилось семь лет, ее столовую превратили

в классную комнату. Там она вместе с одиннадцатилетним Михаилом

занималась  с девяти утра до трех дня. С той поры брат и сестра

стали неразлучными.

     - У нас с ним было  много  общего,  - рассказывала  мне

Великая  княгиня. - У нас были одинаковые вкусы, нам нравились

те же люди,  у  нас  были  общие  интересы,  и  мы  никогда  не

ссорились.

     Когда ее разлучали с братом, Ольга приходила в отчаяние. В

таких  случаях  она  умудрялась  переслать  брату записку через

кого-то из слуг. Подобный способ общения  перерос  в  привычку.

Иногда  она посылала Михаилу два или три письма в день. Однажды

Великая княгиня показала мне несколько записок, нацарапанных на

бумаге  с  Императорским  гербом,  какие  она  писала  брату  в

Гатчине:

     "Мой  милый  старый Миша! Как твое горло? Мне не разрешают

видеться с тобой, я тебе кое-что пришлю! А теперь прощай. Целую

тебя, Ольга".

     "Милый Миша! Мама не разрешит мне выходить гулять  завтра,

потому  что  я гуляла сегодня утром. Пожалуйста, поговори с ней

еще раз. Страшно извиняюсь. Ольга".

     У маленькой Ольги было несколько ласкательных прозвищ  для

Михаила,   но  чаще  всего  она  называла  его  "милый  дорогой

шалунишка", которое  так  и  осталось  за  ним  на  всю  жизнь.

Позднее, став уже взрослыми, они бывали на официальных приемах,

и   Ольга  Александровна,  зачастую  забываясь,  в  присутствии

онемевших от изумления сановников, обращалась к  брату:  "милый

шалунишка".

     Слушая  рассказы  Великой  княгини  о  далеких ее школьных

годах,  я  ловил  себя  на  мысли  о  том,  что,  несмотря   на

превосходное  воспитание, которое получили дети Александра III,

образование  их  оставляло  желать  много   лучшего[Лишь   двое

представителей  царствующего  Дома  Романовых  из  девятнадцати

получили соответствующее своему высокому положению образование:

Александр  I,  ученик  Фредерика  Лагарпа,  и   Александр   II,

наставником   которого   был   поэт   В.А.Жуковский.  Основными

предметами в обучении младших сыновей Императора были  языки  и

военные дисциплины.]. Великая княгиня называла мне имена многих

наставников,  которые все до одного были выбраны ее родителями.

В их  числе  были  мистер  Хит,  учитель  английского  и  месье

Тормейе,   учитель   французского   языка,  и  один  безымянный

господин,  который  преподавал  Царским   детям   географию   и

раздражал их тем, что слишком серьезно относился к самому себе.

Хотя  он  никогда  не  покидал  пределов  Петербурга,  он  имел

обыкновение  с  большим  апломбом  рассказывать   о   заморских

странах,  подробно описывая ландшафты и растущие в этих странах

цветы, словно успел объездить весь мир. Великий  князь  Георгий

всякий  раз охлаждал рвение бедняги. Стоило географу заговорить

о каком-то очередном памятнике скульптуры или  цветке,  Георгий

вежливо спрашивал: "А вы сами его видели? А сами вы нюхали этот

цветок?" На что бедняга мог лишь робко ответить: "Нет".

     По словам его сестры, Георгий был большим проказником. Его

классная  комната  находилась  рядом  с комнатой брата Николая,

Наследника престола,  который  хохотал  до  слез,  слушая,  как

терзает   учителей   Георгий.   Николаю   было   часто   трудно

сосредоточиться во время занятий, потому что Георгий то и  дело

отвлекал его.

     - Вообще  говоря,  у  Георгия было особое чувство юмора.

Всякий  раз,  как  он  выдавал  особенно  удачную  шутку,  Ники

записывал  ее  на  клочке бумаги и прятал в "шкатулку курьезов"

вместе с другими памятками своего отрочества. Шкатулку  эту  он

хранил  у  себя  в  кабинете, когда стал царем. Зачастую оттуда

слышался его веселый  смех:  Ники  перечитывал  извлеченные  из

тайника шутки брата.

     В довершение всего, у Джорджи был соучастник его проделок,

причем,  весьма  живописный.  Это  был  зеленый  попугай Попка,

который почему-то не любил мистера Хита. Всякий раз, как бедный

учитель входил в комнату Джорджи,  попугай  начинал  злиться  и

затем передразнивать мистера Хита, щеголявшего своим британским

произношением.  В  конце концов мистер Хит до того рассердился,

что перестал давать Джорджи уроки до тех  пор,  пока  Попку  не

унесли в другое место из классной комнаты брата.

     Царских детей обучали танцам, русскому языку и рисованию.

     - Танцы  были  одним  из  важных "предметов", которым мы

занимались вместе с Мишей. Учителем танцев у нас  был  господин

Троицкий, натура артистическая, очень важный, у него были белые

бакенбарды  и  офицерская  осанка.  Он  всегда  ходил  в  белых

перчатках и требовал, чтобы на рояле его аккомпаниатора  всегда

стояла ваза со свежими цветами.

     Прежде  чем начать па-де-патине, вальс или польку, которую

терпеть не могла, мы с Мишей должны  были  сделать  друг  другу

реверанс и поклониться. Мы оба чувствовали себя такими дураками

и  готовы были провалиться сквозь землю от смущения, тем более,

что знали: вопреки нашим протестам,  казаки,  дежурившие  возле

бальной  комнаты,  подсматривают  за  нами в замочные скважины.

После уроков они всегда встречали нас  широкими  улыбками,  что

еще больше увеличивало наше смущение.

     Похоже   на   то,  что  лишь  уроки  истории  и  рисования

по-настоящему привлекали юную Великую княжну.

     - Русская  история,  -  признавалась   она   мне,   -

представлялась  как  бы  частью нашей жизни - чем-то близким и

родным - и мы погружались в нее без малейших усилий.

     Утренние визиты в рабочий  кабинет  отца  становились  все

короче,  зато интереснее и разнообразнее. Ольга была достаточно

взрослой, чтобы слушать рассказы о прошлом - о Крымской войне,

об успехе отмены крепостного права, о великих реформах, которые

проводил ее дед, несмотря на отчаянное сопротивление со стороны

различных  кругов,  о  русско-турецкой  войне  1877   года,   в

результате    которой   Балканы   освободились   от   турецкого

владычества.

     Но в ее познаниях оставалось много пробелов. Как мы увидим

дальше, вместе со  своей  семьей  Ольга  переезжала  из  одного

дворца  в  другой,  расположенный  в  северной  части  Империи;

изучила Крым, познакомилась с Данией, куда ездила каждый год  в

гости  к деду, датскому королю Христиану IX и бабушке, королеве

Луизе. Однако дворцы Петергофа, Царского Села  и  Гатчины  были

расположены  в  том  регионе  империи,  который  был захвачен у

шведов Петром I [Автор ошибается. Земли, о которых идет речь, и

даже те, которые нынче входят в состав Финляндии, как  явствует

из Финского исторического атласа, некогда принадлежали Великому

Новгороду.  (Примеч.  переводчика).].  Сельское население здесь

составляли   так   называемые   чухонцы.   Это    древнерусское

определение   относилось  к  обитателям  восточной  оконечности

Балтийского побережья. Ни Ольга, ни остальные Царские  дети  не

вполне представляли себе, как живет население центральной части

России.  Знакомству  с условиями жизни подданных препятствовали

скорее принимаемые  меры  безопасности,  чем  вопросы  этикета.

Члены  Императорской семьи во время поездок из Санкт-Петербурга

в Крым пересекали всю Россию, но путешествовали они в тщательно

охраняемых Императорских поездах  под  бдительным  оком  солдат

Собственного   Его  Величества  Железнодорожного  полка.  Одним

словом, у них не было возможности изучить  свою  родину.  Можно

только удивляться, что юная Царевна с младенческих лет полюбила

простой  народ.  Она  знала простых людей потому что никогда не

упускала возможности приобрести себе друзей.

     - Моего отца они называли мужицким Царем, - сказала  мне

однажды Великая княгиня, - потому что он действительно понимал

крестьян. Подобно Петру Великому, он не переносил помпезность и

роскошь,  у  него  были  простые  вкусы  и,  по  его словам, он

чувствовал себя  особенно  свободно,  когда  мог  облачиться  в

простое  крестьянское  платье.  И  я  знаю,  что  бы  о  нем ни

говорили, простые люди любили его. Видели бы вы  эти  радостные

лица  солдат  во время маневров или после какого-нибудь смотра!

Такое выражение не появляется у  солдата  по  приказу  офицера.

Даже в раннем детстве я знала, как они ему преданы.

     После  1889  года  Ольга  уже не обедала и ужинала в своей

детской столовой каждый день. Часто случалось, что  по  приказу

Императрицы  миссис  Франклин надевала на девочку новое платье,

особенно  тщательно  расчесывала  ей  волосы,  и  младшая  дочь

Императора   отправлялась  в  дальнее  путешествие  в  одну  из

дворцовых столовых, где ей предстояло обедать  с  родителями  и

приглашенными в тот день гостями. За исключением званых обедов,

когда хозяева и гости трапезничали в Мраморной столовой рядом с

Тронным  залом  Павла  I,  живя  в Гатчине, императорская семья

обедала в просторной ванной комнате на первом этаже,  выходящей

окнами  в розовый сад. Комната эта действительно использовалась

в качестве ванной комнаты Императрицей Александрой  Федоровной,

супругой  Николая  I. У одной из стен стояла огромная мраморная

ванна, позади которой укреплены были  четыре  больших  зеркала.

Мать   Великой   княгини   велела   наполнить   ее  горшками  с

разноцветными азалиями.

     - Робкой я не была, - рассказывала Великая  княгиня,  -

но  эти  семейные  обеды скоро стали для меня сущей мукой. Мы с

Михаилом все время ходили голодные, а хватать куски в неурочное

время миссис Франклин нам не разрешала.

     - Голодные? - переспросил я, не скрывая изумления.

     - Ну,  разумеется,  еды  было  достаточно,  - принялась

объяснять  Ольга  Александровна,  - и хотя блюда были простые,

выглядели они гораздо аппетитнее, чем те, которые нам  подавали

в  детской.  Но  дело в том, что существовал строгий регламент:

сначала еду подавали моим родителям, затем гостям и так  далее.

Мы  с Михаилом, как самые младшие, получали свои порции в самую

последнюю очередь. В те дни считалось  дурной  манерой  и  есть

слишком  поспешно,  и  подъедать  все,  что  положили  тебе  на

тарелку. Когда наступал наш черед, мы успевали проглотить  лишь

один  или  два  куска.  Даже Ники однажды так проголодался, что

совершил святотатство.

     Великая княгиня рассказала мне, что каждый ребенок из Дома

Романовых при крещении получал золотой крест. Крест был полый и

наполнен пчелиным воском. В воск помещалась  крохотная  частица

Животворящего Креста.

     - Ники был так голоден, что открыл крест и проглотил все

его содержимое. Потом ему стало очень стыдно, но он  признался,

что  это  было  аморально вкусно. Я одна знала об этом. Ники не

захотел рассказать о своем проступке даже Георгию и Ксении. Что

же касается наших родителей,  то  не  нашлось  бы  слов,  чтобы

выразить их негодование. Как вы знаете, все мы были воспитаны в

строгом  послушании  канонам  религии.  Каждую  неделю  служили

литургии,   а   многочисленные   посты   и    каждое    событие

общенационального  значения  отмечалось торжественным молебном,

все это было так же естественно для нас, как воздух, которым мы

дышали. Не помню ни одного случая, чтобы кто-то из нас  вздумал

обсуждать  какие-то  вопросы религии, и все-таки, - улыбнулась

Великая княгиня, - святотатство моего  старшего  брата  ничуть

нас  не шокировало. Я только рассмеялась, услышав его признание

и впоследствии, когда нам давали что-то  особенно  вкусное,  мы

шептали друг другу: "Это было аморально вкусно", и никто нашего

секрета так и не узнал.

     Я  снова  выразил сомнение в том, чтобы наследник престола

мог оказаться настолько голодным, живя во дворце, где в кухнях,

кладовых, складах полно всевозможной еды.

     - Это так, но существовал строгий порядок,  - объяснила

Великая  княгиня.  - Подавали  завтрак,  ленч,  чай,  обед  и

вечерний  чай  все  в  строгом  соответствии   с   инструкциями

дворцовым  буфетчикам. Некоторые из этих инструкций сохранились

без изменения со времен Екатерины Великой. Скажем, в 1889  году

появились  маленькие  булочки  с  шафраном,  которые  ежедневно

подавались к вечернему чаю. Такие  же  булочки  подавались  при

дворе  еще  в  1788  году.  Мы с моим братом Михаилом то и дело

проказничали, но мы просто не могли зайти украдкой  в  буфет  и

попросить бутерброд или булку. Такие вещи просто не делались.

     Несмотря  на  то,  что  из-за  стола  приходилось зачастую

вставать голодной, такие семейные обеды были полезны  для  юной

Великой  княжны.  Разговаривать  за  столом  она не могла, зато

могла слушать. И  она  с  интересом  прислушивалась  к  каждому

разговору. Разговору, в котором участвовали члены императорской

фамилии,  иностранные  владетельные особы, министры и дипломаты

ее отца. И маленький ее мирок увеличивался  с  каждой  неделей.

Портреты  отдельных  лиц,  которые  она  набрасывала  для меня,

разительно отличались от тех, которые  изображали  впоследствии

историки.  Тем  не  менее,  портреты эти основывались на личных

впечатлениях  Великой  княгини  и   отражали   ее   собственные

воззрения.  Возьмем,  к  примеру, генерала Черевина, начальника

наводившей на всех  страх  Охраны,  который  часто  приглашался

Императором  к  обеду[Если  г-н Воррес подразумевает под словом

"Охрана"   Охранное   отделение,   прозванное   ее   негласными

сотрудниками-революционерами   "Охранкой",   то  он  ошибается.

Генерал-адъютант П.А.Черевин был начальником Дворцовой охраны у

Императора   Александра   III,   а   не   "Охранки"    (Примеч.

переводчика).].  Благодаря  его  личной  преданности Государю и

Императрице Черевин стал другом Императорской семьи,  но  я  не

могу  не  удивляться  тому,  что,  зная, чем занимается Охрана,

Великая княгиня, тем не менее, отзывалась о нем:  "Дружелюбный,

великодушный, скромный. Он был очень популярен в Петербурге".

     Неужели она не знала, что тысячи матерей, живших в столице

и ее окрестностях, пугали своих детей именем Черевина?

     В  столовой Гатчинского дворца Великая княгиня встречала и

знаменитого Победоносцева, бывшего некогда наставником ее отца,

теперь же  могущественного  Обер-прокурора  Святейшего  Синода.

Ольга  Александровна  призналась  мне,  что его боялись во всех

частях Российской Империи.

     - И все же люди были не вполне  справедливы  к  нему,  -

сетовала  она.  - У него была внешность аскета, и иногда глаза

его приобретали холодное, как сталь, выражение. Я знаю, что  он

был   ревностным   сторонником   самодержавия,   панславизма  и

антисемитом. Но в нем было и много хорошего. Я часто наблюдала,

как он добр с детьми. И он мог быть забавным. Но в его  внешней

неуязвимости  был  один изъян: он боялся призраков. Они с женой

занимали квартиру на Литейном в Петербурге.  В  доме,  где  они

жили,  водились  призраки. Победоносцев приглашал священников с

тем,  чтобы  они  изгнали  духа.  Несмотря  на  это,  невидимое

чудовище  то  и  дело  своими  когтями  срывало с Победоносцева

одеяла.  Победоносцев  был  до  смерти  напуган,  но  продолжал

оставаться в том же доме до тех пор, пока жена его не переехала

в  другое здание, куда последовал за ней и сам Победоносцев. Он

сам рассказывал эту историю. Мне часто приходит в голову мысль,

что если бы  публика  знала,  что  Победоносцев  может  чего-то

бояться, то она бы изменила свое мнение о нем.

     - Разве он не оказывал влияния на Императора? - спросил

я.

     - Полагаю, люди были склонны преувеличивать его  влияние.

Я   действительно   помню,   что  мой  отец  более  внимательно

выслушивал его, чем  других  министров,  - возразила  Великая

княгиня. - Однако отец обычно сам принимал решения, независимо

от  чьих-либо  советов.  Вы  знаете,  сколько  он  работал!  Те

короткие утренние встречи с отцом врезались мне в  память.  Его

рабочий  стол  был  буквально завален кипами бумаг. Уже потом я

узнала, что он  частенько  засиживался  за  работой  далеко  за

полночь.  Днем  он  принимал у себя министров, иерархов церкви,

губернаторов и других лиц. Даже  в  Крыму,  где  он,  казалось,

должен  был  бы  отдыхать от государственных забот, к нему то и

дело   приходили   государственные   бумаги,   а    приезжавшие

нескончаемой  вереницей  курьеры и фельдъегери обеспечивали его

постоянную связь с правительством.

     - Не могу сказать, - добавила Великая княгиня, - чтобы

я  разбиралась  во  всех сторонах его работы, но я твердо знаю,

что она ложилась нечеловеческой нагрузкой на  него,  отнимая  у

отца  все  его  время  и  силы. Он так любил находиться в кругу

семьи,  но  зато  как  жалел  тратить  часы  на  разного   рода

официальные развлечения! В этом он походил на Петра Великого.

     Настоящими  праздниками  были  те дни, когда, услышав, как

часы на башне дворца бьют три раза, Великая княжна  и  ее  брат

Михаил   получали   сообщение  о  том,  что  Его  Императорское

Величество изволит взять их с собой в гатчинские леса.

     - Мы отправлялись в Зверинец - парк, где водились  олени

- только мы трое и больше никого. Мы походили на трех медведей

из  русской сказки. Отец нес большую лопату, Михаил поменьше, а

я совсем крохотную. У каждого из нас был также топорик,  фонарь

и  яблоко.  Если  дело происходило зимой, то отец учил нас, как

аккуратно расчистить дорожку, как срубить засохшее  дерево.  Он

научил  нас  с  Михаилом, как надо разводить костер. Наконец мы

пекли на костре яблоки, заливали костер  и  при  свете  фонарей

находили  дорогу  домой.  Летом  отец  учил  нас  читать  следы

животных. Часто мы приходили к какому-нибудь озеру, и Папа учил

нас грести. Ему так хотелось, чтобы мы научились  читать  книгу

природы  так  же  легко, как это умел делать он сам. Те дневные

прогулки были самыми дорогими для нас уроками.

     После прогулки, часов в пять пополудни, дети  пили  чай  в

обществе  Государыни  Императрицы. Иногда в гости к Императрице

приезжала компания дам из Петербурга, и тогда семейное чаепитие

превращалось в  нечто,  напоминающее  официальный  прием.  Дамы

садились полукругом вокруг Государыни, которая разливала чай из

красивого   серебряного   чайника,   поставленного   перед  нею

безупречно  вышколенным  лакеем,  Степановым.  Правда,  однажды

торжественность    чайной    церемонии   нарушил   неисправимый

проказник, Георгий, причем, весьма живописным  образом.  В  тот

момент,  когда  Степанов  с  обычным своим величественным видом

вошел  в  комнату,  Георгий  выставил  ногу.  Неожиданно   лицо

Степанова  исказилось от боли и изумления: он оказался на полу,

а кругом валялись чашки, тарелки, предметы серебряного сервиза,

пирожные. На картину эту  с  ужасом  смотрели  знатные  дамы  и

Императрица.

     - Только  Георгию могло сойти с рук подобное безобразие,

- заметила Великая княгиня. - Дело в том, что Мама  питала  к

нему  слабость.  Очевидно,  вещее сердце матери предчувствовало

что-то. И действительно, когда Георгию было всего двадцать,  он

заболел   туберкулезом   и   семь   лет   спустя   скончался  в

Аббас-Тумане, у подножья Кавказских гор.

     Для маленьких Ольги  и  Миши  воскресенье  было  радостным

днем.  В  этот  день  им  разрешалось приглашать к себе в гости

детей из  знатных  семейств.  Те  приезжали  из  Петербурга  на

поезде,  чтобы  напиться  чаю и поиграть с Царскими детьми пару

часов. В дальней части дворца для  юных  гостей  было  отведено

тринадцать  комнат,  являвшихся  частью апартаментов Императора

Павла I.

     - Однажды один из моих самых любимых товарищей по  играм,

сынишка  графа  Шереметева, погибшего в Борках, где-то раздобыл

медвежью шкуру - с головой, лапами с когтями и прочим. Напялив

ее на себя,  он  стал  на  четвереньках  ползать  по  коридорам

дворца,  издавая  при  этом  грозное  рычание.  Старик  Филипп,

работавший на кухне, неожиданно наткнулся на страшного "зверя".

Похолодев от страха, бедняга вскочил на один из длинных столов,

стоявших вдоль коридора, и бросился бежать с  криком:  "Господь

Всемогущий,  во  дворце  медведь! Помогите!" Мы так испугались,

что Мама может узнать об этой проделке!

     Именно Император,  а  не  Императрица  был  ближе  к  двум

младшим  детям.  По  признанию  Великой  княгини  их  с матерью

разделяла пропасть.  Императрица  Мария  Федоровна  великолепно

выполняла свои обязанности Царицы, но она всегда оставалась ею,

даже  входя  в детскую. Ольга и Михаил боялись мать. Всем своим

поведением она давала понять,  что  их  крохотный  мирок  с  их

мелкими  проблемами  не очень-то интересует ее. Маленькой Ольге

никогда не приходило в голову искать у родительницы утешения  и

совета.

     - По  существу,  заходить в комнаты Мама заставляла меня

Нана. Приходя к ней, я  всегда  чувствовала  себя  не  в  своей

тарелке.  Я  изо  всех  сил  старалась вести себя, как следует.

Никак не могла заставить себя говорить с Мама естественно.  Она

страшно  боялась,  что  кто-то  может перейти границы этикета и

благопристойности. Лишь гораздо  позднее  я  поняла,  что  Мама

ревнует  меня  к  Нана, однако моя привязанность к Нана была не

единственной преградой, разделявшей мать  и  дочь.  Если  мы  с

Михаилом  делали  что-то  недозволенное,  нас  за  эту  шалость

наказывали, но потом отец громко хохотал. Например,  так  было,

когда   мы   с   Михаилом  забрались  на  крышу  дворца,  чтобы

полюбоваться на огромный парк,  освещенный  лунным  светом.  Но

Мама,  узнав о таких проказах, даже не улыбалась. Наше счастье,

что она была всегда так занята,  что  редко  узнавала  о  наших

проделках.

     Однако  у матери и дочери были, по крайней мере, два общих

интереса, которые могли бы легко сблизить их обеих. императрица

Мария Федоровна обожала живопись, хотя ни в Дании, ни в  России

не  получила настоящего художественного образования. В одной из

галерей впоследствии висела ее  картина  - портрет  кучера  в

натуральную величину. Ее младшая дочь проявила талант художницы

в  столь  раннем возрасте, что Император решил пригласить к ней

настоящего учителя живописи.

     - Мне разрешили держать в руках карандаш даже  на  уроках

географии  и  арифметики.  Я  лучше  усваивала услышанное, если

рисовала колосок или какие-нибудь полевые цветы [Талант Великой

княжны (а затем княгини) развивался и  зрел.  Ее  натюрморты  и

пейзажи  были восхитительны, и она продолжала рисовать до конца

своих дней.].

     Другой привязанностью,  объединявшей  Императрицу  и  юную

Великую княжну, была любовь к животным, в особенности, лошадям.

     - Верховая езда была излюбленным занятием для нас, детей.

Лошадей мы просто обожали: у каждого из нас был свой инструктор

верховой  езды  - офицер  Императорской  гвардии.  В седле мы

чувствовали себя, как рыбы в воде. Мама тоже  обожала  лошадей,

но Папа их терпеть не мог, - призналась Великая княгиня.

     Императорские  лошади  были  очень плохо объезжены и часто

лягались.  Ольга  Александровна   вспомнила   случай,   который

произошел в Гатчине. Императрица подъехала на изящной коляске к

подъезду дворца, чтобы предложить Государю прокатиться вместе с

нею.  Едва  Александр  III  встал  на  подножку коляски, лошади

начали пятиться, и он тотчас спрыгнул на землю.

     - Садись же!  - воскликнула  Императрица,  но  Государь

отрезал:

     - Если хочешь разбиться, поезжай одна.

     Великая княгиня рассказывала:

     - Мама  лично  занималась  Императорскими  конюшнями,  а

заведовал   придворной   конюшенной   частью   обер-шталмейстер

генерал-адъютант   Артур   Грюнвальд.  Это  был  добрый  старый

господин, не вполне соответствовавший своей должности.  Однажды

Мама  понадобилась  для  ее  коляски  пара лошадей покрупнее. И

когда она захотела  взглянуть  на  лошадей,  генерал  Грюнвальд

сказал:  "Oui,  je les ai achetes, mais je conseillerais Madame

de ne pas les conduire" (Да, я их купил, но я не советую Вашему

Величеству управлять ими!)

     Императрица  и  великолепно  ездила  верхом,   и   правила

лошадьми, да и все ее дети сели на лошадь раньше, чем научились

ходить. Однако не только лошади владели сердцами детей. Если бы

им  было позволено держать у себя всех животных, которых дарили

им родные и друзья, то дворец мог бы превратиться в зоопарк.  В

качестве  подарков им дарили собак, медвежат, кроликов, волчат,

зайцев, даже лосей и рысей. Всех этих  животных,  кроме  собак,

отправили в зоологические сады Петербурга и Москвы.

     Одной из любимиц Великой княжны была белая ворона, которую

подарил  ей  отец.  Был  у  нее и волчонок, которого держали на

выгоне и кормили  фруктами  и  молоком,  а  также  Куку,  заяц,

который  стал  совсем ручным и ходил за своей хозяйкой повсюду,

словно собачонка.

     Но охоту она терпеть не могла.

     - Как-то на Рождество Михаилу подарили его первое  ружье.

По-моему,  ему тогда было десять лет. На следующий день он убил

в парке ворону. Увидев, как она упала, мы подбежали и  увидели,

что  она  ранена.  Мы  оба сели на снег и горько заплакали. Мой

бедный братец весь день ходил расстроенный, но  его  стрелковое

искусство,  разумеется,  улучшилось.  У  него  был превосходный

инструктор, и в конце концов Михаил стал отличным стрелком.  Но

мне  охота  никогда  не  нравилась.  Ни  мою  сестру,  ни меня,

стрелять не учили...

     Двумя самыми памятными  днями  в  году  были  Рождество  и

Пасха.   У  Великой  княгини  остались  самые  теплые  и  яркие

воспоминания  об  этих  праздниках.  Прежде  всего,  это   были

счастливые семейные торжества, но в эти два дня понятие "семья"

включало не только Императора, Императрицу и их детей, но также

великое  множество  родственников.  К  ней  принадлежали тысячи

слуг,  лакеев,  придворной  челяди,  солдат,  моряков,   членов

придворного  штата  и  все, кто имел право доступа во дворец. И

всем им полагалось дарить подарки.

     Подарки  представляли  собой  целую   проблему.   Согласно

этикету,  ни  один  из членов Императорской семьи не вправе был

заходить в магазин  ни  в  одном  городе.  Владельцы  магазинов

должны  были  сами  присылать  свои товары во дворец. Александр

[Магазин в Петербурге, с которым можно сравнить магазин Эспри'с

в Лондоне. Все остальные перечисленные магазины примерно такого

же рода.], Болен, Кабюссю, Сципион,  Кнопп  и  другие  торговцы

отправляли в Гатчину один ящик за другим.

     - Однако, - вспоминает Великая княгиня, - из года в год

они присылали  одно  и  то  же. Если у них что-то покупали, эти

купцы полагали, что нам  и  впредь  потребуется  то  же  самое.

Как-то  получалось,  что  у  нас  никогда  не  хватало  времени

отправить эти товары обратно, в  Петербург.  Кроме  того,  живя

почти   безвыездно   во   дворце,  мы  не  имели  ни  малейшего

представления о том,  какие  появились  новинки.  По-настоящему

солидные магазины в то время не рекламировали своих товаров. Но

даже  если  какие-то  из  них и рекламировали их, мы, дети, все

равно их рекламу не  смогли  бы  увидеть:  приносить  газеты  в

детские  было  строго-настрого  запрещено.  Подарок,  который я

всегда дарила Папа, был изделием моих собственных рук: это были

мягкие красные туфли, вышитые белыми крестиками. Мне  было  так

приятно видеть их на нем.

     Карманных денег у Императорских детей не было. То, что они

выбирали   в   качестве   подарков   для   друзей  и  знакомых,

оплачивалось из казны. Что сколько стоит, они не знали. Старшая

сестра Ольги, Великая княжна Ксения, в  которой  мать  души  не

чаяла,  однажды очутилась в апартаментах Императрицы, когда две

фрейлины распаковывали коробки с драгоценностями и безделушками

от Картье из Парижа. Ксения, которой было тринадцать  лет,  еще

не   решила,  что  подарить  родительнице.  Неожиданно  девочка

увидела филигранный флакон  для  духов  с  пробкой,  украшенной

сапфирами.  Она  схватила  флакон  и  стала  упрашивать графиню

Строганову не выдавать ее секрета. Этот  флакон,  должно  быть,

стоил  целое  состояние,  и  Ксения подарила его Императрице на

Рождество. Немного позднее Мария  Федоровна  дала  понять,  что

дети  могут  только  любоваться  коробочками от Картье и других

ювелиров, и не более того.

     Император Александр III ненавидел всякую показную роскошь.

Ему ничего бы не стоило  осыпать  драгоценностями  своих  детей

каждое Рождество, но вместо этого дети получали игрушки, книги,

садовые инструменты и прочее.

     И  все-таки,  несмотря  на бережливость Императорской четы

[А.А.Мосолов в своей книге "При  дворе  последнего  Императора"

отмечает  безграничную  доброту Императрицы Марии Федоровны (с.

106 и далее) (Примеч.  переводчика.)],  рождественские  подарки

обходились  ей  дорого. Следовало одаривать всех родственников,

как  русских,  так  и   зарубежных,   весь   придворный   штат,

правительственных  чиновников, всю прислугу, солдат и матросов,

служивших у Императорской  фамилии...  Списки,  составляемые  в

канцелярии Министра Императорского двора, насчитывали несколько

тысяч  имен,  и  на  всех  карточках, прикрепленных к подаркам,

стояли подписи Императорской четы.  Такое  количество  подарков

едва  ли  можно  было подобрать индивидуально. Они представляли

собой, главным образом, изделия из  фарфора,  стекла,  серебра.

Родственники и близкие друзья получали драгоценности.

     За  несколько  недель  до  Рождества  во дворце начиналась

суматоха; прибывали посыльные с какими-то  пакетами,  садовники

несли  многочисленные елки, повара сбивались с ног. Даже личный

кабинет Императора был завален пакетами,  на  которые  Ольге  и

Мише  было  запрещено  смотреть.  В тесной кухне в задней части

детских  апартаментов  миссис   Франклин   священнодействовала,

готовя  сливовые  пудинги.  Такое  блюдо  без  труда  могли  бы

изготовить и повара, но миссис Франклин и слышать не  хотела  о

том, чтобы переложить эту обязанность на чужие плечи.

     К  Сочельнику  все  уже  было  готово. Пополудни во дворце

наступало всеобщее затишье.  Все  русские  слуги  стояли  возле

окон,  ожидая  появления  первой звезды. В шесть часов начинали

звонить колокола Гатчинской дворцовой церкви, созывая  верующих

к вечерне. После службы устраивался семейный обед.

     - Обедали  мы  в  комнате рядом с банкетным залом. Двери

зала были закрыты, перед ними стояли на  часах  казаки  Конвоя.

Есть  нам совсем не хотелось - так мы были возбуждены - и как

же трудно нам было молчать! Я сидела, уставясь на  свой  нож  и

вилку  и  мысленно  разговаривала  с  ними.  Все мы, даже Ники,

которому тогда уже перевалило за двадцать, ждали лишь одного -

когда же уберут никому не нужный  десерт,  а  родители  встанут

из-за стола и отправятся в банкетный зал.

     Но  и  дети,  и  все  остальные  должны  были  ждать, пока

Император не позвонит в колокольчик. И тут, забыв про этикет  и

всякую  чинность, все бросались к дверям банкетного зала. Двери

распахивались настежь, и "мы оказывались в волшебном  царстве".

Весь  зал  был  уставлен  рождественскими  елками,  сверкающими

разноцветными   свечами   и    увешанными    позолоченными    и

посеребренными   фруктами   и   елочными   украшениями.  Ничего

удивительного! Шесть елок предназначались для семьи  и  гораздо

больше  - для родственников и придворного штата. Возле каждой

елки  стоял  маленький  столик,  покрытый  белой  скатертью   и

уставленный подарками.

     В  этот праздник даже Императрица не возмущалась суматохой

и толкотней. После веселых минут, проведенных в банкетном зале,

пили чай, пели традиционные  песни.  Около  полуночи  приходила

миссис Франклин и уводила не успевших прийти в себя детей назад

в  детские.  Три  дня спустя елки нужно было убирать из дворца.

Дети занимались этим сами.  В  банкетный  зал  приходили  слуги

вместе   со   своими   семьями,  а  Царские  дети,  вооруженные

ножницами, взбирались на стремянки и  снимали  с  елей  все  до

последнего   украшения.   "Все  изящные,  похожие  на  тюльпаны

подсвечники  и  великолепные  украшения,  многие  из  них  были

изготовлены  Боленом и Пето, раздавались слугам. До чего же они

были счастливы, до чего же были счастливы  и  мы,  доставив  им

такую радость!"

     Вторым  памятным днем календаря была Пасха. Ее праздновали

особенно радостно, потому что  ей  предшествовали  семь  недель

строгого  воздержания - не только от употребления в пищу мяса,

масла, сыра и молока, но и от всяческих  развлечений.  На  этот

период   прерывались  и  уроки  танцев  у  Великой  княжны.  Не

устраивались ни балы, ни  концерты,  ни  свадьбы.  Период  этот

назывался   Великий   пост,  что  очень  точно  определяло  его

значение. Начиная с Вербного воскресенья дети посещали  церковь

утром  и  вечером.  Некоторое  послабление дисциплины приносила

Великая Суббота. Миссис Франклин  могла  отойти  ко  сну  в  ее

обычное   время,   но  Ольга,  уже  не  считавшаяся  младенцем,

оставалась на ногах. Для  заутрени  - службы,  продолжавшейся

свыше трех часов, Ольга одевалась как для торжественного приема

во  дворце:  на  голове  усыпанный  жемчугами кокошник, вышитая

вуаль до талии, сарафан из серебряной парчи и кремовая атласная

юбка. Все, кто присутствовал на  службе,  надевали  праздничное

придворное платье. Церковная служба в столь непривычное для нее

время,  должно  быть,  производила  на  впечатлительную девочку

неизгладимое впечатление благоговения, ожидания и радости.

     - Я не помню, чтобы мы чувствовали усталость, зато хорошо

помню, с каким нетерпением мы  ждали,  затаив  дыхание,  первый

торжествующий   возглас   "Христос  Воскресе!",  который  затем

подхватывали Императорские хоры.

     За стенами храма мог еще лежать  толстый  слой  снега,  но

слова  тропаря  обозначали  конец зимы. После возгласа "Христос

Воскресе!",  на  который  присутствующие  отвечали:   "Воистину

Воскресе!",  разом  исчезали  заботы и тревоги, разочарования и

беды. У всех, стоящих в храме, в руках  зажженные  свечи.  Всех

охватывает  радостное  чувство.  Долгий пост окончен, и Царские

дети бегут в банкетный зал, где ждут их всякие вкусные вещи,  к

которым  им  запрещено  было  притрагиваться с самой масленицы.

Начинается разговленье.

     - По   пути   мы   ежеминутно   останавливались,   чтобы

похристосоваться с дворецкими, лакеями, солдатами, служанками и

всеми, кто нам встречался, - вспоминала Ольга Александровна.

     Светлое  Христово  Воскресение  вряд ли можно было назвать

днем отдыха для Императорской семьи. День начинался с приема  в

одном  из  величественных  залов  Большого  Гатчинского дворца.

Государь и Императрица стояли в конце  зала,  а  все  обитатели

дворца  подходили  к  ним,  чтобы  похристосоваться  и получить

пасхальное яйцо, изготовленное из фарфора, яшмы или малахита.

     - Особенно мне  нравилось  стоять  рядом  с  Папа,  когда

наступала очередь христосоваться с детьми-певчими из церковного

хора.   Некоторые   из  них  были  совсем  крошками,  и  лакеям

приходилось их поднимать и ставить на стул. Не мог же мой  отец

наклоняться   по  нескольку  раз  в  минуту,  чтобы  поцеловать

малышей.

     В такого рода церемониях  проходил  весь  день.  Пополудни

Император   в  сопровождении  младших  детей  посещал  казармы,

находившиеся как рядом с дворцом, так и в других местах города.

Когда Ольга подросла, ей разрешили держать в своих руках поднос

с фарфоровыми яйцами.

     - Каким занятым и счастливым был этот день! И  как  точно

он  оправдывал  старинную  русскую  поговорку:  "Дорого яичко в

Христов день!"

     После того, как прадед Ольги Александровны  Великий  князь

Николай  (впоследствии  Император Николай I) сочетался браком с

Шарлоттой,  принцессой  Прусской  (принявшей  православное  имя

Александры  Феодоровны),  всем  казалось,  что будущее Династии

Романовых зависит исключительно от него. Родитель его, Павел I,

единственный сын  Екатерины  II,  имел  десять  детей,  из  них

четырех сыновей. Но у Александра I, его старшего сына, родились

лишь  две  дочери,  умершие  во  младенчестве,  Константин  был

бездетен, а у Михаила, который  женился  последним  из  четырех

братьев,  родилась  лишь  одна дочь. Именно благодаря Николаю I

фамилия Романовых была спасена от угасания. Четыре сына Николая

I родили ему семнадцать внуков.

     Когда Ольге исполнилось десять лет, ей с трудом  удавалось

сосчитать  всех членов Императорской фамилии. Помимо собственно

Романовых в нее входили также  принцы  Мекленбург-Стрелицкие  и

Ольденбургские,  а  также  герцоги  Лейхтенбергские.  Все  они,

женившись на великих княжнах, отказались от своей  национальной

принадлежности    и    стали   членами   Императорского   Дома.

Императорская фамилия  была  также  связана  кровными  узами  с

несколькими   владетельными  германскими  домами  - Прусским,

Кобург-Готским,  Гессенским,  Баденским  и  Виртембергским,   с

Датской королевской фамилией, а через нее и с Греческой. В 1874

году  единственная  сестра Александра III, Великая княжна Мария

Александровна, вышла замуж  за  герцога  Эдинбургского.  Короче

говоря, единственными владетельными домами, не связанными узами

с   Романовыми,   были  Габсбурги,  Бурбоны,  и  дом  Браганцы,

исповедовавшие католицизм, что являлось непреодолимой преградой

для брака в глазах русских.

     В Императоре Александре III было  много  от  патриарха;  к

многочисленной  фамилии  Романовых  он относился, как к единому

семейному клану, и в период его царствования мало кто слышал  о

каких-то  группировках,  распрях  или  соперничестве.  Даже его

вспыльчивый брат Владимир и  его  властолюбивая  супруга  Мария

Павловна  вынуждены были мириться с политикой Государя, которая

объединяла, хотя бы внешне,  Императорскую  фамилию.  Александр

III,  ненавидевший  напыщенность  и  показную роскошь, придавал

большое  значение  семейным  узам.  Крестины,   бракосочетания,

похороны,  не говоря о других важных событиях, являлись поводом

для того, чтобы всех Романовых собрать вместе,  а  уж  хозяином

Император был великолепным.

     Такого  рода встречи не обязательно происходили в Гатчине.

Но именно эта Царская резиденция  была  особенно  дорога  Ольге

Александровне,  проведшей  в  ней  свои  детские годы. Но после

того,  как  закрылась  книга  детства,  маленькая  Ольга  стала

переезжать,  как  это  происходило  ежегодно, с одного места на

другое.

     К западу от Санкт-Петербурга,  на  южном  берегу  Финского

залива  находится  Петергоф,  славящийся  во  всем  мире своими

фонтанами, которые,  по  приказу  Екатерины  II,  спроектировал

архитектор  Камерон,  шотландец  по происхождению. Петергоф был

построен на землях,  отвоеванных  у  шведов  Петром  I  ["Более

тысячи  лет  тому назад вся местность, где Петр Великий заложил

новую русскую столицу, была заселена Славянами  в  перемежку  с

финскими  племенами Води и Ижеры... Еще святая Ольга установила

размеры  дани...  в  приневской  области".   (С.Н.Вильчковский.

Царское  Село.  СПб, Титул, 1992, с.1).]. Решив ввести у себя в

стране западные порядки, он велел повесить во  дворце  вывеску,

гласившую следующее: "Придворные дамы и кавалеры, которые будут

обнаружены   спящими   в  постели  в  обуви,  будут  немедленно

обезглавлены".

     - Я слышала, что существовала такая вывеска, но сама я ее

никогда не видела, - заметила Ольга Александровна. Однако  она

слышала,  как всегда, от слуг, что отец однажды застал ее брата

Ники  спящим,  в  обуви  после  особенно  утомительной  поездки

верхом.  - Ники  повезло,  что  отец  не  был  Петром  I,  -

засмеялась Великая княгиня.

     В Петергофе Императорская семья жила летом месяца полтора.

Несмотря на близость Императорских парков  и  Большого  дворца,

жизнь  там  была  лишена  всяких условностей. По словам Великой

княгини, кругом полно было дачников, приехавших из  Петербурга.

В  основном  это  были  пожилые,  ушедшие в отставку обыватели,

которые почти все время проводили в  шезлонгах,  облачившись  в

мятые старые пижамы.

     - В этой небрежности дачников было что-то заразительное,

- вспоминала Ольга Александровна. Едва ступив на берег с борта

Императорской  яхты,  члены  Царской  семьи  словно  заражались

царившей   вокруг   атмосферой   вольготной   непринужденности.

Направляясь к Императорской резиденции в открытых экипажах, они

нередко проезжали мимо групп толстых женщин, которые вместе  со

своими   детьми   бродили  по  воде  мелких  речек,  окружавших

Петергоф.

     - Наше появление их  нисколько  не  смущало.  Визжащие  и

хохочущие  дети  умолкали  лишь  на  мгновение; их родительницы

слегка наклоняли головы и улыбались, узнав своего Царя, а затем

снова продолжали барахтаться в воде.

     Даже  войска,  расквартированные   в   Петергофе   и   его

окрестностях,  казалось, усвоили непринужденные нравы дачников.

Великая княгиня вспоминала, что,  когда  однажды  Императорская

семья  ехала по парку, им то и дело попадались солдаты, которые

нагишом  купались   в   реках   и   прудах   и   стирали   свое

обмундирование.   Внезапное  появление  Императорских  экипажей

вызвало сущий переполох. Опешившие солдаты  вылезали  из  воды,

но,  не  успев  целиком  одеться, лишь хватали головные уборы и

напяливали их на  свои  мокрые  головы.  Затем,  вытянувшись  в

струнку, отдавали честь и громко приветствовали Царя.

     Лишь  Нана,  воспитанная в пуританских традициях, находила

это зрелище "отвратительным" и отворачивалась в сторону.

     - Мы никогда не жили в Большом дворце,  - сообщила  мне

Великая  княгиня. - Я знаю, что Папа был рад возможности раз в

году  оказаться  подальше  от  необъятных   залов   Гатчинского

Большого   дворца,  но  Большой  дворец  в  Петергофе  был  еще

просторнее.  В  нем  устраивались  государственные   приемы   и

банкеты, но летней резиденцией его было невозможно сделать.

     Царская семья поселялась в Александрии - части Петергофа,

расположенной  на  берегу  залива.  Своим названием она обязана

Николаю I, посвятившему этот ансамбль своей супруге Императрице

Александре  Федоровне.   Маленькая   Ольга   полюбила   дворец,

называвшийся  Коттедж, хотя в некоторых комнатах из-за витражей

в окнах было довольно темно. Многочисленные террасы  и  балконы

создавали  чарующую  обстановку.  Множество  лестниц, площадок,

альковов позволяли детям играть в ненастные дни. Младшим  детям

не   надо   было  учиться,  старшие  освобождались  от  тяжелых

обязанностей. Все они жили дружной семьей. Именно  в  Петергофе

Цесаревич и младшая его сестра особенно сблизились, несмотря на

разницу в возрасте в четырнадцать лет.

     -  Мне   тогда  было  лет  десять  или  одиннадцать,  -

рассказывала Ольга Александровна, - но  я  полюбила  его  всем

сердцем.  Он  был добр и великодушен со всеми, с кем доводилось

ему встречаться. Я никогда не видела, чтобы он старался вылезти

вперед или сердился, если проигрывал  в  какой-то  игре.  И  он

искренно  веровал  в Бога. Помню один жаркий летний день, когда

брат попросил меня сходить вместе с ним в дворцовую  церковь  в

Большом  дворце  в Петергофе. Зачем он хочет пойти туда, он мне

не сказал, а расспрашивать его я не стала. Мне кажется,  служба

уже  шла,  потому  что,  как  мне  вспоминается, в храме ходили

священники. Неожиданно началась страшная гроза. Вдруг  появился

огненный шар. Скользя от одной иконы к другой, расположенной на

огромном  иконостасе,  он  как  бы  повис  над головой Ники. Он

крепко схватил меня за руку; что-то  мне  подсказало,  что  для

него  наступило  время тяжких испытаний, и что я, хотя и совсем

маленькая   девочка,   смогу   облегчить   его   страдания.   Я

почувствовала гордость и одновременно робость.

     Когда  Великая княгиня назвала время, когда произошел этот

случай, я понял, о чем шла речь. Период с 1892 по 1893 год  был

тем  периодом  времени,  когда  Цесаревич,  искренне  и  горячо

любивший принцессу  Гессен-Дармштадтскую  Алису,  почувствовал,

что  ему  никогда  не  удастся  завоевать  ее. Она неоднократно

отказывалась выйти за него замуж, потому что не  хотела  менять

лютеранскую  религию  на  православие. У Николая Александровича

действительно был период  "тяжелых  испытаний",  и  по-видимому

только  младшая  сестра,  одна из всей семьи, могла понять его,

как никто другой.

     Жизнь в Александрии была простой и безыскусной.

     - Папа вставал очень рано и шел в лес по грибы,  к  обеду

он  приносил  большую  корзину  грибов.  Иногда  вместе  с  ним

отправлялся кто-нибудь из нас, детей. Мы были свободны с утра и

до вечера,  но  Царский  труд  не  позволял  Папа  отдохнуть  в

настоящем   смысле  этого  слова.  Каждое  утро  из  Петербурга

приезжали министры и другие чиновники, и  отец  был  занят  как

всегда.

     Особой  достопримечательностью Петергофа были его фонтаны.

Огромный парк был открыт  для  доступа  публики;  отдыхающие  и

туристы  приезжали тысячами, и к концу пребывания Царской семьи

в Петергофе  чины  охраны,  должно  быть,  очень  уставали.  Не

проходило,  пожалуй,  ни  одного  дня,  чтобы  Царские  дети не

приходили полюбоваться на фонтаны: "Самсон,  раздирающий  пасть

льва",  "Сахарная голова", "Шахматная горка", "Ниобея", "Адам и

Ева" и многие другие.

     - В числе фрейлин у Мама были две  древние  старые  девы.

Это  были  сестры  графини  Мария и Аглая Кутузовы. Однажды они

были приглашены на обед в Большой дворец  в  Петергофе,  и  обе

решили  встретиться  у  фонтана "Адам". Бедные старушки едва не

опоздали на обед: одна из них ждала возле "Адама", а вторая  -

возле  "Евы". Ни одна не догадалась, что из-за одной скульптуры

не видно вторую.

     Почти весь клан Романовых жил или в Петергофе  или  же  по

соседству,  в  Красном,  Стрельне,  Ропше,  Павловске,  так что

комнаты для гостей в Александрии были всегда переполнены. Одной

из   самых   частых   гостий   была   герцогиня   Эдинбургская,

единственная сестра Императора Александра III.

     - Приезжала  она часто, у нее постоянно были нелады с ее

свекровью.  По  словам  Папа,  "Королева  Виктория  была   этой

противной,  во  все сующей свой нос старухой", а та считала его

грубияном. Я любила свою тетушку Марию,  не  думаю,  чтобы  она

была  очень  счастлива.  Но  в  Петергофе она отдыхала от своих

забот.

     Но самые интересные гости приезжали из Греции. Их называли

"греческой  компанией".  Компанию  эту   возглавляла   Королева

Эллинов   Ольга   Константиновна,   любимая  кузина  Императора

Александра III. Она обычно приезжала  к  матери,  у  которой  в

Стрельне  был  загородный  дворец,  но  некоторые из ее сыновей

ехали в Александрию, где их присутствие способствовало веселому

летнему препровождению.

     - Тетя Ольга [См. сноску на стр.3.] походила на святую, и

ее безмятежность и спокойствие благотворно действовали на  нас.

Она  привозила с собой множество изысканных греческих вышивок с

целью продать их в России и  вырученные  деньги  употребить  на

благотворительные нужды в Греции. Ее энтузиазм был заразителен,

хотя,  боюсь,  лишь  из  очень  немногих  ее начинаний выходило

что-то путное.

     Именно  в  Петергофе  завязалась   тесная   дружба   между

Цесаревичем  Николаем  Александровичем  и вторым сыном Королевы

Эллинов  Ольги   Константиновны   принцем   Греческим   Георгом

("Джорджи"  греческим  [Именно принц Греческий Георг спас жизнь

русскому наследнику в 1890 году во время их  визита  в  Японию.

Два  молодых наследных принца ехали в открытой коляске по узким

улицам Оцу. Неожиданно на Цесаревича бросился японский  фанатик

с  саблей  в руке и убил бы его, если бы принц Георг не отразил

удар своей тростью и не удерживал  покушавшегося  до  тех  пор,

пока на место происшествия не прибыла японская полиция.]).

     - Джорджи был высокого роста, у него были смеющиеся глаза

и узенькие  усики, придававшие ему хлыщеватую внешность. Все мы

его любили, но я еще испытывала и страх. Хотя в  то  время  ему

было  не  больше  четырнадцати,  ходили  сплетни,  естественно,

запущенные кем-то из прислуги, будто он связан с Фотини,  одной

из  греческих  служанок.  Я была настолько юна, что не отдавала

себе отчета в том,  о  чем  шла  речь,  но  была  уверена,  что

происходит что-то ужасное, - рассказывала Великая княгиня.

     - Июнь и июль вы проводили в Петергофе, - отметил я. -

Но в августе возвращались в Гатчину и вновь садились за уроки?

     - Да нет  же,  - возразила  она.  - Из  Петергофа  мы

отправлялись  в  Кронштадт,  садились  на  яхту  Папа,  которая

называлась "Держава", а оттуда плыли в  Данию,  в  Фреденсборг,

чтобы погостить у "Апапа" (дедушки) и "Анмама" (бабушки).

     Дед  Великой  княгини,  король  Христиан  IX, был известен

всем, как "Европейский тесть".  Многолюдные  семейные  собрания

люди,   которых   на  них  не  приглашали,  называли  "галереей

шепчущихся".  В  частности,  Бисмарк  утверждал,  что  в  замке

Фреденсборг   разрабатываются   политические   планы.  Королева

Виктория заявляла, что ни за что  не  стала  бы  слушать  "этот

ужасный шум".

     - Действительно, молодежь страшно шумела, - признавалась

Великая    княгиня   Ольга   Александровна,   -  но   дедушка

строго-настрого запретил устраивать политические споры. Уж если

на то пошло, то  собрания  в  Фреденсборге  представляли  собой

ярмарки женихов и невест!

     Отъезд Императорской семьи в Данию представлял собой целое

событие.  Чтобы доставить багаж из Петергофа в Санкт-Петербург,

требовалось  двадцать  железнодорожных  вагонов;   оттуда   его

перевозили  на  баржах  в  Кронштадт,  но  маршрут путешествия,

некогда разработанный Императором Николаем I, не менялся ни  на

йоту.  Семью  Императора  сопровождало  свыше  ста человек, а в

составе  багажа  находились  походные  кровати   -  традиция,

заведенная еще Петром I.

     - Нам  разрешали  брать с собой некоторых своих домашних

животных, но только не зайца Куку и не волчонка,  которые  были

еще  слишком  дикими. И все равно яхта походила на Ноев ковчег.

На борту судна находилась даже корова. Путешествие продолжалось

ровно трое суток, и Мама считала, что без свежего молока  никак

нельзя обойтись.

     То было поистине собрание кланов: в Данию съезжались принц

и принцесса  Уэльсские,  герцог  Йоркский,  Король  и  Королева

Эллинов - Георг  и  Ольга  и  их  семеро  чрезвычайно  шустрых

отпрысков, герцог и герцогиня Кемберлендские, а также множество

родственников  из  всех  частей  Германии,  из Швеции и Австрии

вместе со своими детьми и  челядью.  Многие  гости  ночевали  в

домиках, разбросанных по всему обширному парку.

     - Мои  братья  Ники и Георгий всегда поселялись вдвоем в

крохотной хижине в розовом саду. Даже  во  дворце  гостям  было

тесно,  кое-кому из мужчин приходилось располагаться на ночь на

диванах, но на такие пустяки никто  не  обращал  внимания.  Все

окупалось   добротой  и  гостеприимством  моего  дедушки,  хотя

кое-кто жаловался на пищу. Помню, что  сэр  Фредерик  Понсонби,

секретарь  моего  дядюшки  Берти [будущего короля Эдуарда VII],

жаловался на неизменные слишком жирные соусы.

     Были  случаи,  когда  за  обеденный  стол  в  Фреденсборге

одновременно   садилось   свыше   восьмидесяти   представителей

наиболее  могущественных  королевских  семейств  Европы.   Юная

Великая  княжна  и  Великий  князь Михаил, безупречно одетые их

няней, перед обедом приходили в столовую, чтобы  попрощаться  с

дедушкой  и  бабушкой и собравшимися гостями. Несколько позднее

брат  и  сестра  на  цыпочках  выходили  из  своих   спален   и

поднимались  на  обнесенную  перилами  верхнюю  ротонду,  чтобы

полюбоваться   на   целое   созвездие   владетельных    гостей.

Излюбленным  блюдом  на таких обедах был фазан. Великая княгиня

вспоминала, что аромат жареной дичи,  казалось,  наполнял  весь

дворец.

     - И как же вы проводили время? - полюбопытствовал я.

     -  Наслаждаясь  свободой,  - не  раздумывая,  ответила

Великая княгиня. - Это была действительно свобода  в  истинном

значении данного слова. От опасностей, которых не существовало,

нас   не  охранял  ни  один  конвойный.  Мы  с  Нана  ездили  в

Копенгаген, затем,  оставив  экипаж  где-нибудь  в  предместье,

бродили  пешком, заходя в какую-нибудь лавку. Никогда не забуду

того волнения, которое я испытала, когда впервые в жизни  могла

гулять по улице, разглядывать витрины магазинов, зная при этом,

что  могу войти внутрь и купить все, что мне заблагорассудится!

Это было больше, чем удовольствие! Это было воспитание! У  себя

дома  я  не  могла поехать никуда, если не были приняты заранее

самые  строгие  меры  безопасности.   В   Копенгагене   же   мы

чувствовали  себя  обыкновенными  людьми, и Ники, и Михаил были

так счастливы.

     Фреденсборг сам по  себе  представлял  собой  своеобразную

школу.

     -  По  существу,  это  была  компания  космополитов.  Мы

научились с Михаилом распознавать всех по запаху. Представители

английской королевской фамилии пахли туманом и дымом, от  наших

датских  кузенов  пахло влажным, недавно выстиранным бельем, от

нас самих пахло добротной кожаной обувью.

     Греческие принцы могли бы без труда  стать  заводилами  во

всех  проказах,  если  бы  не  один  гость,  который,  устав от

общества  своих  сверстников,  участвовал  в  их   законных   и

незаконных забавах.

     - И кто же был этот гость? - полюбопытствовал я.

     - Мой  отец!  Он  был охоч до всевозможных шалостей. То,

бывало, поведет нас к мутным прудам искать головастиков,  то  в

сады  Апапа  воровать  яблоки.  Однажды он наткнулся на садовый

шланг для поливки и направил его на шведского короля,  которого

мы  все  недолюбливали.  Папа  участвовал  во всех наших играх,

из-за него мы опаздывали к трапезе.  но  никто  нас  не  корил.

Помню, иногда прибывали с депешами курьеры, но телефонной связи

с Петербургом не было, так что три недели, проведенные в Дании,

по-настоящему  обозначали для него передышку. У меня было такое

чувство, что во взрослом мужчине продолжает жить мальчишка.

     Великая княгиня улыбалась не часто, а смех ее слышался еще

реже,  но  я  навсегда  запомню  ее  звонкий  смех,  когда  она

рассказывала  о  том,  что  произошло  однажды в копенгагенском

зоопарке.

     - Несколько человек из нас отправились туда вместе с Мама

и тетей  Аликс  [Принцесса  Уэльсская,  впоследствии   королева

Английская   Александра.].  Мама  надела  большую  шляпу,  поля

которой были украшены спелыми вишнями.

     Императрица вместе со своей сестрой остановилась у  клетки

шимпанзе. Вишни понравились животному. Оно просунуло руки между

прутьями  клетки и схватило шляпу. Но резинка прочно удерживала

шляпу на голове Марии Федоровны. Шимпанзе взревел и стал тянуть

сильнее.  Императрица   закричала   и   стала   сопротивляться.

Принцесса Уэльсская схватила сестру за талию и принялась тянуть

ее  в свою сторону. В конце концов, шимпанзе, решив, что горсть

ягод не стоит таких хлопот, отпустил шляпу. Да так  резко,  что

злополучная шляпа слетела с головы Императрицы и упала прямо на

голову какому-то прохожему.

     - Тут  все  принялись  хохотать,  - заключила  рассказ

Великая  княгиня.  -  Это   происшествие   может   дать   вам

представление  о том, как мы наслаждались удивительным чувством

свободы в Дании. Находясь в России, Мама даже не  пришло  бы  в

голову  отправиться  в  зоопарк.  А  если  бы  и отправилась, и

произошла бы подобная история,  то  сразу  же  началось  нудное

дознание,  а у кого-то даже могло возникнуть подозрение, что во

всем виноват смотритель животного! Но  без  такого  дознания  в

России нельзя было бы обойтись.

     В  Фреденсборге  великая  княжна  познакомилась  со своими

британскими родственниками.

     - Я очень привязалась к дяде Берти и тете Аликс,  но  мне

было  так  жаль  их  дочь,  принцессу  Викторию! Бедняжка Тория

постоянно была на побегушках у своей  матери,  даром,  что  она

была  принцесса!  Бывало,  сколько  раз  наши  игры  или беседы

прерывались слугой, присланным тетей  Аликс.  Тория  как  ветер

бросалась  к родительнице зачастую лишь для того, чтобы узнать,

что та и сама забыла, зачем ей была  нужна  дочь.  Это  ставило

меня  в  тупик,  потому что сама по себе тетя Аликс была доброй

женщиной. Мама тоже была не прочь обходиться со мной  таким  же

образом,  но  у  меня  в натуре есть что-то бунтарское. У Тории

этого не было. Стоит ли удивляться тому, что бедная девочка так

и не вышла замуж!

     Императрица Мария и ее сестра были очень  похожи  друг  на

друга.  Обе  любили красивые платья, драгоценности, веселье. Ни

одна из них не блистала умом. Ни одна из них не  разбиралась  в

политике  и  не понимала образа жизни, отличного от того, каким

жили они. И ни одна не отличалась пунктуальной натурой.

     - Мама пришлось научиться пунктуальности, потому что Папа

был очень строг в  этом  вопросе,  но  вот  бедная  тетя  Аликс

повсюду  опаздывала.  Помню  такой случай. Из-за того, что тетя

Аликс заставила своих близких ждать ее  несколько  часов,  было

нарушено движение всех экспрессов на северо-западе Европы.

     В  том  же  Фреденсборге  подружились  брат Великой княжны

Цесаревич  Николай  и  молодой  герцог  Йоркский  (впоследствии

король Георг V).

     - Они  были  так  похожи  друг на друга, что слуги моего

дедушки часто путали их. Сходство это было не  только  внешнее.

Оба были честные, застенчивые и скромные юноши.

     Юному  герцогу Йоркскому пришлась по душе маленькая кузина

Ольга после первой же  их  встречи  в  Фреденсборге.  Он  часто

смеялся при виде ее и шутливо приглашал ее "пойти покувыркаться

с ним на оттоманке".

     - Эта  фраза  стала  для  нас обоих секретной шуткой, -

засмеялась  Великая  княгиня.  - Уже  позднее,  когда,   став

взрослыми,  мы оказывались вместе с ним на каком-то официальном

приеме,  он  подмигивал  мне  и   шептал   на   ухо:   "Пойдем,

покувыркаемся  на  оттоманке!" Я краснела и оглядывалась вокруг

себя: уж не слышит ли кто-нибудь, как будущий король Английский

делает столь непристойное предложение русской Великой княжне!

     Все гости Фреденсборга терпеть не могли кайзера.

     - Папа считал его хвастуном и занудой.  Дедушка  старался

не  приглашать  его,  но  однажды  он-таки  появился среди нас,

заявив,  что  хочет  приехать.  Помню,   как   он   расхаживал,

похлопывая  всех  по  спине  и  делая вид, будто так нас любит.

Какое же это было облегчение, когда кайзер уехал!

     - А   королева   Виктория   когда-нибудь   приезжала   в

Фреденсборг?

     - Никогда!  - Помолчав, Великая княгиня продолжала: -

Возможно, я ошибаюсь,  но  ни  к  кому,  кроме  своих  немецких

родственников,  она не была по-настоящему привязана. Нас она не

любила определенно. Моего дедушку  она  не  переваривала  и  не

очень-то  хотела,  чтобы  ее  сын  Альфред женился на моей тете

Мари. Да и тетя Мари была не слишком счастлива, живя в  Англии.

Виктория  всегда  презирала  нас.  Она заявляла, что в нас есть

нечто "мещанское", как она это называла, не  желая  мириться  с

таким  свойством.  Надо  же! Как говорится, с больной головы на

здоровую! Папа просто терпеть ее не  мог.  Он  назвал  королеву

Викторию  избалованной,  сентиментальной, эгоистичной старухой.

По поводу того, что Виктория не приезжала в Фреденсборг,  никто

и  не расстраивался [Единственным членом Императорской фамилии,

который любил  королеву  Викторию,  был  старший  брат  Великой

княжны Николай. Во многом это объясняется тем, что его невеста,

принцесса Гессенская Аликс, была любимой внучкой королевы.].

     Семейные  встречи  в  Фреденсборге  продолжались ровно три

недели. Когда же наступал день возвращения  в  Россию,  Царских

детей охватывала грусть. К грусти примешивалось и недовольство:

ведь позади оставались все те маленькие вольности, которыми они

наслаждались  в  Дании,  на  родине  матери,  где  они были так

счастливы.