Русская история. Романовы

 Великая княгиня

Ольга Александровна

Русская история и культура

Рефераты по истории России

Династия Романовых

     Год  спустя  Великая  княгиня  с  легким  сердцем покинула

дворец принцев Ольденбургских. Брат приобрел  для  нее  большой

особняк  на  Сергиевской  улице. Прежде чем Ольга Александровна

смогла въехать туда, пришлось произвести некоторые переделки.

     - Вы даже не представляете, какое это  было  удовольствие

жить  в  своем  простом  доме  вдалеке от всех этих дворцов, -

сказала мне Великая княгиня. Впоследствии я с удивлением узнал,

что в этом "простом доме" насчитывалось  свыше  ста  комнат,  а

прислуга  составляла  шестьдесят восемь человек, не считая семи

шоферов для семи автомобилей, а  также  кучеров  и  конюхов,  в

ведении  которых находились большие конюшни и огромные каретные

сараи. И тем не  менее,  это  было  первое  собственное  жилище

Ольги,  где  она могла приказать подать на обед сельдь, если ей

этого  захочется,  могла  заменить  шторы  в  любой  комнате  и

позволить  своим  домашним  любимцам располагаться на диванах и

креслах. И ни Вдовствующая Императрица,  ни  принцесса  Евгения

Ольденбургская не станут отменять ее распоряжения и нарушать ее

привычки.  Принадлежавшие Ольге комнаты были обставлены просто,

если не сказать строго. Был свой уголок и у миссис Франклин,  а

рядом со спальней Великой княгини помещалась просторная студия.

     Однако,  уединенность оставалась редкостным благом. Будучи

сестрой Государя, Ольга  Александровна  должна  была  принимать

всех   представителей   царствующих   домов  зарубежных  стран,

приезжавших  с  визитом  в  Россию,  и  давать  аудиенции  всем

посланникам.  Из-за  их мертвящей официальности такие аудиенции

были для нее настоящим мучением.

     - Слава Богу, что они были непродолжительны. Но я, должно

быть, доставила немало mauvais quart d'heure [неприятных  минут

(букв.   "четверть   часа")   (франц.)]   этим  дипломатам,  -

вспоминала Великая княгиня.

     Больше всего ей нравились аудиенции,  которые  она  давала

Эмиру  Бухарскому - высокому, бородатому господину, повелителю

независимого государства, граничащего с  Афганистаном.  На  нем

был  просторный халат с эполетами русского генерала, усыпанными

бриллиантами.

     - Приезжая в Санкт-Петербург,  Эмир  всякий  раз  навещал

меня,  привозя  богатые  подарки,  что  зачастую ставило меня в

очень неловкое  положение.  Однажды  он  подарил  мне  огромное

золотое  колье со свисавшими с него, наподобие язычков пламени,

рубиновыми гроздьями.

     Большой восточный ковер, также  один  из  подарков  Эмира,

оказался в числе немногих вещей, которые Великая княгиня сумела

взять с собой, покидая Россию во время революции.

     Ко всему, Великой княгине следовало давать приемы во время

петербургских   сезонов.   Это   требовало   нескольких  недель

приготовлений.  Для   таких   приемов   с   Кавказа   присылали

дикорастущие   цветы  в  специально  оборудованном  вагоне.  Их

доставляли декоратору, который вместе с целым штатом помощников

приезжал во дворец, чтобы заняться его убранством.  Разумеется,

в  распоряжении  у Великой княгини были дамы и господа, которые

ей помогали. Появляясь в  просторном  особняке  на  Сергиевской

улице,  принц  Ольденбургский  жил  своей  жизнью.  Никогда  не

вмешивался в дела жены, но и не помогал ей ни в чем. Вместе они

почти никогда не появлялись.

     Наконец,  приходилось  наносить  бесконечные,  нудные,  но

неизбежные визиты членам Императорской фамилии и своим друзьям.

Такие  визиты  представлялись Великой княгине преступной тратой

времени.  Очень  часто   ей   приходилось   сопровождать   свою

родительницу.  Каждое  утро,  за  исключением  Великого  поста,

независимо  от  того,  где  жила  в  это   время   Вдовствующая

Императрица,  - в  Гатчинском  или  Аничковом дворце - Марии

Федоровне  приносили  большой,  вычурно   украшенный   лист   с

перечислением всех увеселений и приемов, происходивших в данный

день в столице.

     - Иногда под впечатлением момента Мама решала посмотреть

ту или иную пьесу и прийти на какой-то  званый  вечер.  В  этом

случае  я  получала извещение, что Мама ожидает, что я составлю

ей компанию. Выбора  у  меня  не  было.  Как  и  Папа,  я  была

безразлична  к  театру,  но  Мама  любила  появляться в театре,

поскольку внимание всех зрителей было обращено на нее.

     Когда в Царской ложе появлялись Вдовствующая Императрица и

Великая княгиня Ольга Александровна, все  господа,  сидевшие  в

театре,   вставали   со  своих  мест  и  почтительно  кланялись

Августейшим зрительницам.

     - Если ставилась какая-то опера, в  особенности,  "Аида",

для участия в массовых сценах на роль воинов часто приглашались

гусары  из полка моего имени или же моряки с Императорской яхты

"Штандарт". До чего же забавное зрелище представляли собой  эти

рослые,  крепкие  юноши,  неуклюже  передвигавшиеся  по сцене в

шлемах,  с  голыми  волосатыми  ногами,  обутыми  в   сандалии.

Несмотря  на отчаянные жесты режиссера, они с широкими улыбками

глядели на нас.

     Зимой я часто сопровождала Мама во  время  ее  прогулок  в

санях  по  широкому и нарядному Невскому проспекту. В солнечные

дни, особенно по воскресеньям, весь свет Петербурга выезжал  на

"Набережную",   чтобы   пощеголять   великолепными  лошадьми  и

санками.

     У Императрицы-Матери была пара вороных, которых  накрывали

синей  сеткой, чтобы снег и лед, вылетавшие из-под их копыт, не

попадали в нее. Завидев мать и дочь, проезжавших мимо,  господа

приветственно снимали свои меховые шапки.

     Пребывание в Петербурге становилось все более утомительным

для Великой княгини.

     - Иногда  случалось  так, что мне следовало находиться в

один и тот же день в трех разных местах. Утром - в  Петергофе

по   какому-нибудь  семейному  делу,  затем  в  Гатчине,  чтобы

присутствовать на  званом  завтраке  вместе  с  Мама,  а  затем

мчаться  назад  в  Санкт-Петербург,  где  вечером я должна была

присутствовать на встрече, которая вызывала во мне  отвращение,

но избежать ее было нельзя.

     Однажды  Великая  княгиня  вместе со своим младшим братом,

Великим князем Михаилом,  ехала  на  моторе  в  Гатчину,  чтобы

успеть на ужин к своей родительнице.

     - У бедняги Михаила была злосчастная привычка засыпать за

рулем.  В  тот вечер он ехал очень быстро: мы боялись опоздать.

Неожиданно он клюнул  носом,  автомобиль  свернул  с  дороги  и

перевернулся.  Нас  обоих  выбросило  из  салона, и мы каким-то

чудом остались целы и невредимы. Автомобиль даже не  пострадал.

Мы просто выкатили его на дорогу и поехали дальше.

     "Дикая  светская  суматоха",  как  называла приемы Великая

княгиня, требовала иметь такие наряды, которые не нравились ей.

В   то   время   все   дамы   семьи   Романовых   одевались   у

законодательницы женской моды мадам Бриссак.

     - Это была высокая, смуглая женщина. Всякий раз, как она

появлялась,  чтобы  наблюдать  за   примеркой,   я   непременно

жаловалась на дороговизну ее услуг. Бриссак сначала смотрела на

меня  с обиженным видом, затем с заговорщическим видом шептала:

"Прошу Ваше Императорское Высочество никому не говорить об этом

в Царском Селе, но для вас я всегда делаю скидку". Потом  Алики

рассказала  мне  о  том, как она посетовала на чересчур высокие

цены,  на  что  мадам  Бриссак  ответила:  "Прошу   Вас,   Ваше

Императорское  Величество,  никому  не  говорить  об этом, но я

всегда делаю скидку для Вашего Величества".

     Мы с Алики от души расхохотались! Вот старая пройдоха! Она

так хорошо на нас заработала, что могла жить на широкую ногу  в

своем особняке в Петербурге.

     Жалоба  дамы  из  семейства Романовых на дороговизну услуг

модной портнихи может показаться необычной, но  ведь  стоимость

гардероба  была  отнюдь  не  единственной  финансовой проблемой

Великой княгини.

     - Всех нас - Мама,  Ники,  Ксению,  Михаила  и  меня  -

смущало  вот  какое  обстоятельство,  - рассказывала мне Ольга

Александровна.  - Мой  годовой  доход  составлял  около  двух

миллионов  рублей  (миллион  долларов),  но я никогда не видела

этих денег и не  знала  по  существу,  как  они  расходовались.

Разумеется,  велись  бухгалтерские книги, но это не помогало. У

меня было двенадцать счетоводов и один очень знающий  казначей,

полковник  Родзевич,  и  счета,  которые  они вели, конечно же,

находились в полном порядке, и все же деньги таяли, словно снег

весной. У меня было столько денег - и  все  же  я  никогда  не

имела возможности приобрести себе нужные вещи.

     Ольга   Александровна  вспомнила,  что  однажды,  в  конце

отчетного  года,  она   захотела   купить   небольшую   картину

стоимостью  менее  четырехсот  рублей  (200  долларов),  но  ее

казначей заявил, что денег для оплаты по счету нет. У Романовых

был неписанный закон - за все свои покупки платить  наличными,

и  мужчины и женщины поколения Великой княгини строго выполняли

его.

     Гардероб,  транспортные  расходы,   стоимость   содержания

особняков  в Петербурге и Ольгине, а также ряд пожертвований на

благотворительные нужды, делавшихся регулярно, - все  это  не

исчерпывало  перечень  расходов.  Великая  княгиня  должна была

также платить за образование детей своей прислуги.

     - В штате прислуги в Петербурге состояло около семидесяти

человек, что  было  довольно  скромно  для  сестры  Императора.

Причем  у  всех у них было много детей, и все они желали видеть

своих   сыновей   докторами   и   инженерами.   Нетрудно   себе

представить,  каких  огромных  денег это стоило. Но против этой

статьи расходов я не  возражала.  Во  всяком  случае,  тут  был

какой-то прок.

     Однако,  корень  все бед заключался в том, что муж Великой

княгини был заядлым игроком. От брата Георгия она  унаследовала

миллион  золотых рублей. В считанные годы вся эта сумма была до

копейки промотана принцем Петром Александровичем.

     И все-таки фамилия была сказочно богата - в  особенности,

если  мы  вспомним  о  замороженных  авуарах семьи. Помимо семи

дворцов,  наполненных  сокровищами   искусства,   они   владели

драгоценностями,  приобретенными  за  триста  лет существования

Дома Романовых. Их  стоимость,  по  самым  скромным  подсчетам,

составляла  сотни  миллионов  золотых  рублей.  В  их числе был

знаменитый  бриллиант  Орлова   в   194   1/2   карата   весом,

приобретенный  графом Алексеем Орловым в Амстердаме в 1776 году

и поднесенный им Екатерине II;  бриллиант  Шаха  в  82  карата;

"Горная  Луна"  - нешлифованный  бриллиант весом 120 карат, и

"Полярная Звезда" - превосходный бледно-красный рубин 40 карат

весом. Романовым  принадлежала  Большая  Императорская  корона,

изготовленная  Позье, придворным ювелиром Императрицы Екатерины

II. Она имела форму митры, увенчанной крестом из пяти  огромных

бриллиантов,  соединенных вместе гигантским неграненым рубином.

Пояс, окружавший корону, состоял из 39  алмазов  и  38  розовых

жемчужин.   Императорская  диадема,  сделанная  в  царствование

Императора Александра I, состояла из 500 бриллиантов, свыше ста

розовых жемчужин и 13 огромных старинных жемчужин, которые были

извлечены  из  колье  XV  века,  которое  носила  одна   Царица

Московская.  Кроме  того,  в  их  шкатулке  имелись  ожерелья и

подвески из розовых бриллиантов, сапфиров, изумрудов и  рубинов

и  известное  количество  драгоценностей,  хранившихся  особо и

предназначавшихся в качестве семейных свадебных подарков.

     - Все  эти  сокровища  представляли  собой  баснословный

капитал,  к  которому ни в коем случае нельзя было прикасаться.

Сомневаюсь, чтобы мог отыскаться покупатель хоть одного из этих

сокровищ, - заявила Великая княгиня, и я посмотрел на узенький

золотой браслет с вкрапленным в него крохотным  рубином  и  еще

более   крохотным   сапфиром.   Одним   из  источников  доходов

Императорской фамилии  были  удельные  земли  - Императорские

имения,  разбросанные по просторам Империи. Сотни тысяч десятин

земли были приобретены прозорливой  Екатериной  II  в  качестве

меры,  обеспечивающей  благосостояние  Императорской  семьи.  В

удельные земли входили имения, фруктовые сады, охоты,  обширные

леса,  рыбные  промыслы и виноградники. Самые доходные удельные

земли находились на юге, в частности,  в  Крыму.  Их  подлинная

стоимость   достигала   астрономической  суммы.  Однако,  из-за

неэффективного  управления  ими   и   хищений   доходность   их

составляла  немного больше 4 000 000 в год. Цивильный лист Царя

и всего Дома Романовых составлял сумму в  22  миллиона  золотых

рублей  (В  начале  1960-х годов это составляло около 9 240 000

фунтов стерлингов).

     - Сумма кажется  огромной,  но  лишь  на  первый  взгляд.

Финансовый  год  начинался  1  января.  Однако очень часто Ники

испытывал материальные затруднения задолго  до  конца  сметного

периода, - отмечала Великая княгиня.

     На  плечи  Государя  ложилась  забота  о  содержании  двух

дворцов в Царском Селе, двух в Петергофе,  одного  в  Москве  и

одного  в Крыму. Нужно было платить жалованье тысячам дворцовых

служащих и слуг. Все они получали подарки на Рождество и в день

тезоименитства Государя Императора. Большие средства уходили на

содержание Императорских яхт и поездов, а также на транспортные

расходы. Из средств Министерства Двора и  Уделов  расходовались

деньги  на содержание трех театров в Санкт-Петербурге и двух -

в   Москве,   а   также   Императорского   балетного   училища.

Императорская  Академия Художеств и Императорская Академия Наук

также требовали средств, хотя  официально  они  содержались  за

счет Государственного казначейства. На личные средства Государя

содержались  практически  все  сиротские  приюты, заведения для

слепых, дома  для  престарелых  (богадельни),  а  также  многие

больницы.   Государь  должен  был  заботиться  и  о  содержании

Императорской фамилии. Каждый Великий  князь  ежегодно  получал

около  800  000  золотых  рублей.  Каждой  Великой  княжне  при

замужестве полагалось приданое в 3 миллиона золотых рублей.  [В

своей  "Книге воспоминаний" В.к. Александр Михайлович отмечает,

что Великие князья получали  по  200  000  в  год,  а  приданое

Великих княжон составляло миллион рублей (цит. пр., с.132).]

     - К тому времени, когда Ники взошел на престол, нас стало

так много.  Лишь  у  одного  Сандро,  мужа  Ксении,  было  пять

братьев; у моего дяди  Константина  было  пять  сыновей  и  две

дочери, - сообщила мне Великая княгиня.

     Кроме   того,  в  Собственную  Его  Величества  канцелярию

приходило множество прошений  об  оказании  финансовой  помощи.

Так,  вдова  полицейского  просила  дать  образование ее детям,

способному студенту необходимы были деньги на окончание  курса,

и он обращался с прошением на Высочайшее имя; крестьянину нужна

была  корова,  рыбаку  - новая лодка, вдова чиновника просила

выдать ей  деньги  на  покупку  очков.  Чиновникам  Собственной

канцелярии  Государя  было  строго-настрого запрещено оставлять

без  внимания   хотя   бы   одно   прошение.   После   проверки

справедливости требований прошения оно удовлетворялось.

     - По сравнению с некоторыми американскими магнатами брат

мой был беден, - свидетельствовала Ольга Александровна.

     Однако Великая княгиня отметила, что трудности, с которыми

сталкивалась  Императорская  фамилия,  постоянно   усугублялись

невероятной   некомпетентностью   чиновников.  Император  хотел

приобрести гору Ай Петри,  находившуюся  рядом  с  его  имением

Ливадия.  Ай Петри вместе с соседней землей принадлежали одному

знатному семейству. В конце концов, стороны договорились о цене

- которая  была  огромной  - и  владения  перешли  к  новому

хозяину.  Но  когда  Император  решил  построить  на  Ай  Петри

небольшой особняк, то выяснилось, что сделать это он не вправе:

уплаченная  им  сумма  не  подразумевала  такого  использования

земли.

     - Помню,  как  рассердился Ники, - рассказывала Великая

княгиня, - но в скандальной этой истории было замешано столько

влиятельных людей, что он решил махнуть на нее рукой.

     Моя собеседница  привела  мне  еще  один  пример  вопиющей

безответственности. Перед началом 1914 года общая годовая рента

пятерых  детей  Императора  Николая  II составила 100 миллионов

рублей. Вопреки пожеланию Императора, министр финансов вместе с

двумя ведущими банкирами вложил все  эти  средства  в  немецкие

ценные  бумаги. Император выступил против этой операции, но его

стали заверять, что средства помещены надежно и крайне выгодно.

Разумеется после первой мировой войны все эти суммы испарились.

     - Кроме того,  было  много  попрошаек,  - с  презрением

проговорила  Великая  княгиня.  - Я не имею в виду бедняков из

числа простого народа.  Речь  идет  о  знатных  попрошайках,  в

частности,  об  офицерах гвардейских полков, которые жили не по

средствам и рассчитывали на то, что мы оплатим их долги.

     Однажды  во  дворец  к  Великой  княгине   пришел   офицер

Атаманского  полка,  которого  она знала с детства и попросил у

нее что-то около 350 тысяч золотых рублей.

     - Я спросила, зачем ему такая сумма. Он был  в  отчаянии.

Сказал, что это долг чести. Я дала ему деньги. Спустя несколько

дней  мне  стало  известно,  что на мои деньги он купил конюшню

скаковых лошадей. С тех пор я с ним не разговаривала.

     Затем  Ольга  Александровна  вспомнила  о  красавце  князе

Дадиани,  также  офицере  одного  из гвардейских конных полков,

оказавшемся в действительно сложных условиях. Чтобы  выпутаться

из  подобной  ситуации,  этот господин похитил несколько ценных

картин из частной коллекции  и  принес  их  во  дворец  Великой

княгини,   умоляя   ее   обратиться  к  Императору  с  просьбой

приобрести картины для Эрмитажа.  Князь  заявил,  что  все  они

представляют семейные их ценности и что ему больно расставаться

с этими шедеврами, но иного выхода у него нет. Картины пришлись

по   вкусу   Великой   княгине.  Она  сумела  убедить  Государя

согласиться на их покупку, но полиция, извещенная  расстроенным

владельцем  галереи,  уведомила  Царя о происхождении "семейных

реликвий Дадиани".

     - Хочу отметить, что этого офицера немедленно уволили  из

полка.  И  все  равно  скандал  был  ужасный. Рядовые вели себя

гораздо порядочнее. Они никогда не попрошайничали. За  все  эти

годы  лишь один матрос, который возвращался к себе домой где-то

на побережье Каспийского моря, попросил меня помочь ему  купить

рыбачью  сеть.  Я  дала  ему  деньги,  которые он вернул мне до

копейки. В ту пору рядовые  назывались  "нижними  чинами".  Для

меня  они  были благородными людьми, потому что были благородны

душой. Они были достойны дружбы. Никто из  них  не  смотрел  на

Великую  княгиню,  как  на  владелицу кошелька, в который можно

залезть.

     Выйди она замуж удачно и по любви, Великая княгиня была бы

свободна от такого рода денежных осложнений. Но  она  оказалась

одна,  и  рядом  с нею не было мужчины, который смог бы дать ей

совет или как-то помочь. Она  была  слишком  совестлива,  чтобы

досаждать  Государю  своими домашними проблемами. Великий князь

Михаил Александрович, целиком освоившийся с ролью  гвардейского

офицера,  лишь  посмеялся  бы  над  трудностями младшей сестры.

Единственный совет, который она получила бы от  своего  "мужа",

если  бы  обратилась  за  ним, состоял бы в том, чтобы попытать

счастья за карточным столом. В результате  финансовые  проблемы

лишь   увеличивали   ее  одиночество  и  делали  ее  еще  более

несчастной.

     Живя  в  Петербурге,  Великая  княгиня  чувствовала   себя

несчастной, хотя жила жизнью света. Она бывала во многих домах,

встречалась    со   многими   людьми.   Подчас   ее   природная

жизнерадостность  помогала  ей  преодолеть  скуку   официальных

встреч.  Однако из ее слов я понял, что результатом сотен новых

знакомств не стала ни одна настоящая привязанность.

     Неподалеку   от   особняка   Великой   княгини   находился

великолепный   дворец   княгини   Юрьевской,   вдовы  ее  деда,

Александра  II,  бывшей  его  морганатической   женой.   Княжна

Екатерина  Долгорукая  сначала  была любовницей Императора, а в

1880 году вступила с ним в  морганатический  брак.  Эта  старая

женщина  жила  на  широкую  ногу  и  считала  себя Вдовствующей

Императрицей, хотя Александр II был убит прежде, чем  он  успел

объявить    княгиню   Юрьевскую   Императрицей.   Ольга   очень

привязалась к этой старой даме.

     - Она,  должно  быть,  очень  любила  моего   деда,   -

рассказывала   Ольга   Александровна.  - Всякий  раз,  как  я

приходила к  ней,  мне  казалось,  будто  я  открываю  страницу

истории.  Жила  она  исключительно  прошлым.  В тот день, когда

моего деда убили, время для нее остановилось. Она только о  нем

и говорила. Она сохранила все его мундиры, всю его одежду, даже

домашний  халат.  Она  поместила  их  в стеклянную витрину в ее

домашней часовне.

     Вместе со своей родительницей Великой княгине  приходилось

часто  бывать  во  дворце Юсуповых на набережной Мойки. Княгиня

Зинаида Юсупова была близкой подругой Вдовствующей Императрицы.

Ходили  слухи,  что  состояние   Юсуповых   намного   превышало

состояние Императорской фамилии.

     - И  я  вполне  допускаю,  что  так  оно и было, - сухо

проговорила Ольга Александровна. - До сих пор я помню, что  на

столах   в   их  гостиных  стояло  множество  хрустальных  ваз,

наполненных нешлифованными  сапфирами,  изумрудами  и  опалами,

которые  использовались, как украшения. По-моему, сказочное это

богатство ничуть не испортило княгиню Юсупову. Она была  добра,

щедра  и  могла  быть  верным  другом. К сожалению, матерью она

оказалась никудышной - она слишком уж избаловала своих детей.

     Не слишком далеко  от  дома  Великой  княгини  в  огромном

особняке  на  набережной  реки  Фонтанки  жили  граф  и графиня

Орловы-Давыдовы. Графиня имела репутацию одной из самых  хорошо

одетых  женщин  в мире. Оба супруга пользовались известностью в

свете, хотя граф походил на породистого пса и получил  прозвище

l'homme  chien.  Среди  друзей  Великой княгини были две сестры

Нечаевы-Мальцевы  и   их   брат,   отличавшиеся   щедростью   и

гостеприимством.

     Все  трое были холосты, очень эксцентричны и очень богаты,

и хотя многие смеялись над ними у них за спиной, однако первыми

являлись на их знаменитые приемы именно эти насмешники. Одна из

сестер Мальцевых была низенькая и  толстая,  вторая  высокая  и

худая,  однако  обе  были  наивными  старыми  девами  со своими

причудами. Однажды во время приема какой-то  офицер  положил  к

ним  на  кровать  свою  фуражку.  "Что  мы  станем делать, если

забеременеем от него!" - в ужасе воскликнули сестры.

     Самой  знаменитой  хозяйкой  того  времени  была   графиня

Клейнмихель,    о   балах-маскарадах   которой   говорил   весь

петербургский   свет.   Богатая,    эксцентричная,    чуть-чуть

прихрамывавшая,  графиня редко покидала свой особняк, и каждый,

кто занимал хоть какое-то положение в обществе,  считал  честью

быть приглашенным к ней в дом.

     -  Это   была   "гранд-дама"   до  кончиков  ногтей,  -

свидетельствовала  Великая  княгиня,  - и  в  то   же   время

необычайно  проницательная и умная женщина. Каким-то образом ей

удавалось узнать сокровенные тайны почти  всего  петербургского

общества. Ее особняк прослыл рассадником сплетен. Ко всему, она

увлекалась   оккультными   науками.   Я  слышала,  что  однажды

вызываемые ею духи до того расшалились, что один из них  сорвал

с  ее  головы  парик  и  открыл тайну ее плешивости. Думаю, что

после этого  случая  она  прекратила  занятия  подобного  рода.

[Впоследствии  Великая  княгиня  рассказала мне историю бегства

графини во время  революции.  Графиня  закрыла  ставнями  окна,

заперла  все  двери и перед входом повесила написанное крупными

буквами  объявление:   "Вход   строго   воспрещен.   Этот   дом

принадлежит   Петросовету.  Графиня  Клейнмихель  арестована  и

помещена  в  Петропавловскую  крепость".  Фокус  удался   из-за

всеобщего  беспорядка  и  сумятицы.  Графиня  успела  упаковать

некоторые из своих ценностей и сделать приготовления для своего

бегства из России. Лишь после ее бегства местный  совет  узнал,

что его одурачили.]

     Как  ни  был  краток  петербургский  сезон увеселений, он,

должно быть, являлся источником мучений  для  Великой  княгини.

Начиная  с  праздника  Нового  года  и до Прощеного воскресенья

петербургское высшее общество танцевало, раскатывало на  богато

украшенных  тройках,  слушало концерты, посещало оперу и балет,

ело,  пило,  снова  танцевало,  причем,  каждая  хозяйка   дома

старалась   перещеголять   остальных   в   изобретательности  и

оригинальности  развлечений,   которые   предлагались   гостям.

Устраивались   "белые   балы"   для  молодых  девушек,  впервые

выходящих в свет,  а  также  "розовые  балы"  для  молодоженов.

Большим   спросом   пользовались  оркестры  наподобие  оркестра

Коломбо и цыганский оркестр Гулеску. Ни один сезон не обходился

без  грандиозного  бала,  который  устраивала  у  себя  Великая

княгиня Мария Павловна, и не менее знаменитого бала-маскарада у

графини   Клейнмихель.   К  концу  Прощеного  воскресенья  даже

наименее набожные  хозяйки  салонов  Петербурга,  должно  быть,

облегченно   вздыхали,   радуясь   невольному   окончанию  всех

увеселений. А уж с Чистого понедельника, следующего за Прощеным

воскресеньем и до самой Пасхи ни о каких увеселениях  не  могло

быть и речи.

     Сезон   начинался  утром  Нового  года  церемонией  выхода

Государя и Государыни. Из Дворцовой церкви они  направлялись  в

Николаевский  зал,  где  им  представлялись  две  или три сотни

гостей. Господа трижды кланялись,  дамы  приседали  и  целовали

руку  Императрицы ("безмен"). Примерно за полчаса до выхода все

Романовы собирались  в  одной  из  гостиных  Зимнего  дворца  и

занимали свои места в торжественном шествии в Николаевский зал.

В  это утро хозяевами положения становились церемониймейстеры и

гофмаршалы; нельзя  было  сделать  ни  малейшего  движения  без

соответствия правилам самого строгого в Европе протокола.

     - Входили  мы  соответственно возрасту, а не очередности

положения,  - свидетельствовала  Ольга  Александровна.  - Я

обычно  шла  под  руку  с  одним из моих кузенов: или с Великим

князем Борисом, или  же  с  Великим  князем  Андреем  (младшими

сыновьями   Великого  князя  Владимира  Александровича).  Ники,

разумеется, находился во главе;  о  его  руку  опиралась  Мама,

Алики же шла сразу за ними в сопровождении Михаила.

     Заметим,  что  особенно  ревниво  к  своему  положению  на

иерархической лестнице относились две Великие  княгини  - это

сестры-черногорки  Анастасия  и  Милица  Николаевны [Урожденные

княжны Черногорские, дочери князя Николы I Негоша.], жены  двух

старших   Великих   князей   - Петра  Николаевича  и  Николая

Николаевича (младшего). Они всегда стремились встать  сразу  за

двумя  Императорскими парами. Сестры получили прозвища Сцилла и

Харибда. Никто  не  смел  сделать  и  шага,  пока  черногорские

принцессы не занимали принадлежащего им, по их мнению, места.

     - Хорошо помню, как моя кузина Минни (принцесса Греческая

Мария)  громко  проговорила:  "Теперь можно трогаться: Сцилла и

Харибда  успели  занять  свои  места".  После  того,  как   все

вставали, как полагается, двери Николаевского зала открывались,

оберцеремониймейстер  трижды  ударял  о  пол жезлом из слоновой

кости и объявлял о выходе Их Императорских Величеств. Трогались

с места и мы - попарно, словно вереница ухоженных, вышколенных

пуделей,  которые  чинно  вышагивают  на  глазах  толпы   зевак

где-нибудь на ярмарке.

     Во время зимнего сезона в Зимнем дворце давали два или три

бала.

     - До чего же не любила я этот дворец! - призналась Ольга

Александровна.  - Из всей нашей семьи только Мама обожала его,

но почему, я так и не сумела понять.

     Вычурное здание  дворца  тянулось  на  большое  расстояние

вдоль  набережной.  А  внутри  его  выстроились анфилады залов,

длиной  и  высотой  способных  соперничать  с   иным   собором:

Николаевский зал, Георгиевский зал, Белый зал, Малахитовый зал,

Тронный  зал  - с окнами в два яруса. Помимо огромных и гулких

этих залов во дворце  было  множество  отдельных  апартаментов,

помещений   для  придворного  штата  и  прислуги.  Много  места

занимали лестничные площадки и  коридоры,  не  ведущие  никуда.

Дворец  полностью  соответствовал  своему названию: он так и не

смог обрести тепла домашнего  очага.  Перед  каждым  балом  его

украшали тысячами пальм, экзотических растений, доставленных из

Крыма,  охапками  роз,  тюльпанов, сирени из оранжерей Царского

Села. Однако никакими стараниями нельзя было вдохнуть  жизнь  в

стылые просторные помещения этого огромного здания.

     Всякого  поражало  буйство цветов. У каждого входа и вдоль

лестницы стояли великаны конногвардейцы и кавалергарды в  белых

мундирах,  шитых  золотом  и серебром и казаки Собственного Его

Величества конвоя в алых и синих черкесках. Слуги негры были  в

красном  с  головы  до ног. На дворцовых скороходах были надеты

шляпы, украшенные перьями. Ливреи дворцовых лакеев были расшиты

галунами, из-за чего невозможно было  определить  цвета  ткани.

Балы начинались после выхода Императорской четы.

     - Ах,  какие  там  были  цвета!  - воскликнула Великая

княгиня. - Алые, белые, голубые мундиры гвардейских  офицеров,

оливковые  платья  статсдам,  рубинового цвета бархатные платья

фрейлин, а на всех нас - серебряная и золотая парча... Рубины,

жемчуг, бриллианты и алмазы... И  все-таки  до  чего  же  я  не

любила  все  эти балы в Зимнем дворце, на которых нам надо было

непременно присутствовать. Одна лишь Мама  их  обожала,  потому

что  знала:  к  ней  прикованы  глаза  всех  присутствующих.  И

выглядела она великолепно.

     Каждый бал в Зимнем дворце неизменно начинался  полонезом.

В первой паре шел Государь.

     - Ники любил танцевать и был превосходным танцором, но, к

сожалению, Алики терпеть не могла такого рода увеселения. Она и

Ники оставались  на  ужин,  который  довольно  рано  подавали в

Малахитовый зал, а затем покидали его. Что касается меня, то  я

готова  была  сбежать  из дворца после первого же полонеза, но,

разумеется, сделать этого не могла.

     В  подобных  случаях   оказывался   полезным   муж   Ольги

Александровны.  Приезжал  он не слишком поздно, чтобы проводить

ее домой. Проведя супругу через  дворцовую  кордегардию,  принц

выходил  с женой через боковой подъезд. Накинув на плечи поверх

парчового платья меховое манто, Великая  княгиня  пробегала  на

цыпочках по помещению, слыша храп солдат.

     - Мне  так  хотелось спать. До чего же я завидовала этим

солдатам!

     Последним  ярким  штрихом  в  живописной  истории  Зимнего

дворца стал знаменитый исторический бал в январе 1903 года. Год

спустя  началась  война  с Японией, за которой последовали годы

смуты. Окна Зимнего дворца закрыли ставнями. В залы его  больше

не   привозили   огромное   количество   цветов.   Под  искусно

расписанными сводами не звучала  танцевальная  музыка.  Но  тот

январский  вечер  1903  года навсегда врезался в память Великой

княгине.

     - Все мы пришли на бал в одеждах  семнадцатого  века.  На

Ники  было  облачение  Алексея  Михайловича,  второго  царя  из

Династии Романовых. Оно было малинового цвета, расшито  золотом

и   серебром.  Некоторые  предметы  убранства  были  специально

доставлены из Кремля. Алики выглядела просто  умопомрачительно.

Она  была  в  одежде  Царицы Марии Милославской, первой супруги

Царя Алексея Михайловича. На ней был сарафан из золотой  парчи,

украшенный  изумрудами  и серебряным шитьем, а серьги оказались

такими тяжелыми, что Алики не могла нагнуть голову.

     Тот бал-маскарад был прекрасной  лебединой  песней.  Гости

Императора,  которые  танцевали  в  тот вечер старинные русские

танцы, еще не знали, что после того, как  прозвучали  последние

аккорды  оркестра, опустился невидимый занавес. Больше в Зимнем

дворце балов-маскарадов не устраивалось.  Неприятный  инцидент,

происшедший   во   время   бала   в   1903   году,  можно  было

рассматривать, как своего рода зловещий знак.

     Великий  князь  Михаил  Александрович  попросил  у   своей

родительницы одолжить ему большую алмазную застежку, которую он

хотел  прикрепить  в  качестве украшения к своей меховой шапке.

Застежка была баснословно  дорогой;  некогда  она  принадлежала

Императору  Павлу  I,  и  Вдовствующая  Императрица надевала ее

очень редко. Можно  себе  представить,  с  какой  неохотой  она

выполнила просьбу сына.

     - И  Михаил  ее  потерял! Должно быть, украшение упало у

него с шапки во время танцев. Оба они - Мама и Михаил - были

вне  себя  от  отчаяния:  ведь  застежка  принадлежала  к числу

сокровищ короны. В тот же вечер были внимательно осмотрены  все

залы дворца. Утром пришли сыщики и обшарили дворец с чердака до

подвала.  Но  бриллиантовую  застежку  так  и  не  нашли. Нужно

сказать, - заметила Великая княгиня,  - что  на  этих  балах

теряли  много  драгоценных  украшений, но я ни разу не слышала,

чтобы хоть одно из них удалось отыскать!

     Вряд ли кто был больше доволен, чем  Ольга  Александровна,

когда  дикому  вихрю  увеселений  приходил конец. Она не любила

шум, слепящие огни, толпы людей, чересчур сытную  еду,  никогда

не  покидавшее  ее  ощущение,  будто  ее  выставляют напоказ -

разодетую и  украшенную  драгоценностями.  С  началом  Великого

поста  театры  и другие увеселительные заведения закрывались, и

Вдовствующая Императрица уезжала в  Гатчину.  Ее  младшая  дочь

оставалась  в Петербурге, где почти никого не принимала у себя,

ела простую пищу строго  по  распорядку  дня  вместе  с  миссис

Франклин,  часами  занималась у себя в студии, играя на скрипке

или же рисуя.

     Каждое утро она  отправлялась  на  прогулку  по  улицам  и

набережным  Санкт-Петербурга. Такой привычки не было ни у одной

из представительниц Дома Романовых. До сих пор ни одна  Великая

княгиня  не  разгуливала  по  улицам  одна.  Правда,  чтобы  не

нарушать традиций окончательно,  Ольга  делала  уступку:  сзади

нее, на некотором расстоянии, шла фрейлина, а еще дальше следом

ехал с черепашьей скоростью шофер на автомобиле. Однако Великая

княгиня шагала далеко впереди, сопровождаемая борзой, пуделем и

крупной лайкой. Этой привычке не могла помешать никакая погода.

Она  шла  гулять,  когда мела пурга и когда шел мокрый снег. Не

отказывалась она от своего моциона  даже  тогда,  когда  ветер,

дувший с залива, трепал ее одежду и срывал с головы шляпку.

     Во   время   таких   прогулок   Великая   княгиня  целиком

погружалась в собственные мысли. Этот величественный  и  гордый

город,  возникший  по воле одного из ее предков, разговаривал с

ней на языке, который она понимала. Его  купола  и  шпили,  его

мрамор  и гранит, его река, это сочетание ветра, воды и облаков

сливались для  нее  в  неистребимый  символ  силы,  мужества  и

надежды  на  будущее.  Мечта  Петра Великого создать этот новый

город наложила печать на русский  народ.  Об  этом  не  следует

забывать.  Мечта эта никогда не была бы воплощена в жизнь, если

бы не безжалостная  целеустремленность  Императора;  более  ста

пятидесяти  тысяч  человек  погибли  среди болот и топей, строя

град Святого Петра.

     - Но если когда-либо цель оправдывала средства, то именно

это и  произошло  здесь,  - заявила  Великая   княгиня.   Она

доказывала  свою  точку  зрения  весьма  убедительным  образом,

предлагая мне самому судить,  что  произошло  бы  с  Россией  и

Европой, если бы Санкт-Петербург не был построен.

     - Если бы Царь Петр сохранил Москву столицей, то Россия,

вероятно, пропиталась бы азиатской  культурой  и  к  настоящему

времени  стала бы неотъемлемой частью Азии. Воздвигнув же новую

свою столицу на северной границе Европы, Россия была  вынуждена

присоединиться  к культурной семье западных государств, и таким

образом Европа не оказалась лицом к лицу с Азией,  ломящейся  в

ее  двери.  С другой стороны, если бы Петр перенес свою столицу

куда-то  на  юг,  например,  в  Крым,  тогда  славяне  и  греки

объединили   бы   свои  силы  и  выступили  бы  против  Турции,

восстановив   Византийскую   Империю    с    центром    ее    в

Константинополе.  Вполне  возможно,  что  в  условиях  теплого,

размягчающего человеческую натуру  климата  славяне  изнежились

бы,  утратили  лидерство.  Тогда бы северные славяне попали под

власть немцев, а юг страны оказался бы под турецким игом.

     Нередко, доходя до  огромной  Сенатской  площади,  Великая

княгиня  останавливалась  и разглядывала бронзовую статую Петра

Великого.

     - Мне  часто  казалось,  что  он  смотрит  на  меня,  его

собственного  потомка.  Мне  по душе была история его жизни. По

душе был его город. Думаю, он, этот город, вдыхал в меня жизнь.

В нем  было  столько  мужества  и  упорства.  В  моем  доме  на

Сергиевской  никому до меня не было никакого дела. Эти утренние

прогулки отвлекали меня от грустных мыслей.

     У Ольги кроме Нана не было никого. С братом  Михаилом  она

теперь  виделась не так часто, как прежде: он был занят военной

службой и сердечными делами. С сестрой Ксенией она  никогда  не

была  по-настоящему  близка.  А  перекладывать свои проблемы на

плечи Императора, и без того  обремененного  множеством  забот,

Ольге не позволяла совесть. Алики постоянно недомогала.

     Внешне покладистая, Великая княгиня в душе была бунтаркой.

Мнимый  ее  брак  не  ожесточил  ее,  а  лишь  усилил  жажду по

настоящему чувству. Здоровая, нормальная женщина,  она  мечтала

стать  супругой  и  матерью.  Вместо  этого она лишь носила имя

человека, который добросовестно сопровождал ее на всех  приемах

и  вечерах,  изредка  проводил  полчаса в одной из ее гостиных.

Разговоры его, по существу, сводились к недавним выигрышам  или

проигрышам;  он  был  чрезвычайно  озабочен своим здоровьем и с

откровенной  неприязнью  смотрел  на  многочисленных   питомцев

"жены".

     Апрельским днем 1903 года Великая отправилась из Гатчины в

Павловск,   чтобы   присутствовать   на   военном  смотре.  Она

беседовала с офицерами, как вдруг заметила  высокого  пригожего

мужчину  в мундире офицера Лейб-Гвардии Кирасирского полка. Она

никогда еще не встречала его прежде. И ничего о нем  не  знала.

Их взгляды встретились.

     - Это  была судьба. И еще - потрясение. Видно, именно в

тот день я поняла, что любовь с первого взгляда существует.

     Великая княгиня с трудом дождалась окончания  смотра.  Она

заметила,   что   высокий  офицер  разговаривает  с  ее  братом

Михаилом.

     - Оказалось, что они друзья. Я узнала, что мужчину  зовут

Николай  Куликовский.  Что  он из известной военной семьи, хотя

для меня такие подробности не имели никакого значения. Я просто

сказала Михаилу,  что  хочу  познакомиться  с  этим  человеком.

Михаил  понял  меня.  На следующий же день он устроил обед. Как

все это происходило, я уже и не помню. Мне  было  двадцать  два

года,  впервые  в  жизни  я полюбила, и я знала, что любовь мою

приняли и ответили взаимностью.

     Тому, что произошло затем, невозможно  было  бы  поверить,

если бы не откровенный рассказ самой Великой княгини.

     Она  ни с кем не стала советоваться, да она и не нуждалась

ни в чьем совете. Она отправилась прямо в Петербург, нашла мужа

у него в библиотеке и сообщила  ему,  что  встретила  человека,

который ей дорог, и попросила немедленно дать ей развод.

     Принц   Петр  Александрович  Ольденбургский  нисколько  не

удивился. Он оставался таким же  невозмутимым,  словно  Великая

княгиня  сообщила  ему о том, что не желает идти на прием или в

театр.  Эмоциональное  состояние  его  жены  принца  ничуть  не

интересовало. Он выслушал Ольгу и затем ответил, что его крайне

заботит  его  собственная  репутация и честь семьи. Немедленный

развод исключается, но он, возможно, вернется к  этому  вопросу

через семь лет.

     Уж  не  намекнула  ли  Великая княгиня о том, что намерена

сбежать  со  своим  избранником?  Последствия  такого   события

произвели бы на общество гораздо большее впечатление, чем любой

развод. По этому поводу сказать ничего не могу. Великая княгиня

мне  об  этом  не  говорила,  но  дальнейшее  развитие  событий

показало, что такой намек был сделан.

     Принц Петр Ольденбургский назначил молодого офицера  своим

адъютантом  и сообщил ему, что он может поселиться у них в доме

на Сергиевской!

     Этот "menage a trois" [любовный  треугольник  (франц.)]  в

доме  Ольденбургских,  оставаясь  тайной  для  всех,  даже  для

графини Клейнмихель, продолжал существовать до 1914 года, когда

Великая княгиня в качестве  сестры  милосердия  отправилась  на

фронт,  а  Куликовский  последовал  за  своим  полком. Обещание

принца Петра Александровича "вернуться к  этому  вопросу  через

семь лет" так и не было им выполнено, но брак их был расторгнут

в  1916 году, и Великая княгиня стала женой Куликовского. После

смерти Ольги Александровны я спросил у  вице-адмирала  Джеймса,

который однажды гостил у Великой княгини в Ольгино, догадывался

ли  он  о  подлинных  отношениях,  существовавших  между Ольгой

Александровной и Николаем Куликовским. На это он  ответил,  что

ему  и в голову не могло прийти, что Великая княгиня влюблена в

этого человека. Со стороны их отношения казались корректными  и

официальными.

     - Я был весьма удивлен, когда спустя несколько лет узнал

о их браке, - сказал вице-адмирал.

     Все  эти  долгие   годы   высокий   адъютант,   безупречно

выполнявший  свои  служебные обязанности, оставался для Великой

княгини единственной опорой.

     Ольга была  одновременно  счастлива  и  несчастна.  Узнать

наконец,  что  ты  желанна и любима, было исполнением мечты, на

осуществление которой  она  иногда  не  смела  даже  надеяться.

Однако   честность   ее   натуры   и   отвращение  к  всяческим

компромиссам    заставляли    ее    всячески     сопротивляться

отвратительному  положению,  в котором она оказалась. Возможно,

этот  абсурдный   "любовный   треугольник"   и   соответствовал

своеобразному  представлению принца о чувстве чести. Но Великую

княгиню ситуация угнетала и внушала ей  чувство  стыда.  Однако

молодая   женщина   была  бы  еще  более  несчастной,  если  бы

Куликовский не жил под одной крышей с нею.  Во  всяком  случае,

никто  не  вправе  был  обвинять ее в двоедушии: ведь именно ее

муж, а не она сама пригласила молодого офицера к ним в дом. Что

же  касается  самого  Куликовского,  то  вполне  очевидно,  что

Великая  княгиня  убедила его согласиться на предложение принца

занять должность адъютанта.

     Более чем сомнительно, что они были  любовниками  до  1915

года.  Главным  препятствием были религиозные убеждения Великой

княгини. Православная церковь, к которой она принадлежала, была

неотъемлемой частью ее взглядов на жизнь и  духовного  наследия

ее предков. Она не была ни мистиком, ни религиозной фанатичкой.

Но  брак ее был заключен в соответствии с законами православной

религии, и Ольге Александровне не  оставалось  ничего  другого,

как ждать его расторжения той же Православной церковью.

     Возможно,  было  и  другое соображение. Ольга хотела иметь

детей.  Если  бы  в  тот  период  у  нее  родился  ребенок   от

Куликовского,  то  официальным  отцом  считался  бы  принц Петр

Александрович.  Прежде  всего,  этому  бы  никто  не   поверил.

Во-вторых,  Великая княгиня отличалась, по крайней мере от двух

своих прародительниц - Елизаветы Петровны и Екатерины II - в

том,  что  неприятие ее мятежной натурой мертвящих условностей,

тем не менее, не  заставило  бы  ее  подавить  в  себе  чувство

порядочности.  Вопреки  ее  своеобразным привычкам, она была не

настолько   эксцентричной,   какой   ее    считали    некоторые

родственники  Ольги Александровны. Двойная жизнь, если бы Ольга

стала жить ею, привела бы к тому, как она и сама понимала,  что

для   нее   погас   бы   единственный   светоч,   которым   она

руководствовалась.

     И она ждала, а молодые годы уходили. Ожидание  становилось

все труднее и обиднее. Порою, должно быть, оставаться в доме на

Сергиевской превращалось в нестерпимую муку.

     Именно  тогда она нашла поддержку для себя в Царском Селе.

Знал ли Император о ее тайне, нам  неведомо.  Вполне  возможно,

что  знал.  Но  факт  остается фактом: с 1904 по 1906 год Ольга

виделась с Державным братом и Императрицей почти  каждый  день.

Поскольку   принц   Петр   получил   под   свое   начало  полк,

расквартированный в Царском Селе, чета Ольденбургских переехала

туда из  Петербурга.  К  тому  времени  как  Император,  так  и

Государыня  перестали  часто бывать в свете. В Санкт-Петербурге

образовалась  партия,  возглавляемая  Великой  княгиней  Марией

Павловной,  которая  подвергала  критике молодую Императрицу за

все, что та делала или не делала,  и  постепенно  Императорская

семья  обособилась от всех. Ольга стала одним из доверенных лиц

Царской семьи.

     - Для меня было такой радостью находиться среди  них.  Их

любовь  друг к другу служила для меня источником вдохновения, и

я любила своих четырех племянниц. Мне  кажется,  что  маленькая

Анастасия,   тогда   еще  совсем  младенец,  была  всегда  моей

любимицей. Им со своими нянями не повезло так, как мне  с  моею

Нана.  Сперва там хозяйничала "Орчи", которую королева Виктория

направила в Дармштадт, чтобы нянчить Алики. Она последовала  за

Алики  и  в Россию. Она была чрезвычайно властолюбива и в конце

концов уехала из дворца. После этого там воцарился полный хаос.

Няня моей племянницы Ольги была кошмарной  женщиной  - любила

приложиться к бутылке. Однажды ее застали в постели с казаком и

тотчас  уволили.  Потом  я помню мисс Игер, няню Марии, которая

была помешана на политике и постоянно обсуждала дело  Дрейфуса.

Как-то  раз,  забыв  о  том,  что  Мария находится в ванне, она

принялась за его обсуждение с одной из своих  знакомых.  Мария,

голенькая,  с  нее  ручьями  лилась  вода, выбралась из ванны и

принялась бегать взад и вперед по коридору дворца. К счастью, в

этот момент появилась я. Подняв ее на руки, я отнесла девочку к

мисс Игер, которая все еще говорила о Дрейфусе.

     Каждый день Великая княгиня гуляла с племянницами в парке.

     - Иногда к нам присоединялся Ники, но не Алики. Гулять ей

не позволяло  здоровье.  Должна  признаться,  подчас  мне  было

трудно  призвать  своих  племянниц  к  порядку.  Они были такие

живые, полные энергии и вечно убегали в разные стороны.

     Именно в те дни, когда Великой княгине  приходилось  тесно

общаться  со  своим Августейшим братом и его семьей, она хорошо

узнала  его,  оценила  его  характер   и   получила   некоторое

представление о том, какое бремя ему приходилось нести на своих

плечах.  Она  признала, что он допускал промахи, но утверждала,

что достоинства его перевешивали его  изъяны,  хотя  мне  и  не

удалось  бы доказать ей, что положительные, по ее мнению, черты

характера Императора должны быть свойственны любому порядочному

человеку.  Потребности  его  были  скромны,  и  семейная  жизнь

безупречна.  Ел  и  пил он умеренно, единственной его слабостью

было то, что он много курил - результат  постоянного  нервного

напряжения.  На  свои  личные  нужды  он  тратил  мало.  Однако

свойственные Государю  спокойствие  и  сдержанность  заставляли

многих думать, что он холоден и высокомерен. К сожалению, такое

впечатление,  укоренившееся  у людей, изменить было невозможно.

Великая княгиня утверждала, что бесстрастность Императора  была

лишь  маской,  под  которой  он  скрывал свои чувства. И это ее

мнение нам следует отметить. Ее брат  правил  миллионами  своих

подданных,  но  никто из них не знал, что их Царь принимает все

так близко к сердцу, что боится  сорваться  на  людях.  Великая

княгиня сама затронула суть проблемы, когда заявила:

     - Возможно,  только  Алики  и  я  знали,  как  сильно он

страдает и  чувствует.  Ему  постоянно  недоставало  опытных  и

бескорыстных  министров.  Что  же  касается  интеллигентов,  то

единственное, что у них  было  на  языке  - это  революция  и

покушения, за что они и поплатились.

     Тут  Ольга  Александровна  прочла  мне  отрывок  из статьи

Розанова "Революция и интеллигенция", написанной  вскоре  после

захвата власти большевиками в октябре 1917 года:

     "Насладившись   в   полной   мере   великолепным  зрелищем

революции,  наша  интеллигенция   приготовилась   надеть   свои

подбитые  мехом  шубы  и  возвратиться  обратно  в  свои уютные

хоромы, но шубы оказались украденными, а хоромы были сожжены".

     Самая  младшая  из  четверых  племянниц  Великой  княгини,

Анастасия, родилась в июне 1901 года.

     -  Ожидали,  что  родится  сын,  - рассказывала  Ольга

Александровна, - однако появление на  свет  четвертой  девочки

нисколько   не  уменьшило  к  ней  любовь  ее  близких.  Ей  не

исполнилось  и  года,   а   она   успела   завоевать   всеобщую

привязанность   своими   забавными   манерами,   своим  веселым

характером и звонким смехом.

     Она поистине была моей любимой крестницей! Я любила ее  за

бесстрашие.  Она  никогда не хныкала и не плакала, даже если ей

было больно. Это была настоящая сорвиголова. Бог знает, кто  из

ее  молодых кузенов научил ее лазать по деревьям, но лазать она

умела, даже когда была совсем крохой. Мало кому известно, что у

нее  была  слабая  спинка  и  доктора   рекомендовали   массаж.

Анастасия  или "Швибзик", как я ее называла, не выносила всякую

суету. Два раза в  неделю  во  дворец  приходила  из  госпиталя

сестра  милосердия  Татьяна Громова, и моя маленькая племянница

- эта шалунья - обычно пряталась в  буфет  или  под  кровать,

чтобы  хотя  бы  на  пять  минуток  оттянуть  противный массаж.

Наверное, доктора были правы, когда говорили о дефекте  спинной

мышцы,  но  никто  из  тех, кто видел, как играет Анастасия, не

поверил бы этому, настолько живой, полной энергии была  она.  А

какой она была проказницей!

     Великая княгиня одарила меня одной из своих редких улыбок,

по-видимому,  вспомнив  собственное  детство.  Я  понял,  что у

тетушки и ее племянницы действительно было много общего, хотя у

племянницы не  было  брата,  вместе  с  которым  она  могла  бы

отмачивать  номера. Племянник Великой княгини, Алексей, страдал

болезнью, при которой  противопоказано  лазить  по  деревьям  и

крышам  домов.  Ольга и Михаил сами были сорванцами. Все четыре

дочери Государя очень бережно относились  к  своему  маленькому

братцу.

     Анастасия  даже в младенческом возрасте любила подразнить.

Все, кто ее окружал, становились ее мишенью,  в  том  числе  ее

тетушка.  Однажды  крестница так разозлила Великую княгиню, что

та дала ей оплеуху.  Девочка  не  заплакала,  но  покраснела  и

выбежала  из  комнаты.  Минуту спустя она вернулась. Ее большие

серые глаза улыбались, и она схватила свою крестную за руку.

     - Она прекрасно понимала, что получила пощечину за  дело.

Она никогда не дулась, - добавила Великая княгиня.

     Как  это  случалось  со  мной  уже не раз, мне трудно было

сознавать, что я нахожусь в Канаде,  за  много  тысяч  миль  от

Царскосельского  дворца  и  парка.  Я видел в своем воображении

детские,  обширный  парк,  и  мысленно   сопровождал   четверых

девочек, бегавших за своей юной тетушкой (в то время Ольге едва

исполнилось  двадцать  четыре  года),  а  вокруг  них прыгают и

резвятся все их собаки. Волосы  Великих  Княжон  растрепаны,  а

шляпка их тетушки, разумеется, сбилась набекрень.

     Снова  очутившись  в  Куксвилле,  в своей жалкой крохотной

гостиной,  Ольга  Александровна  поднялась   со   своей   софы,

выдвинула  ящик  из  комода и повернулась ко мне, держа в руках

большую квадратную коробку.

     - Мы с вами говорили об Анастасии, - негромко произнесла

она. - Это был такой добрый ребенок. Я вам кое-что покажу, это

несколько маленьких подарков, которые я получила от нее. - Сев

на старую  софу,  она  открыла  шкатулку,   выстланную   внутри

выцветшим, оборванным бархатом.

     Вещи, хранившиеся в ней, были не Бог весть какими ценными:

маленький  серебряный  карандаш  на  тонкой серебряной цепочке,

крохотный флакон из-под духов,  брошь  для  шляпки,  украшенная

крупным аметистом и другие мелочи. Все это, собранное вместе, с

любовью   хранилось  все  эти  годы,  было  переправлено  через

континент и  океан.  Все  это  были  бесценные  знаки  любви  и

привязанности.  Я понял, что Великая княгиня оказала мне честь,

показав все эти предметы. С минуту я не  мог  поднять  глаз  на

нее.  Она  перебирала  в  руках один предмет за другим, закрыла

шкатулку  крышкой  и  убрала  в  комод.  Неожиданно   крохотная

комнатка наполнилась ароматом духов.

     - Она  и  в  самом  деле была "Швибзиком", - продолжала

Великая княгиня. - Когда Анастасия подросла, у  нее  развилась

способность  к  подражанию.  Дамам, которые приходили навестить

мою невестку, было  невдомек,  что  где-то  в  глубине  комнаты

младшая  дочь  Императрицы  следит  за  каждым их движением, за

каждой особенностью их поведения, которые предстанут перед нами

наяву, когда мы останемся одни,  без  свидетелей.  Этот  талант

Анастасии  родители  не очень-то поощряли, но представьте себе,

до чего нам было смешно, когда мы узнали, что  толстая  графиня

Кутузова,  одна  из  фрейлин  Мама, пожаловалась, что у нее был

сердечный приступ, когда она увидела в комнате  мышь.  Конечно,

это  была  выходка  Анастасии,  но до чего же охоча она была на

всякие проделки!

     Тут лицо Ольги Александровны омрачилось.

     - Странное дело - ребенок был полон  жизненной  энергии,

но  у меня всегда было предчувствие, что долго она не проживет.

Видите ли, она по крайней мере дважды стояла на краю могилы.

     Первый раз это произошло, когда Императрица взяла  девочку

с собой на прогулку по парку в Царском Селе. Без всякой видимой

причины  лошади внезапно понесли. Совершенно случайно навстречу

коляске Императрицы ехал верхом граф Илья Воронцов. Спрыгнув  с

коня,  он  повис  на  поводьях  и остановил лошадей Императрицы

совсем близко от озера. Если бы  не  храбрость  и  находчивость

графа, коляска оказалась бы в воде.

     Второй инцидент, свидетельницей которого оказалась Великая

княгиня,  произошел  в  Ливадии  летом  1906  года. Император и

четверо его дочерей купались недалеко от берега, когда внезапно

их накрыло огромной приливной волной. Царь,  Ольга,  Татиана  и

Мария всплыли на поверхность и увидели, что Анастасия исчезла.

     - Маленький  Алексей  и  я  наблюдали  за происходящим с

берега. Ребенок, разумеется, не сознавал опасности и  хлопал  в

ладоши  при  виде приливной волны. Тогда Ники нырнул в воду еще

раз, схватил Анастасию за ее длинные волосы и поплыл  вместе  с

ней к берегу. Я вся похолодела от ужаса.

     В конце 1906 года принца Петра перевели из Царского Села в

другое  место,  и  Великая  княгиня  вернулась в свой особняк в

Петербурге, но продолжала часто бывать в Царском.  К  тому  же,

существовал телефон. С каждым годом интерес Ольги Александровны

к  своим  племянницам,  забота  о  них  росли.  По субботам она

оставляла столицу и проводила весь день с семьей  брата.  "Тетя

Ольга"  была  своим  человеком  в  Александровском дворце. Дети

относились к ней, как к своей подруге по  играм.  Их  подкупала

безыскусственность  ее  манер.  Вследствие  обстоятельств,  над

которыми она не имела власти, Императорская семья  вела  весьма

уединенную  жизнь.  Мало  событий  вносили  разнообразие  в быт

детей, но Великой княгине никогда не наскучивало выслушивать их

рассказы.

     - Все они особым умом не  блистали  [Другие  авторы  были

иного  мнения о Великих княжнах, чем их родная тетка. Известно,

что Государь часто советовался со  старшей  дочерью  по  важным

вопросам  и, как известно, намеревался внести изменения в закон

о престолонаследии, ввиду  болезни  Цесаревича,  с  тем,  чтобы

престол  могла  унаследовать  старшая  дочь.  Ко всему, Великие

княжны, в  особенности,  Мария  Николаевна,  были  богаты  умом

сердца   -  добротой   и  открытостью  натуры,  о  чем  пишет

А.А.Танеева. (Примеч. переводчика.)]. Я и сейчас думаю, что моя

маленькая Анастасия была самая одаренная из них. Однажды  мы  с

Ники  и  Алики  сидели  в  кабинете  Ники.  Мы  с ним принялись

вспоминать  разные  забавные  случаи,  которые  происходили   в

прежние  годы,  и все трое громко хохотали. Тут мы увидели, как

дверь открылась. На пороге стояла Анастасия.  Скривившись,  она

проговорила   голосом,   в   котором   звучало   превосходство:

"Действительно, как забавно, только ничего смешного я не вижу".

Прежде чем Алики успела отчитать ее, Анастасия убежала.

     Больше всего Великую княгиню заботили два  обстоятельства,

касавшиеся  ее племянниц. Первым из них было искусство верховой

езды.

     - Боюсь, что тут мне не удалось сделать  ничего.  Девочки

любили  лошадей, не боялись их, но ездить верхом не желали. Они

хорошо сидели в седле, трусихами не были,  но  я  весьма  скоро

убедилась,  что  они  садятся на лошадей только потому, что мне

этого хотелось. Никакого удовольствия от  езды  верхом  они  не

испытывали. Лишь одна Анастасия пристрастилась к верховой езде.

Не думаю, чтобы ей запомнился тот инцидент в Царском Селе. Если

бы  она  осталась в живых, то из нее получилась бы великолепная

наездница.

     Второе обстоятельство  было  сложнее.  Оно  заключалось  в

изолированности  детей  в  Царском  Селе.  После  1904  года их

родители больше не жили в Петербурге. По  мере  того,  как  они

взрослели,  одна  за  другой Императорские дочери появлялись за

обеденным столом родителей.

     - Мне хотелось  как-то  развлечь  девочек  - призналась

Великая  княгиня.  - Я  поговорила  по  этому поводу с Ники и

Алики. Они знали, что могут доверить мне своих детей.

     Начиная с 1906  года  каждое  воскресенье  всю  зиму  дети

проводили  в обществе "тети Ольги", которая приезжала вечером в

субботу в Царское и там ночевала. А утром четыре  взволнованные

племянницы  и  их  не  менее  взволнованная тетушка садились на

поезд и отправлялись в Петербург. Первым делом они отправлялись

в  Аничков  дворец  и  завтракали  вместе  со  своей  бабушкой,

Императрицей Матерью. Часа два Великие княжны, в том числе даже

непоседа  Анастасия, выглядели и вели себя так, как подобает их

положению. Они становились  такими  чопорными,  что  тетушка  с

трудом узнавала в них своих племянниц.

     - Эти  завтраки  раздражали  своей излишней чинностью. К

счастью, через какие-то два  часа  все  заканчивалось  и  мы  с

облегчением покидали Аничков дворец!

     Самое  интересное для юных Великих княжон начиналось после

того, как они оказывались  в  доме  у  их  тетушки.  После  чая

устраивались  игры и танцы с "приличными" молодыми людьми столь

же юного возраста, которых приглашала  Великая  княгиня,  чтобы

разделить веселье с ее племянницами.

     - Спиртных  напитков  или  вин,  разумеется,  никогда не

подавали - даже для взрослых участников праздника.  В  те  дни

веселились,  не  прибегая  к помощи водки или коктейлей. Помню,

как радовались каждой  минуте  вечера  девочки,  особенно,  моя

дорогая  крестница  Анастасия.  До  сих  пор я слышу ее звонкий

смех, раздающийся в отдаленных  уголках  зала.  Танцы,  музыка,

игры - она всецело отдавалась им.

     Приблизительно  в  десять вечера приезжала одна из фрейлин

Императрицы, чтобы захватить их с собой в Царское Село.

     Эти воскресные поездки продолжались до 1914 года.  Великая

княгиня  относилась  к  ним,  как к одной из самых важных своих

обязанностей.

     - В тринадцать лет Анастасия начала толстеть, несмотря на

то, что много двигалась. Кроме  того,  она  была  гораздо  ниже

ростом  своих  сестер.  Совершенно  неожиданно для меня девочка

утратила всякий интерес к занятиям. Учителя определили это, как

леность. Но я в этом не уверена. Мне кажется, что книги сами по

себе не  представляли  для  нее  ничего  особенного.  Ей  очень

хотелось  столкнуться с настоящей жизнью. Я знаю, что ее многое

заботило,  она  терпеть  не  могла  эскорт  казаков,  постоянно

сопровождавших  их  во время прогулок. Не нравилось ей и многое

другое, но все это не омрачало ее веселья. Именно такой  она  и

запомнилась  мне  - брызжущей жизненной энергией, шаловливой,

звонко хохочущей - иногда без всякой видимой причины - а  это

самый  лучший  смех.  Девочка  была  самой  веселой из всего ее

поколения Романовых, и у нее было золотое сердце.

     Великая княгиня  умолкла.  В  тесной  комнатке  крохотного

коттеджа  стало  очень  тихо. Ольга Александровна погрузилась в

свои воспоминания. Прошло много времени, прежде чем я осмелился

спросить:

     - А что было потом?

     - Потом был четырнадцатый год, - с усилием ответила она.

- Как  только  началась  война,  я  поспешила  на  фронт,  где

находился  мой  госпиталь.  На  север я вернулась в 1916 году и

больше никогда не видела мою милую маленькую крестницу. - Она

помолчала,  а затем добавила с особым ударением, смысл которого

невозможно было не понять. - Хочу сказать, я больше никогда не

видела настоящую Анастасию.