Чтение лекций на Бестужевских курсах. Ферсман в экспедиции на Ильменские горы на Южном Урале

Петербургский период 1912-1914

Так оживают перед нами старые схемы «скучной» минералогии; из отдельных страниц ее мы вырываем отдельные строчки и, перекраивая их, создаем картины химической жизни Земли. Ведь мы берем для этого старые классификационные схемы и на них строим новое здание — геохимию. Мы научаемся ценить огромный материал, накопленный веками «скучной», педантичной, описательной работы, и те старые искусственные схемы, которые казались нам столь бесплодными.

А. Е. Ферсман

В 1911 г. В. И. Вернадский переехал в Петербург, где приступил к работе в Академии наук. Он организовал ряд экспедиций на Урал и в Среднюю Азию. К этим работам Владимир Иванович привлек и А. Е. Ферсмана. В сентябре 1911 г. В. И. Вернадский писал Александру Евгеньевичу из Петербурга: «Ко мне обратились с предложением занять кафедру минералогии Высших женских курсов — я определенно и решительно отказался и указал на Вас как на самого желательного заместителя <...)

Здесь из минералогов нет никого конкурирующего. Я очень бы советовал Вам занять эту кафедру, и так бы хорошо работали вместе!

Думаю, что нам с Вами удалось бы тогда добиться исследовательского института и широко поставить минералогические исследования России!». Примерно через месяц он сообщал А. Е. Ферсману: «Вы выбраны преподавателем единогласно. Очень радуюсь и поздравляю Вас. Теперь скоро будем работать вместе...» .

В конце 1911 г. в Петербург переехал и А. Е. Ферсман. Однако министерство просвещения не спешило с утверждением его в должности: там не забыли ухода А. Е. Ферсмана из Московского университета! А произошло следующее.

Революция 1905—1907 гг. вынудила царское правительство пойти на некоторые уступки в вопросах высшего образования. В борьбе за реформу высшей школы участвовали многие прогрессивно настроенные профессора университета, в том числе В. И. Вернадский. Правители России не могли забыть студенческих волнений, охвативших университет в годы революции. Неудивительно, что царизм только и ждал удобного момента, чтобы обрушить на высшую школу новый удар.

11 января 1911 г. царский совет министров издал распоряжение о запрещении студенческих собраний. В Московском университете вспыхнули студенческие волнения. Власти ввели в университет полицию, предоставив ей право распоряжаться там по своему усмотрению. Это вызвало резкий протест ректора А. А. Мануйлова и его помощников, которые решили уйти с административных постов. Совет университета одобрил их шаг. В ответ на это министр народного просвещения черносотенец Л. А. Кассо уволил этих профессоров.

 В знак протеста подали в отставку В. И. Вернадский, Н. А. Умов, Н. Д. Зелинский, К. А. Тимирязев, Б. К. Млодзеевский, С. А. Чаплыгин и другие выдающиеся представители русской науки. Университет покинули многие приват-доценты, ассистенты, ординаторы, прозекторы, в том числе и А. Е. Ферсман,— всего 126 профессоров и преподавателей. Это был подлинный разгром университета. Старый Московский университет, писал В. И. Вернадский, перестал существовать. (В 1911 г. царское правительство нанесло удар и Киевскому политехническому институту, откуда были уволены деканы, Томскому горному институту, Томскому университету и другим вузам.)

К чтению лекций на Бестужевских курсах Александр Евгеньевич приступил лишь после длительной борьбы с царским бюрократизмом. Одновременно А. Е. Ферсман начал работать в Академии наук в должности старшего хранителя минералогического отделения Геологического и минералогического музея, директором которого был В. И. Вернадский.

Бестужевские курсы — женское высшее учебное заведение, созданное в 1878 г. по инициативе прогрессивно настроенной интеллигенции во главе с профессором А. Н. Бекетовым. На курсах было два отделения — словесно-историческое и физико-математическое. Название курсов связапо с профессором русской истории К. И. Бестужевым-Рюминым, назначенным их первым заведующим.

С 1911 г. на Урале проводила исследования экспедиция, организованная В. И. Вернадским. В 1912 г. в ее работах принял участие и А. Е. Ферсман. Вместе с В. И. Вернадским и В. И. Крыжановским он посетил Ильменские горы на Южном Урале, а затем — район знаменитой Мурзинки на Среднем Урале.

 Эта поездка окончательно определила интерес молодого ученого к пегматитам и самоцветным камням. А. Е. Ферсман обследовал месторождения минералов в Ильменских горах, сложенных щелочным комплексом пород (нефелиновыми сиенитами и сиенитами), и пегматитовые жилы на горе Косой, сложенной гранитоидами. Особое внимание он уделил пегматитам. По воспоминаниям В. И. Крыжановского, А. Е. Ферсман целые часы проводил на отвалах амазонита, изучая кристаллы топаза и других минералов. «Нигде меня не охватывало такое глубокое чувство восхищения перед богатством и красотой природы, как на этих амазонитовых копях,— писал А. Е. Ферсман.— Глаз не мог оторваться от голубых отвалов прекрасного шпата; все вокруг было засыпано остроугольными обломками этого камня, которые блестели на солнце и отливали своими мельчайшими пертитовыми вростками, резко выделяясь на зеленом фоне листвы и травы. Я не мог скрыть своего восхищения этим богатством, и невольно мне вспомнился немного фантастический рассказ Квенштедта о том, что одна каменоломня в Ильменских горах была заложена в цельном кристалле амазонского шпата.

Красоту этих копей составлял не только самый амазонит с его прекрасным сине-зеленым тоном, но и сочетание амазонита со светлым серовато-дымчатым кварцем, который закономерно как бы прорастает полевой шпат в определенных направлениях, создавая причудливый рисунок. Это то мелкий узор, напоминающий еврейские письмена, то крупные серые иероглифы на голубом фоне. Этим необыкновенным камнем восторгались путешественники- исследователи XVIII в., и из него готовились красивые столешницы, еще и сейчас украшающие залы Эрмитажа. Разнообразны и своеобразны эти рисунки, и невольно стараешься прочесть в них какие-то неведомые нам письмена природы. Здесь впервые на отвалах Стрижевской копи у меня зародилась идея исследования этой загадки...»

Южный Урал произвел на А. Е. Ферсмана тяжелое впечатление. Копи с уникальными месторождениями драгоценных камней оказались запущенными, разработка ихгвелась хищнически, многие прекрасные кристаллы были погублены. Правда, Александр Евгеньевич встретил здесь «людей камня» — старателей, влюбленных в самоцветы, тонких наблюдателей природы. Один из знатоков камня — Андрей Лобачев содействовал работе экспедиции Академии наук. «Лобачев знал Ильменский лес, знал каждую яму и каждый ёлтыш (ёлтышем называют на Южном Урале отдельные обломки скал и камней, выделяющиеся из почвенного покрова — Прим, А. Е. Ферсмана) (...) При содействии этого своеобразного угрюмого человека, беззаветно любившего Ильменский лес и знавшего все его тайны, и работала несколько лет наша экспедиция (...)

Как определял он камни, как познакомился с научными терминами — сказать трудно. Но Лобачев не ошибался; на ощупь, на вкус, „на зубок“ проверял он свои определения и много раз „осаживал“ новичков, дававших с налету неправильные определения хорошо знакомым ему ильменским диковинкам».

К содержанию книги: Академик Ферсман