МОНОГРАФИИ БОЯРСКИХ РОДОВ. Древнейшие боярские семьи

С. Б. Веселовский

Смотрите также:

горожане-землевладельцы, служилые по прибору

Служилые люди жалование...

Набор военно-служилого класса...

Карамзин: История государства Российского

Права и обязанности бояр. Вольные слуги и бояре вотчинники...

БОЯРСКОЕ ПРАВЛЕНИЕ

Ключевский: Полный курс лекций по истории России

Царь и бояре...

классы русского общества, сословия бояре

Татищев: История Российская

Покровский. Русская история с древнейших времён

Иловайский.

Древняя история. Средние века. Новая история

Эпоха Петра 1

Соловьёв. Учебная книга по Русской истории

История государства и права России

Правители Руси-России (таблица)

Герберштейн: Записки о Московитских делах

Олеарий: Описание путешествия в Московию

КНЯЗЬЯ МОНАСТЫРЁВЫ

Род Монастыревых не был внесен в Государев родословец и не попал в Бархатную книгу, хотя княжеское происхождение их едва ли подлежит сомнению, а перед самым составлением Государева родословца в думе был один представитель рода, постельничий Матвей [Федорович] Бурухин (1547—1552 гг.), а другой представитель рода, Иван Елизарович Циплятев, принимал участие в составлении родословца и, по весьма вероятному предположению Н. П. Лихачева, был в это время думным дьяком. В одном родословце после 42-й главы отмечено: «По сей род писано в Государе- ве в большой в родословной Елизаровской книге», а затем перед 43-й главой — заголовок: «А се роды писаны припись новая для памяти по своему изволу» В общем можно сказать, что род Монастыревых имел не меньше основания быть внесенным в Государев родословец, чем, например, Старковы, Новосильцевы, Полевы или Отяевы-Хвостовы. В частных родословцах очень различного состава и различных редакций род Монастыревых находится почти всегда.

Предание о происхождении Монастыревых от смоленских князей очень вероятно, но родословие их в первых поколениях так же сбивчиво, как родословие Полевых, и находится в прямой связи со сбивчивостью и неполнотой родословий смоленских князей вообще. Некоторые родословцы   не говорят ничего о княжеском происхождении Монастыревых и начинают род с Александра Монастыря и с его трех сыновей. Другие родословцы говорят о происхождении Монастыревых из Смоленска: «Род Монастырев, бе- лозерцев, из Смоленска пришли»  . Почти все родословцы говорят, что Монастыревы белозерцы, а во многих редакциях находится следующее предание. Меньшой брат кн. Федора Святославича Смоленского, кн. Юрий, был женат на дочери кн. Василия Ярославского, от которой имел сына Александра. Жена кн. Василия Ярославского, Анастасия, постриглась в монашество и после смерти кн. Юрия взяла к себе в монастырь на воспитание малолетнего внука Александра, который вырос в монастыре и получил поэтому прозвище Монастырь  .

В одном родословце из собрания гр. Румянцева находится несколько очень интересных дополнений к этому преданию, из которых некоторые мы можем проверить и подтвердить другими источниками*. Родословие начинается рассказом о женитьбе вел. кн. Семена Гордого на дочери кн. Федора Святославича Смоленского и о разводе с ней. «А у князя Федора Святославича брат был меньшой, кн. Юрий, а женился — княж Васильеву дочерь Ярославского понял (очевидно, кн. Василия Давидовича, умершего в 1344 г.—С. В.). За князем Василием за Ярославским сестра была великого князя Настасья, а другая была за князем Федором Белозерским (Федором Романовичем, убитым на Куликовом поле.— С. В.), княгиня Феодора. И княгини Настасья Ярославская овдовела, а дала дочерь свою за княж Федорова брата Святославича за меньшого за Юрия. И князя Юрия не стало в животе, а остался у него сын князь Олександр невелик. И княгини Настасья внука своего князя Олександра взяла к себе, а купила вотчину на Белоозере у сестры своей у княгини у Феодоры у Белозерские и у ее детей у Федора да у Романа, а дала внуку своему князю Олександру. А сама княгини Настасья постриглося, а внука своего князя Олександра вскормила у себя в монастыре, и потому прозвали его князь Олександр Монастырь»  .

Белозерские князья, как можно видеть, перепутаны. Федор и Роман были сыновьями Михаила, женатого на дочери Федора Ростиславича Ярославского, а у Романа было два сына: Федор, убитый с сыном Иваном на Куликовом поле, и Василий. Тем не менее в этом сбивчивом предании есть очень ценные сведения, которые объясняют происхождение огромной вотчины Монастыревых на Белоозере. Тот же Румянцевский родословец сообщает, что Дмитрий Александрович Монастырев (убит на р. Воже в 1378 г.) дал в приданое за своей старшей дочерью боярину Ивану Андреевичу Хромому волость Ергу. По актам XV—XVI вв. мы знаем, чт^о Монастыревым принадлежало несколько очень крупных владений на р. Шексне и главным образом в бассейне р. Ковши, где находилась и волость Ерга, которую получил в приданое И. А. Хромой. С. Воскресенское с деревнями в Ерге около двухсот лет было во владении И. Хромого и его прямых потомков, и в 1567 г. последний представитель рода, боярин Иван Петрович Федоров, дал с. Воскресенское с половиной деревень Кириллову монастырю, а вотчинный монастырь Богоявления с другой половиной деревень — Новоспасскому монастырю. В данной грамоте И. П. Федорова Кириллову монастырю перечислены предки, по душам которых дана вотчина: Иван Андреевич Хромой, его сын боярин Давид Иванович, внук боярин Федор Давидович, правнуки Петр и бездетный Григорий Федорович и другие лица  .

Княжеским происхождением Монастыревых, их родственными связями с белозерскими князьями и большими вотчинами на Белоозере объясняетсяошибка, которую допустил кн. Андрей Курбский, говоря, что Монастыревы были «с роду княжат белозер- ских» (см. ниже). Пока не будет выяснено родословие смоленских князей, нет возможности разобраться в показаниях родословного предания и установить связь Монастыревых со смоленскими князьями, но вышеизложенное показывает, что родословцы дают много ценных сведений, которые никак нельзя оставить без внимания. Землевладение Монастыревых подтверждает родословные предания. Действительно, если бы они выехали в Москву, то у них были бы вотчины в Московском княжении и в уездах великого княжения, как мы видим это у других выходцев. Между тем все вотчины Монастыревых, и весьма крупные, находились на Белоозере и только на Белоозере, из пределов которого они начали выходить только в конце XV в. С другой стороны, бело- зерские князья уже в середине XIVв. так измельчали и обеднели, что нет возможности предположить выезд Монастыревых на службу к белозерским князьям. Родословное предание дает удовлетворительное объяснение появлению Монастыревых на Белоозере и их крупным вотчинам.

Кому и как служил Александр Монастырь, неизвестно. Родословцы об этом молчат, и в других источниках на это нет указаний. Несомненным можно считать, что его сыновья Дмитрий, Иван и Василий в третьей четверти XIV в. появились на Москве.

Старший сын, Дмитрий Александрович Монастырев, занял в Москве весьма видное положение. По свидетельству родословцев, у Дмитрия сыновей не было, а все пять его дочерей породнились с верхами московской знати. Старшая дочь, Аграфена, как было выше упомянуто, вышла замуж за боярина Й. А. Хромого, из могущественного рода Акинфовичей, и получила в приданое волость Ергу на Белоозере в Надпорожском стану. Вторая дочь вышла замуж за боярина Александра Андреевича Белеута, третья дочь вышла замуж за Ивана Чепечку, представителя выдающегося угасшего московского рода  , четвертая — за Семена Мелика, воеводу вел. кн. Дмитрия, убитого на Куликовом поле, и, наконец, пятая — за Ивана Федоровича Толбугу из рода смоленских князей Фоминских, от которого пошла фамилия Тол- бузиных.

Дмитрий Александрович служил вел. кн. Дмитрию Донскому, и если и не был боярином, то, во всяком случае, занимал высокое положение. Летом 1378 г. ордынский темник Мамай послал мурзу Бегича с большим войском наказать московского князя. Вел. кн. Дмитрий вышел в поход и встретил татар на р. Воже, километрах в пятнадцати от Переяславля Рязанского. Татары, уверенные в своем превосходстве, стали переходить с боем реку и завязали сражение, в котором были разбиты и понесли большие потери убитыми, потонувшими в реке и взятыми в плен. Это сражение знаменательно тем, что было первым открытым выступлением московского «улусника» против Золотой орды и первой крупной победой над «агарянством», за которой вскоре последовала вторая — Мамаево побоище на Куликовом поле. В этом бою и был убит Дмитрий Александрович Монастырев, предводительствовавший одним из полков  .

Второй сын Александра Монастыря, Иван, служил сначала, вероятно, тоже вел. кн. Дмитрию, но когда Белоозеро по духовному завещанию Дмитрия досталось его сыну Андрею как добавление к Верейскому уделу, то Иван Александрович по своим белозер- ским вотчинам стал служить кн. Андрею Дмитриевичу и был у него, по свидетельству родословцев, боярином. Это показание вполне заслуживает доверия, т. к. мы знаем, что сын Ивана Григорий был боярином и наместником на Белоозере кн. Андрея Дмитриевича, а целый ряд других Монастыревых весь XV в. служил верейско-белозерским князьям.

У Ивана Александровича было два сына, Федор и Григорий. Григорий-Иванович упоминается как наместник кн. Андрея Дмит- рйейй^а на Ёелоозере более чек в десятке Грамот Кириллрйй монастыря, при игуменах Христофоре (1428—1434 гг.) и Трифоне (1435—1447 гг.). В этих антах упоминаются четыре тиуна Григория Ивановича — Юрий Голова, Копна, Петруша и Яков Щелков, из чего можно заключить, что Г. И. Монастырев был наместником много лет и неоднократно  . Такие большие и долговременные кормления получали только бояре.

О Федоре Ивановиче сведений нет, но, судя по службе его сыновей и внуков, можно полагать, что и он служил кн. Андрею Дмитриевичу. Четвертый сын Федора Ивановича, Иван Федорович Судок, служил сначала кн. Михаилу Андреевичу Верейскому и Белозерскому. В 1444/45 г. он был воеводой в походе против Литвы и был взят в плен в бою на Суходрови. Летописи рассказывают, что в этом бою был убит воевода кн. Ивана Андреевича Можайского, «а княжих Михайловых (Андреевича — С. В.) поимали Судока да Филипа Нащокина, да Кониньского, да пять человек молодых»  . Некоторые родословцы говорят, что И. Ф. Судок был боярином у кн. Ивана Андреевича Можайского  , а указанный выше родословец из собрания Румянцева дополняет: «Иван Федорович Судок был в боярах у князь Ивана Андреевича, да с ним в Литву поехал». Очевидно, Иван Судок освободился из литовского плена, перешел от кн. Михаила Андреевича на службу к его брату, к кн. Ивану Можайскому, связал с ним свою судьбу и в 1454 г. бежал в Литву со своим князем, когда вел. кн. Василий лишил его удела.

О пятом сыне Федора Ивановича, о Константине Федоровиче, известно из родословцев, что он был убит в 1445 г. под Суздалем. В этом злополучном побоище участвовали князья Михаил и Иван Андреевичи, так что показание родословцев заслуживает доверия, тем более что сына Константина Федора мы видим на службе у кн. Михаила Верейского. При игумен Нифонте (1476— 1482 гг.) Федор Константинович с разрешения своего князя менялся с Кирилловым монастырем землями: «От князя Михаила Андреевича игумену Кирилова монастыря Нифонту и всей братьи. Бил ми челом мой сын боярской Федор Костянтиновичь, а сказывает так, что деи с ним хотите менять землями, а меняете щ у него деревню Олексеевскую да Мартемьановскую, что у мешг выменил в Федосьине городке, а ему деи промениваете деревню Щекинскую Новоселкы на Угле. И вы б с ним йеняли, а яз вам с ним меняти ослобожаю»  .

В середине XV в. Федор Константинович был путником кн. Михаила Андреевича на Волочке Словенском, и на его имя написана известная грамота об отказе крестьян-серебреников на Юрьев день, данная кн. Михаилом по жалобе властей Ферапонтова монастыря  .

В семье Федора Ивановича самым значительным был шестой сын, Василий Безнос. Румянцевский родословец сообщает о нем: «Василий Федорович Безнос, а был в боярех у великия княгиня Марфы да у князя Михаила у Андреевича. А отпущала великая княгиня Марфа сына своего меньшого Андрея на удел на Вологду, а с ним послала бояр своих Семена Федоровича Пешка Сабурова да Василия Федоровича Безноса. А после того Василий Безнос служил у князя Михаила Андреевича, и не стало его в боярех»  . Эти показания родословца подтверждаются другими источниками. Так, известны боярские подписи В. Ф. Безноса на двух грамотах 1453 г. вел. кн. Марьи Ярославны .(в иночестве Марфы) Благовещенскому Киржацкому монастырю 1Б. О боярстве С. Ф. Пешка Сабурова у вел. кн. Марьи известно из разрядных книг  .

Кстати сказать, у князей было знаком внимания и заботливости давать на более или менее продолжительный срок своих бояр или слуг. Так, вел. кн. Василий Васильевич дал С. Ф. Сабурова вел. кн. Марье, а последняя, отпуская своего младшего сына на удел в Вологду, прикомандировала к нему С. Ф. Сабурова и В. Ф. Безноса.

О службе В. Ф. Безноса кн. Михаилу Андреевичу говорит грамота этого князя А. Внукову, которому В. Безнос, по приказу князя, отвел землю на Белоозере  . Из духовной грамоты кн. Михаила Андреевича известно, что вдова Безноса, Анна, продала вотчину мужа, с. Никольское на Белоозере, кн. Михаилу Андреевичу, который завещал его Кириллову монастырю (см. ниже).

Из этой же отрасли рода Монастыревых известно еще одно лицо, служившее кн. Михаилу Андреевичу, — Федор Иванович Судоков. В архиве Кириллова монастыря сохранилась на его имя следующая интересная грамота: «От князя Михаила Андреевича Феодору Судакову. Что был есми у Кирилова монастыря взял в Кобачине наволоке пожни да дал те пожни тебе, и яз нынеча те пожни опять отдал назад в Кирилов монастырь игумену Нифонту (1435—1447 гг.— С. В.)  . И ты бы ся в те пожни не вступал по сей моей грамоте, а яз тебя жалую инде пожнями»  . Несколько позже Ф. И. Судоков менялся на Белоозере землями со своим государем, кн. Михаилом Андреевичем. Мену производил Иван Дмитриевич Ципля Монастырев, дьяк кн. Михаила, а послухами были двоюродные братья Федора Ивановича, сыновья Константина Федоровича, убитого под Суздалем: Федор, уБомянутый выше путник на Белоозере, Андрей Большой, носивший прозвище Кирстномский (в отличие от Андрея Меньшого), и Матвей .

От младшего сына Александра Монастыря, от Василия, пошла младшая линия рода, в которой мы находим тоже представителей, служивших верейско-белозерским князьям. Старший сын Василия Александровича, Василий Васильевич, служил кн. Андрею Дмитриевичу и был от него волостелем на Волочке Словенском при игумене Кирилле, т. е. не позже 1427 г.   Сын Василия Васильевича Данила Блин в третьей четверти XV в. размежевал на Белоозере княжеские земли с землями митрополита ца р. Шексне .

Родовые вотчины Монастыревых находились в близком соседстве с митрополичьими землями, и этим соседством и знакомством Данилы Блина с митрополитом Феодосием объясняется то, что Феодосий (1461—1464 гг.) дал Даниле Блину в пожизненное владение и пользование на р. Шексне Усть-Ковжеские пустоши и ез на устье р. Ковжи с условием платить ежегодно с еза по 10 осетров и доставлять их в Москву на митрополичий дворец; после смерти владельца пустоши и ез должны были перейти к митрополичьему дому со всеми промыслами, т. е. со всеми улучшениями, которых добился владелец  . Подобные пожалования митрополиты давали только лицам, оказавшим им услуги и пользовавшимся их доверием.

Остается еще упомянуть двоюродного брата Данилы Блина — Ивана Дмитриевича Циплю, который служил кн. Михаилу Андреевичу и был у него дьяком. Выше было упомянуто, что И. Д. Ципля по приказу кн. Михаила производил мену землями с Ф. Су- доковым. Около 1483 г. И. Д. Ципля по приказу Михаила ездил в его удел в Малоярославецкий уезд и размежевал княжеские земли с землями Троицкого Сергиева монастыря  .

Итак, даже по отрывочным и случайным данным мы можем установить тот факт, что Монастыревы по своим белозерским вотчинам стали служить с конца XIV в. верейско-белозерским князьям, и это дает основание рассматривать род Монастыревых как типичный боярский род удельных князей. За сто лет службы на Белоозере Монастыревы размножились и захудали, их вотчины измельчали от семейных разделов, частью перешли в руки монастырей, и после ликвидации Белозерского удела (1485 г.) Монастыревы оказались на положении провинциального дворянства, представителям которого было очень трудно пробиться в среду московского великокняжеского боярства. На службе у великих князей им пришлось довольствоваться очень скромным положением и постепенно сойти в ряды городовых детей боярских.

* * *

Для дальнейшего изложения необходимо сделать общий обзор рода Монастыревых.

Родословие Монастыревых в целом совершенно не изучено. За исключением поколенной росписи Мусоргских, составленной С. В. Любимовым и доведенной до композитора Модеста Петровича Мусоргского, мы знаем о Монастыревых только то, что дают родословцы 25. Между тем в родословцах многие ветви доведены только до лиц, живших во второй половине XIV и в начале XV в., хотя несомненно, что эти ветви * не пресеклись, а продолжали существовать под различными фамилиями. Для исследования родословия этих фамилий нужна целая монография, но это представляет специальный генеалогический интерес, и я ограничусь общей характеристикой рода в XV—XVI вв., что можно сделать без монографического исследования.

Выше было сказано, что у Дмитрия, старшего сына Александра Монастыря, сыновей не было. У второго сына, у Ивана, было два сына — Федор и Григорий. У Федора Ивановича было семь сыновей, из которых в родословцах три показаны бездетными. Второй сын Федора Ивановича, Александр, носил прозвище Шуйга или Шульга (шуйга, шуйца — левая рука; в переносном смысле левша). У Александра Шульги было два сына: Александр Сарога и Федор Башина (сарога или сорога — плотва, мелкая рыбешка). Было ли у них потомство и усвоили ли они фамилию Шульгиных, неизвестно.

У боярина Ивана Федоровича Судока было три сына: Василий Ерш, Федор и Афанасий, которые в актах (Кириллова монастыря) писались Судоковыми. Родословие их остается неизвестным. В XVI в. известны следующие лица: Тимофей Михайлович Судоков в 1565/66 г. был вторым воеводой в Новосили; Иван Андреевич Судоков в 1596 г. был поверстанновичным окладом по Обонежской пятине, в 1599 г. он был приставом у свейских послов.

Потомки Константина Федоровича, убитого под Суздалем, писались Монастыревыми. У шестого сына, у боярина Василия Федоровича Безноса, было два сына, которые в актах писались Безносовыми, но эта фамилия в его потомстве не утвердилась, и внук Тимофея Васильевича Безносова, Андрей Васильевич, писался то Безносовым, то Монастыревым, то Безносовым-Мона- стыревым.

У Григория Ивановича (боярина) было четыре сына, в родословцах они показаны бездетными, но в актах Кириллова монастыря у них упоминаются сыновья, Данила и Василий. Какую фамилию носили они и их потомство, неизвестно.

У младшего сына Александра Монастыря, у Василия, было четыре сына: Василий, Дмитрий (Ципля), Давид и Роман Мусор- га. Данила Васильевич носил прозвище Блин, а у Блина был сын Лев Оладья, от которого пошли Оладьины. У Дмитрия Васильевича Ципли было два сына, Андрей и Иван Ципля, потомки которых писались Циплятевыми. У Давида Васильевича, по родословцам, было девять сыновей, потомство которых не показано. Между тем у второго сына, у Александра Давидовича Кнута, потомство было, и оно приняло фамилию Кнутовы .

От шестого сына Давида, от Федора Бур ухи, пошли Буру хины (бур уха, буреха, бурена — бурая корова). У Федора Бур ухи, по родословцам, было два сына: Иван и Матвей. Иван постригся в Кириллове монастыре (в иночестве Иов) и был соборным старцем (1538 г.). Его сыновья, Андрей и Иван Бурухины, записаны в Тетради дворовой. Андрей Иванович Бурухин был женат на Анастасии Григорьевне Плещеевой, сестре видного служилого человека своего Времени Дмитрия Григорьевича Слепого, не раз бывавшего в воеводах  .

Матвей Федорович Бурухин в 1547—1552 гг. был постельничим царя Ивана (в иноках Кириллова монастыря — Макарий).

Чтобы закончить обзор рода Монастыревых, следует упомянуть, что у Романа Мусорги родословцы показывают пять сыновей, От младшего сына, от Ивана-Яна, пошли Мусоргские. Было ли потомство у четырех старших сыновей и какое фамильное прозвище оно усвоило, неизвестно.

Для последующего обзора землевладения Монастыревых следует отметить факт значительной плодовитости Монастыревых. Подсчет лиц по поколениям дает некоторое представление о том, как дробилось путем семейных разделов первоначальное земельное богатство Александра Монастыря. Подсчет имеет, конечно, весьма условное значение, т. к. родословие Монастыревых с четвертого колена очень неполно, затем, не все лица мужского пола принимали участие в разделах (иные уходили в монастыри); нет сведений о лицах женского пола, из которых многие получали приданое землями. Наконец, несомненно, что путем браков и покупок Монастыревы приобретали иногда новые вотчины. Тем не менее подсчет со всеми поправками весьма показателен.

У Александра Монастыря было три сына, шесть внуков и двадцать семь правнуков. В следующем поколении, жившем приблизительно во второй половине XV и в начале XVI в., родословцы показывают двадцать два человека, но в действительности их было по меньшей мере в два раза больше.

Вотчина Александра Монастыря, как вообще крупные боярские вотчины, не была латифундией в собственном смысле слова, она состояла из нескольких участков различных размеров, расположенных главным образом в бассейне р. Ковжи, от- верховья и до впадения Ковжи в Шексну (Надпорожскйй стан Белозерского княжения). От устья Ковжи вверх по Шексне по обоим берегам находилось еще несколько участков разных размеров. В Ков- же и в Шексне, а также на устье р. Юга Монастыревым принадлежали несколько езов и рыбные ловли — главное богатство Белозерского края. В середине XIV в., когда кн. Анастасия покупала для своего внука вотчину, на Белоозере было так пустынно и свободно, что можно было выбирать лучшие места. Не было никаких оснований захватить латифундию, т. к. крупнобоярское хозяйство базировалось не на земледелии, а на различных лесных промыслах, особенно выгодных по судоходным рекам, на рыбных и бобровых ловлях, на эксплуатации заливных лугов в речных долинах, удобных для скотоводства.

Самые крупные участки Находились на йравой стороне р. Коъ жи. Центрами их были существующие ныне селения — с. Воск- ресенское (Старая Ерга), на восток от него деревня Павлово, на юг — с. Романово (вотчина Романа Мусорги) и на запад — деревня Кнутова (вотчина Александра Кнута). Километрах в три- дцати-сорока от с. Воскресенского на запад, на истоках Ковжи, находятся селения — деревня Судакова (вотчина И. Ф. Судока), а рядом с ней села Семеново-Раменье и Елизарово-Раменье (вотчина братьев Семена и Елизара Ивановичей Циплятевых). На север от с. Воскресенского, недалеко от Ковжи, находится с. Ивановское. В старых актах, например, в переписных книгах 1678 г., оно называлось Ивановским Блиновым (вотчина Данилы Блина) .

По другую сторону р. Ковжи Монастыревым принадлежали села Никольское и Троицкое и деревни Княжая и Пантелеймо- новская. Наконец, к первоначальным вотчинам следует причислить несколько участков по обоим берегам р. Шексны возле Кириллова монастыря и между Кирилловым и Ферапонтовым монастырями.

Наши сведения, конечно, неполны, и указанными выше селениями не исчерпывается, без сомнения, список древнейших вотчин. Так, мы знаем, что Д. А. Монастырев дал в приданое за одной из своих дочерей волость Ергу (с. Воскресенское), но неизвестно, где и какие участки он дал своим четырем младшим дочерям.

Когда Кирилл в 1397 г. пришел на Белоозеро и положил основание своему монастырю, а в следующем году его друг Фера- понт основал километрах в пятнадцати от Кириллова свой монастырь, то сыновья Александра оказались близкими соседями обоих монастырей и, естественно, были вовлечены в орбиту их влияния и их интересов. В особенности Кириллов монастырь стал для многих Монастыревых местом пострижения и родовой усыпальницей. Вследствие этого значительная часть вотчин Монастыревых перешла с течением времени разными путями в Кириллов монастырь, а вместе с тем в состав монастырского архива вошли многочисленные акты, которые дают возможность описать в общих чертах землевладение Монастыревых почти за двести лет.

Вклады и различные земельные сделки начались вскоре после основания Кириллова монастыря. В самом начале XV в. Василий, младший сын Александра Монастыря, дал игумену Кириллу пожню, «от Толдовского озерца по Шексне вниз до кривые березы» да пожню «против святого Микиты за озерком»  . Св. Никита — это Никитский монастырь, километрах в десяти от Кириллова, в середине XVII в. приписанный к Кириллову. На противоположном берегу р. Шексны, километрах в шести-семи от Кириллова, позже возник девичий Воскресенский Горицкий монастырь. Между Никитским и Горицким монастырями и находились пожни, данные Василием Александровичем игумену Кириллу.

Выше было сказано, что дочь Дмитрия Александровича вышла замуж за боярина И. А. Хромого и получила при этом в приданое волость Ергу. Этим родством и соседством Монастыревых с Хрр- мым объясняются три сделки, которые известны нам через архив митрополичьего дома. Во второй четверти XV в. боярин Григорий Иванович Монастырев продал боярину Давиду Ивановичу Хромого за 2 рубля «в Южском езу, на усть Уга, полтретьи ночи»  . Несколько позже Давид Иванович купил у Александра Шуйги, Константина и Василия Федоровичей (родных племянников боярина Григория Ивановича) их жеребьи в Южском езе. По первой купчей (не позже 1445 г., когда Константин был убит под Суздалем) он купил у всех братьев за 2 рубля, а по второй у Ивана Судока его жребий еза за полтора рубля  .

Известна еще одна сделка Григория Ивановича — он купил за 10 рублей, «да овца пополнка», у Ивана Васильева Копанов- ские пожни у р. Шексны  . Это был довольно крупный участок земли, находившийся на северо-восток от Кириллова монастыря, 'смежно с пожнями Ферапонтова монастыря.

При игумене Трифоне (1435—1447 гг.) Дмитрий Васильевич, отец дьяка Ивана Ципли, продал Кириллову монастырю за 6 рублей наволок «против святого Николы за Шексною» и «межи Никольского лугу и игуменова монастырского»  . Св. Никола — существующий ныне погост Никольский, на юго-запад от Кириллова монастыря. Наволок находился «против» Николы, т. е. на кирилловской стороне р. Шексны, километрах в восьми-девяти от монастыря.

В середине XV в. при игумене Кассиане (1448—1461 гг.) Андрей Константинович Большой, сын Константина, убитого под Суздалем, дал Кириллову монастырю по душе своей жены Евдокии три пустоши: Хозинскую, Сысоевскую и Бояриновскую. По- видимому, эти пустоши находились очень близко от Кириллова монастыря, т. к. Андрей носил прозвище Кирстномский, а Кирст- нома находилась недалеко от монастыря и позже тянула к с. Никольскому.

Несколько сделок Монастыревых относится к третьей четверти XV в. При игумене Игнатии (1471—1474 гг.) боярин'Василий Федорович Безнос менялся с кирилловскими старцами пожнями. Он променял монастырю «наволок Никольский против Красные речки», а получил в обмен Сущевскую пожню против Ивачевского озерка да 4 рубля московскими деньгами придачи  . Очевидно, это была часть крупной вотчины Безноса, с. Никольского. Вдова Безноса Анна продала за 120 рублей с. Никольское кн. Михаилу Андреевичу Верейскому, который дал его по своей духовной Кириллову монастырю  .

В связи с вкладами Монастыревых до нас дошли две межевые грамоты Ивана Григорьевича Монастырева, сына боярина Григория Ивановича, с кирилловскими старцами. Иван Григорьевич и его сыновья Данила и Василий, доложившись кн. Михаилу Андреевичу, размежевали полюбовно свою вотчину: «От наволока да по речки по Бонеме вверх, да от озерка Бонемского и за озерко по Великой мох, — ино правая сторона речки Бонемы моя земля, Иванова, а левая сторона речки 'монастырьская кириловская»  . Другое межевание производил ключник Ивана Григорьевича «от реки от Шексны, прошед Елизарову пожню Циплятева, да речкою Бонемкою вверх в Бонемьское озерко, а озерко вопчее — Иваново с кириловскими старци»  . Из этих грамот видно, что вотчины Ивана Григорьевича и Елизара Циплятева находились на р. Шексне недалеко от Кириллова монастыря и образовались от разделов между родичами первоначальной единой вотчины.

Известны два небольших вклада Ивана Григорьевича Кириллову монастырю. При игумене Игнатии (1471—1475 гг.) он дал Копановские пожни «и с островом, опричь того, что ферапонтов- ские (т. е. люди Ферапонтова монастыря.— С. В.) косят»  . Эти пожни на р. Шексне, как было выше сказано, были куплены его отцом Григорием Ивановичем. При игумене Венедикте (1486— 1489 гг.) Иван Григорьевич дал участок леса к кирилловским деревням, «к Митине деревне да к Бозине на бору»  .

Федор Иванович Судоков стал близким соседом Кириллова монастыря благодаря мене, которую он произвел с кн. Михаилом Андреевичем. Он променял кн. Михаилу свою родовую вотчину, село на Люпоозере с деревнями, с лесом и рыбными ловлями в р. Шексне, а получил в обмен в Федосьине городке деревню Каба- чинскую, Гридин и Кабачин наволоки, Митяевские пожни по р. Шексне, деревню Старостинскую и деревню на Каргаче, Михайловскую пустошь за Никитским монастырем да на кирилловской стороне р. Шексны пустошь Брейковскую с землицами и с пожнями у Мостового озера. К этим землям он получил при мене в придачу 30 рублей московскими деньгами  . В третьей четверти XV в. Федор Иванович продал Кириллову монастырю за 5 рублей часть своей вотчины — «пожни в Кабачине наволоке... закос Ивана Внукова, да Пантусов, да Митяевской»  . После смерти Ф. И. Судокова его вотчина неизвестным путем перешла к Даниле. Васильевичу Блину и частью к Ивану Александровичу Кнутову Симпатии Д. В. Блина делились между Кирилловым и Ферапонтовым монастырями. Ферапонтову монастырю он дал сельцо Сару-Михайловское, на р. Саре, а Кириллову монастырю дал при игумене Макарии (1490—1506 гг.) в подмонастырье деревни Кабачинскую, Старостинскую и Матвеевскую, смежно с кирилловской деревней Щуклиной  . Иван Александрович Кнутов при игумене Игнатии (1471—1474 гг.) дал Кириллову монастырю деревню Ильинскую с сельцом Сороцинским да пожню за р. Шек- сной против Мостища  .

Перечислив эти сделки, можно сказать, в общем, что по сравнению с другими соседями крупных монастырей, неизменных разрушителей частного землевладения, Монастыревы в XV в. делали умеренные вклады. Прочие их сделки — купли, продажи и мены — не выходили за пределы нормальной в то время мобилизации земель. В истории их землевладения гораздо важнее другое явление, которое подготовляло почву для разложения их вотчин в XVI в. Я имею в виду дробление их вотчин в семейных разделах.

Н. Никольский в монографии о Кириллове монастыре заметил, что «в 29-летний промежуток времени с 1485 по 1513 год в монастырь поступило незначительное число пожертвований»  . То же явление наблюдается в практике и другого крупнейшего монастыря — Троицкого Сергиева. Приблизительно с 1485 г. покупки, ранее многочисленные, прекращаются, а количество вкладов очень значительно понижается. Естественно, возникает предположение, что вел. кн. Иван III принимал какие-то меры против роста монастырского землевладения, если не общие и единовременные, то во всяком случае частные. Относительно Кириллова монастыря, несомненно, были приняты меры тотчас после ликвидации Верейско-Белозерского удела. В 1486 г. по указу вел. кн. Ивана писцы Михаил Дмитриевич Глебов с товарищами описывали и отмежевывали земли Кириллова монастыря от великокняжеских земель, причем по каждому владению производили расследование и проверяли пути приобретения его  .

Присоединение Белоозера к великому княжению Московскому очень существенно изменяло положение белозерских вотчинников. Перед ними не только открывалась, но и становилась неизбежной широкая арена общерусских интересов и службы в Москве великому князю со всеми выгодами и невыгодами по сравнению с тем временем, когда они жили интересами своего края и двора удельных князей.

Монастыревым предстояла трудная задача найти себе место в многочисленной и сложной иерархии великокняжеского двора. С другой стороны, служба московскому князю открывала возможность получения поместий. Это обстоятельство как будто разрешало вопрос о вотчинном оскуднении и «малоземелье», но одновременно облегчало положение и косвенным образом способствовало разрыву связей с родовыми белозерскими гнездами. Интересы службы влекли провинциала в Москву, он переставал дорожить своими измельчавшими от семейных разделов вотчинами и легче, чем прежде, разделывался с ними.

О службе Монастыревых после ликвидации Белозерского удела имеем хотя отрывочные, но в общем достаточные данные, чтобы судить о месте или, точнее сказать, об уровне, на котором они расположились в рядах московских служилых людей. Сделаем краткий обзор по старшинству линий рода.

Из числа потомков боярина Василия Федоровича Безноса известен один выдающийся человек — его правнук Андрей Васильевич. В различных источниках он именуется по-разному: то Андрей. Васильев, то Андрей Безносов, то Андрей Васильев Безносо- ва (в одном акте 1549 г. по Дмитрову он писался в послухах как Андрей Васильев сын Тимофеева Монастырев ). Андрей Васильевич Безносов Монастырев служил по дворовому списку и в 1550 г. в числе тысячи лучших слуг получил поместье под Москвой. В 1555 г. он был товарищем кн. Ивана Борисовича Ромоданов- ского при описании дворцовых земель в Московском уезде, а в 1560 г. с кн. Андреем Дмитриевичем Дашковым описывал Костромской уезд  . Вскоре после этой службы он был пожалован в дьяки и в 1563 г. в чине дьяка был в Полоцком походе при государе  . В 1569—1570 гг. он служил дьяком в Великом Новгороде, и здесь его застигла новгородская катастрофа — он был казнен в числе других Монастыревых (см. об этом ниже).

Выше было упомянуто, что Данила Блин завязал сношения с митрополичьим домом и получил от. митрополита Феодосия в пожизненное владение ез на устье Ковжи и пустоши по р. Шексне. Этим, очевидно, объясняется то, что его сын Лев Оладья Блинов после смерти кн. Михаила Андреевича стал служить митрополитам и в конце XV в. был волостелем в митрополичьей Славецкой волости во Владимирском уезде. В 1499 г. он упоминается в качестве судного мужа на докладе писца Владимирского уезда П. Г. Заболотского 49.

Вероятными сыновьями Льва Оладьи можно считать Дичка, Григория и Ивана Оладьиных, которые упоминаются в актах первой половины XVI в. Дичко Оладьин в 1495 г. был в числе родовитой молодежи, которая составляла свиту кн. Елены, выданной замуж за вел. кн. литовского Александра. У Ивана Оладьина известны три сына: Дмитрий, Федор и Василий. Федор умер около 1559 г., и его брат Василий сделал по его душе вклад на вечное поминание Троицкому Сергиеву монастырю. В 1569 г. Василий Иванович имел вотчину в Надпорожском стану Белозерского уезда 50. Будучи уже в преклонном возрасте, Василий сделал дьяческую карьеру и в 1601—1604 гг. был дьяком Дмитровского судного приказа 51. О Дмитрии Ивановиче Оладьине известно, что он в 1549 г. продал свою вотчину на Волоке 52.

Самой значительной исторически фамилией рода Монастыре- ва были Циплятевы, потомки Дмитрия Васильевича. Второй сын Дмитрия, Иван Ципля, был дьяком кн. Михаила Андреевича. У Ивана Ципли было два сына, Семен и Елизар 53.

О службе Семена сведений нет. Известно, что в конце XV в. он получил поместье в Водской пятине Новгородского уезда. Возможно, что он был дьяком вел. кн. Ивана III, но пока не будут найдены на то прямые указания, это остается под сомнением.

Елизар Иванович был выдающимся деятелем своего времени. В конце XV в. он получил, как и его старший брат, поместье в Водской пятине 54. В 1506 г. он был приставом при приеме послов. В 1510 г. он был уже дьяком, и в этом чине послан с кн. Александром Владимировичем Ростовским, с конюшим. Иваном Андреевичем Челядниным и дьяком Третьяком Долматовым во Псков ликвидировать вече и привести псковичей ко кресту. В 1513—1514 гг. он участвовал в Смоленском походе, а в 1526 г. был в посольстве в Литву. В 1532 г. Елизар Иванович был уже «великим», т. е. введеным или думным дьяком. Как близкий к вел. кн. Василию Ивановичу человек, Елизар Иванович в 1533 г. участвовал в предсмертных завещаниях великого князя  . Во время малолетства Ивана IV он продолжал служить, но, видимо, оставался в стороне от борьбы придворных партий, затем около 1542 г. вышел в отставку и умер перед 1547 г. (о его вкладе Кириллову монастырю см. ниже).

Еще более крупным деятелем был сын Елизара Иван Елизарович. С 1549 г. он упоминается часто как дьяк. В 1555—1556 гг. он управлял Разрядом и был, по-видимому, уже думным дьяком. Весьма вероятно, что именно как разрядный дьяк он принимал участие в составлении Государева родословца. О высоком положении, занятом им в среде придворной знати, говорит то, что свою дочь Анну он выдал замуж за кн. Василия Даниловича Пронско- го, сына боярина Данилы Дмитриевича. В 1554 и 1556 гг. он сделал два вклада Троицкому монастырю по душе кн. Семена Ивановича Стародубского. -Эти вклады свидетельствуют если не о его родстве, то, во всяком случае, о близких связях со стародубскими князьями.

Иван Елизарович умер 16 ноября 1568 или 1569 г., до катастрофы, постигшей в 1570 г. в новгородском погроме целый ряд его родичей Циплятевых же, Мусоргских и других Монастыревых. Перед смертью он постригся в Кириллове монастыре (в иночестве Евфимий), где и был погребен б6. Кириллову монастырю он дал свою родовую вотчину на Белоозере и сделал большой вклад деньгами (400 рублей), образами, хлебом и т. д. У Ивана Елизаровича было потомство, но потому ли, что над Циплятевы- ми после 1570 г. тяготела опала, или по другой причине, но они не поднимались выше уровня рядовых служилых людей.

Никита Неудачин Циплятев служил Софийскому дому и в 1570 г. был дворецким архиепископа Пимена (о его казни см. ниже). Его близкий родственник, Григорий Семенович Циплятев, служил в Москве по дворовому списку и в 1550 г. в числе тысячи лучших слуг был испомещен под Москвой, имея основное поместье в Великом Новгороде. О гибели Циплятевых и ряда других Монастыревых в 1570 г. будет рассказано ниже.

Следующей по старшинству линией рода Монастыревых были Бурухины. В родословцах у Федора Давидовича Бурухи, жившего во второй половине XV в., детей не показано, но по актам у него известны два сына, Иван и Матвей.

Матвей Федорович Бурухин, если не считать думных дьяков Циплятевых, был единственным представителем рода Монастыревых, который достиг думного чина — в 1547—1552 гг. он был постельничим царя Ивана  . Матвей по примеру своего старшего брата Ивана постригся в Кириллове монастыре и, не имея, по-видимому, потомства, сделал большие вклады Кириллову и Симонову монастырям. Первому монастырю он дал на поминальные кормы 100 рублей. Вклад Симонову монастырю во вкладной книге записан так: «Дал Матвей Бурухин, во иноцех Макарий, по своем отце Федоре и по своей матере иноке Варсонофье 150 руб- лев»  . О другом его вкладе мы узнаем случайно из описания ризницы Симонова монастыря, в которой хранился образ Успенья Богородицы с надписью на золотой доске: «Сию икону дал царя и великаго князя постельничей Матвей Федорович Бурухин, во иноцех Макарий, в лето 7060» [1551/52 г.]  .

В заключение обзора карьеры Монастыревых на службе у московских государей следует упомянуть о братьях Мусоргских, Ляпуне и Третьяке. Как многие Монастыревы, они были испоме- щены в Великом Новгороде (в Бежецкой пятине), в 1550 г. служили по дворовому списку как «выбор из городов» и в числе лучших слуг получили добавочное поместье под Москвой.

Приведенные выше факты дают представление о служебном уровне, на котором Монастыревы находились в рядах московской служилой иерархии после ликвидации Белозерского удела. Двое Циплятевых и Оладьин сделали дьяческую карьеру, причем Цип- лятевы были не только думными дьяками, но и выдающимися деятелями своего времени. Матвей Федорович Бурухин дослужился до постельничества, но это был последний чин в лестнице думных чинов. Большинство же Монастыревых служило в городовых детях боярских., из которых лучшие поднимались и попадали в двор государя как «выбор из городов».

После присоединения Белоозера к Московскому великому княжению перед Монастыревыми открылась широкая арена поместного обеспечения. Служба в Москве предъявила к служилому человеку более высокие требования и возлагала более тяжелые обязанности, чем служба в уделах. Монастыревы со своих измельчавших вотчин не могли служить в Москве и волей-неволей должны были ориентироваться на поместные жалования московских, князей. По сходству климатических и других природных условий и по исконным связям Белозерского края с Новгородом естественно, что Монастыревы потянулись в Новгородскую область, где недавняя конфискация земель новгородских бояр и монастырей отдала в распоряжение московского великого князя orpqM- ный фонд поместного обеспечения служилого люда. Уже в конце XV в. мы видим несколько Монастыревых на новгородских поместьях: в Бежецкой пятине — Тимофея Васильевича Безносова с сыном Васюком и Ивана-Яна Мусоргского, в Водской пятине — Семена и Елизара Ивановичей Циплятевых  . В XVI в. мы находим в тех же пятинах и в Шелонской пятине прямых потомков указанных лиц и других Монастыревых, например Неупокоя и Ивана Андреевичей Кнутовых  .

Выше было упомянуто, что Андрей Безнос, Григорий Семенович Циплятев и двое Мусоргских, имея поместья в Великом Новгороде, в 1550 г. получили поместья под Москвой как тысячники. До этого времени неизвестно пока ни одного случая получения кем-либо из Монастыревых поместья-где-либо, кроме Новгорода. Как и почему судьба позже разметала Монастыревых по разным концам Московского государства, будет рассказано ниже, после обзора разложения их белозерских родовых вотчин.

Утрата Монастыревыми белозерских вотчин совпадает по времени с периодом наиболее интенсивного разрушения вотчинного землевладения вообще, которое мы можем наблюдать во всех частях Московского государства, а не только на Белоозере.

Очень интересна многолетняя борьба Монастыревых за существующее ныне с. Троицкое, находившееся в Надпорожском стану слева от р. Ковжи. С. Троицкое, как и деревня Пантелеймонов- ская, были во владении Константина Федоровича, убитого в 1445 г. под Суздалем. В 1515 г. Семен Андреевич Кирстномский дал с. Троицкое, деревню Рынову и пустошь Комонево Кириллову монастырю. По существу этот вклад был вынужденным и был столь же продажей, сколь и дарением, т. к. Семен получил от монастыря сдачи 30 рублей, а все владение оценивалось в 60 рублей. Получив 30 рублей, Семен 9 рублей должен был употребить на уплату долгов отца, а 20 рублей дать в приданое сестрам Аг- рафене и Федосье  .

Через два-три года после этого брат Семена, Федор Андреевич, выкупил с. Троицкое у монастыря за 60 рубле"й, но в 1519 г., не имея, по-видимому, сыновей, дал его опять тому же монастырю  . В 1522 г. двоюродные братья Семена и Федора Андреевичей, Юрий, Иван и Терентий Матвеевичи, вступились в с. Троицкое и выкупили его у монастыря за 70 рублей  . Неизвестно, долго ли они владели им, но удержать не могли, и по закладной в 50 рублей с. Троицкое досталось дьяку Елизару Ивановичу Циплятеву. В 1547 г. душеприказчики Елизара Ивановича, кн. Константин Иванович Курлятев, Андрей Александрович Квашнин, дьяк Федор Постник Моклоков и сын Елизара Иван, дали с. Троицкое Кириллову монастырю  . Но и на этот раз с. Троицкое не удержалось за монастырем. В 1558 г. оно было выкуплено за 50 рублей Григорием и Яковом Юрьевичами Монастыревыми (сыновьями Юрия Матвеевича), которые при выкупе дали монастырю обязательство не отчуждать село на сторону 66.

Многолетняя борьба Монастыревых за с. Троицкое закончилась в разгар опричного террора, в 1569 г., тем, что Григорий и Яков Юрьевичи продали село Кириллову монастырю за 95 рублей 67. Продажа была произведена удачно и своевременно, т. к. в 1571 г. Белжгаеро было взято в опричнину и все Монастыревы лишились своих вотчин.

Рассмотрим другие вклады и земельные сделки Монастыревых.

В 1539 г. Григорий Львович Оладьин с сыновьями Яковом и Третьяком продал часть родовой вотчины — сельцо Павловское с одиннадцатью деревнями и четырьмя починками. Покупателем был, конечно, Кириллов монастырь, заплативший за это крупное владение 150 рублей 68. Эти земли находились там, где ныне на юг от Ковжи лежат селения Павлова-Елинская и Кнутова.

В 1550 г. упомянутый выше Терентий Матвеевич Монастырев написал Кириллову монастырю данную грамоту на сельцо Пан- телеймоново с пожнями по р. Мотоме, оставив за собой право пожизненного владения. Через два года, вероятно незадолго до смерти, он написал духовную грамоту. Детей Терентий не имел, и ему оставалось, «отходя с сего света», позаботиться о своей душе и о жене. То и другое он поручил кирилловским старцам 69. Вотчина Терентия ([в долях] с братьями Юрием и Иваном) состояла из трети с. Никольского и деревни Пантелеймоновской. На с. Троицком в это время лежал долг Кириллову монастырю в 50 рублей. Обе вотчины Терентий завещал Кириллову монастырю и, обращаясь к кирилловским старцам, писал в духовной: «А они бы пожаловали поставили жене моей Соломониде келлию в девичьем монастыре в Горицах (в Воскресенском.— С. В. ), какова ей люба, да и туто б, бога ради, ее не уморили. А не пожалуют, не поставят келлии, и вы бы ей дали 20 рублев, и она себе, где хочет, тут поставит». Ниже Терентий обращается с просьбой к душеприказчикам позаботиться о его жене, чтобы кирилловские власти «не уморили в девичье монастыре в Горицах с голоду жены моей Соломониды». Всех полных и кабальных людей Терентий завещал отпустить на волю, за исключением одной холопки с двумя сыновьями, которых приказал дать в келью жене.

Через несколько лет разделался со своей вотчиной и Иван Матвеевич Монастырев. В 1559 г. он продал Кириллову монастырю за 50 рублей деревни Фенятину и Белавинскую с пожнями по р. Мотоме поблизости от с. Троицкого  .

Последний вклад Монастыревых относится к 1568 (7076) г. Дьяк И. Е. Циплятев незадолго до смерти постригся в Кириллове монастыре и дал на помин душ и на погребение за монастырской оградой с. Раменье с двумя храмами и со всеми угодь- .ями  . Это владение находилось на верховьях р. Ковжи, в Над- порожском стану, где ныне существуют селения Елизарово-Раменье, Семеново-Раменье и Судакова.

Акты Кириллова монастыря сохранились в большой полноте, но понятно, что не все вотчины Монастыревых достались Кириллову и Ферапонтову монастырям. Были, конечно, вотчины, проданные в разное время частным лицам, данные сестрам и дочерям в приданое, промененные. Небольшие части родовых вотчин удержались у некоторых Монастыревых и были у них отобраны в опричнину или конфискованы в опалах при новгородской катастрофе 1570 г.

В синодике опальных царя Ивана записаны следующие Монастыревы: Федор, дьяк Андрей Васильев Безносов, Андрей и Леонтий Мусоргские, и семеро Циплятевых—Неудача, его жена Марья, теща Евдокия, Никита Неудачин, Григорий, Тит и Андрей. Григорий Циплятев синодиков — это Григорий Семенович, двоюродный брат дьяка Ивана Елизаровича. Родственные отношения прочих Циплятевых остаются невыясненными, но принадлежность их к роду Циплятевых-Монастыревых не подлежит никакому сомнению. Все указанные лица записаны в синодике близко одно от другого, среди множества лиц, казненных в 1570 г. в новгородском погроме. Показания синодиков, подтверждаются кн. Курбским. В рассказе об убийстве кн. Тулупова при погроме Новгорода Курбский прибавляет: «И другий мужЦиплетев, нареченный Неудача, с роду княжат белозерских со женою и со детками погублен, тако ж был благонравен и искусен и богат зело; а были тые даны на послужение великия церкви Софии»  . Это показание Курбского подтверждается и другими источниками.

Выше было сказано, что после присоединения Белоозера к Московскому княжению многие Монастыревы стали получать поместья в Великом Новгороде. Эти связи с Новгородом упрочились тем случайным обстоятельством, что Пимен до поставления в архиепископы Великого Новгорода (20 ноября 1552 г.) был чернецом Кириллова монастыря, с которым у Монастыревых были вековые связи и в котором одновременно с Пименом были чернецами Иов (Иван) и Макарий (Матвей) Бурухины, а несколько позже Евфимий Циплятев. Этим, вероятно, объясняется то, что некоторые Цннлятевы стали служить Софийскому дому, и накануне катастрофы 1570 г. Никита Неудачин Циплятев как родовитый человек был дворецким архиепископа Пимена (преемник Пимена, архиепископ Леонид, в мае 1574 г. пожаловал своего боярина Василия Григорьевича Фомина поместьем, которое было за дворецким Никитой Неудачиным  ).

Пимен более 17 лет занимал пост новгородского владыки и держался с некоторой независимостью по отношению к царю Ивану. Был ли он виноват в измене и если был виноват, то в какой мере, мы пока не знаем, но несомненно, что его «изменное дело» было причиной гибели Циплятевых и нескольких Монастыревых.

Царь Иван заподозрил Пимена и новгородцев в ссылках с Литвой и измене, предпринял в 1570 г. поход на Великий Новгород и произвел, как выражаются летописи, погром. Показания летописей и современников о новгородском погроме настолько чудовищны, что кажутся совершенно невероятными, но разве редко в истории народов мы можем наблюдать факты и события, которые, как говорил римский историк Саллюстий, кажутся неправдоподобными всем, кто не видел их лично.

Летописцы рассказывают, что царь Иван при въезде в Новгород не принял благословения встретившего его Пимена и бросил ему в лицо обвинение в измене и в намерении предать Новгород польскому королю. Вскоре после этого Пимен был схвачен, лишен сана и сослан на Веневу, где и умер через полтора года в тюрьме. Далее летописи рассказывают, что одновременно с низложением Пимена царь «бояр его владычних и всех слуг повелел переимати и за приставы отдати». В числе слуг видное место занимали софийский дворецкий Никита Неудачин, вероятно старик, жена и теща Никиты, Григорий Семенов и другие Циплятевы. По близкому родству с этими лицами погибли Андрей Васильев Безносов, который был в то время в Новгороде дьяком, его брат Федор, Мусоргские и, может быть, еще кто-нибудь из Монастыревых, имен которых мы пока еще не знаем. Новгородские поместья их, как рассказывают летописи, были разграблены опричниками, а белозерские вотчины конфискованы.

Для обеспечения западных границ государства царь Иван взял в опричнину половину Новгорода, Бежецкую и Обонежскую пятины и Белоозеро. При этом все вотчинники и помещики «всем городом» были выселены из указанных пятин и из Белозерского уезда. Есть прямое указание на то, что Андрей Иванович Бурухин, Семен и Нечай Ергольские, родственники Монастыревых по женской линии, были высланы из Белоозера, и их вотчина, с. Никольское в Надпорожском стану, была в том же 1570 г. отписана на государя  .

Катастрофа 1570 г. разметала Монастыревых по всем концам Московского государства. Андрей и Иван Ивановичи Бурухины получили вотчину в Боровске, Мусоргские—в Полоцке и Великолукском уезде, Оладьины попали в Путивль, а Семейка Григорьев Монастырев — на Вологду. В конце XVI в. мы находим Ивана Петровича Монастырева в Смоленске.

После отставки в 1572 г. опричнины выселенцы получили право вернуться в свои старые вотчины, поскольку они были брошены опричниками и были «порозжи», но насколько известно, никто из Монастыревых не мог или не пожелал вернуться на Белоозеро.

Как птицы над разоренным гнездом, некоторые Монастыревы еще вились над родными местами. Так, Василий Мусоргский и Леонтий Кнутов удержались на поместьях в Водской пятине 75, а Иосиф Монастырев в начале XVII в. был соборным старцем Кириллова Белозерского монастыря, но после потери родовых вотчин и выселения Монастыревых во время опричнины из Бело- озера можно говорить о лицах, семьях или фамилиях, происшедших от Александра Монастыря, но история рода Монастыревых как рода окончилась.

[1930-е годы]

К содержанию книги: Степан Борисович Веселовский - ИССЛЕДОВАНИЯ ПО ИСТОРИИ КЛАССА СЛУЖИЛЫХ ЗЕМЛЕВЛАДЕЛЬЦЕВ