Древняя Русь

РУСЬ И ВАРЯГИ

В одной из своих статей А. А. Шахматов как-то выразился так: русская история начинается спешным отступлением восточных славян перед напором азиатских кочевых орд 37 . Действительно, к первым страницам этой истории надлежит отнести возобновление «азиатской опасности» в черноморских степях. В начале IX в. движение угров (венгров) потрясло положение юго-восточных и южных черноморских славянских поселений. Угры — ветвь восточных финнов (родственных вогулам и др.), спустившаяся к югу, в бассейн верхнего Дона.

Тут долгое общение с хазарами, затем борьба с печенегами ввели их в круг турецкой культуры и сильно их отуречили. В современном венгерском языке исконная финская основа обросла множеством тюркизмов, как и в народном типе и характере оказалась сильная примесь турецкой крови и турецких влияний. Подчинившись хазарской власти, угры участвуют в хазарских войнах, особенно в напряженной борьбе с печенегами, кочевавшими на восток от Волги, у Яика, в самых «воротах народов». Теснимые узами (торками), печенеги наконец прорвали хазарско^угорскую плотину и к концу первой четверти IX в. (Вестберг) 38 потеснили угров с Дона. Угры отступают перед ними сквозь черноморские степи.

В середине IX в. видим их в Крыму, затем дальше к западу — за Днепром и в западном Черноморье, где их напором оттеснены угличи и тиверцы на север, вероятно и поляне (летописец вспоминает о проходе угров мимо Киева, чем остроумно, но едва ли правильно поясняет название Угорского урочища под Киевом). Под 862 г. Хинкмар Реймсский 39 поминает в своей хронике уже первое нападение венгров на владения Людовика Немецкого.

Уход угров с Дона — тот момент, к которому А. А. Шахматов относит движение вятичей на Дон, его верховья и вниз по Дону, в области, оставшиеся за хазарами. В 30-х годах IX в. каган и бек хазарские обратились к императору Феофилу с просьбой прислать им искусных строителей для укрепления границы против кочевников. Византийский инженер Petronas выстроил крепость Сарке^ на Дону в 835 г., причем арабские источники (Ибн Русте) 40 сообщают, сверх того, о целой системе укреплений: хазары, по преданию, дошедшему до Ибн Русте, окружили себя валом из-за опасности от угров (мадьяр) и других соседних народов (печенегов).

Эти события — движение угров и особенно прорыв печенежских орд за Дон — нанесли сильный удар хазарскому владычеству, но не разрушили Хазарского царства. По-видимому, печенеги только обошли с севера ядро Хазарского царства и, тесня угров, прошли по их следам в черноморские степи 1 . В их тылу уцелело Хазарское царство, сохранив под своей властью данниками вятичей и радимичей до времен Святослава. Но события эти должны были глубже изменить положение южного По- днепровья. Угличи, тиверцы, поляне отступают из степи в лесные области. Их зависимость от хазар и раньше едва ли выходила за отношения случайных данников. Теперь они вовсе оторваны от связей с хазарским центром, предоставлены сами себе перед лицом крупной опасности. Угорская буря прошла мимо, на запад. Печенеги остались близкими соседями. Такова обстановка первого момента самостоятельной политической истории Киева — появления на юге новой, варяжской княжеской власти, полулегендарных Аскольда и Дира.

Этот момент приводит нас вплотную к так называемому варяжскому вопросу. Отсутствие твердых и несомненных данных для восстановления сколько-нибудь полной фактической истории восточного славянства за IX и начало X в. дало широкий простор разнообразным построениям по вопросу о «происхождении Руси». Появилась «норманская теория», против нее «теория антинорма- нистов», а затем пошел ряд «теорий» до самых фантастических. История борьбы этих теорий и их методологический анализ — весьма любопытные страницы в устории нашей науки; но им место в русской историографии 42 , а не в специальном курсе по истории Киевской Руси 16. Научный результат этой полемики — в выяснении круга источников для древнейшей истории восточных славян и их тщательном анализе.

Для моего изложения исходным пунктом будет тот момент, когда с падением хазарской силы варяжский элемент получает руководящее значение в судьбах Восточной Европы. Но для выяснения этого момента нельзя не отступить немного назад и не оглянуться на праисторию этого скандинавского элемента в восточнославянских отношениях.

Первый книжник, построивший свою «теорию» «происхождения Руси» на соблазн грядущим исследователям, был составитель Повести временных лет. Он отождествил Русь с варягами, счел ее одним из северногерманских племен. На что он опирался? По-видимому, дошла до него какая-то традиция о том, что «Русь» — название норманнов. Была ли это своя, туземносла- вянская, традиция или он почерпнул ее из византийского источника, так как греки хорошо знали этих россов, мы не знаем; последнее, пожалуй, даже вероятнее. Но дело в том, что эта традиция была, по существу, правильна. Из всех предложенных объяснений самого слова «Русь» на научное значение может претендовать только его производство от финского названия Ruotsi, которое обращается в Русь при переходе в славянскую речь по общему фонетическому закону финно-славянских языковых отношений, подобно тому как, например, Suomi перешло в Сумь.

Заимствование названия для скандинавов из финского языка свидетельствует о том, что восточные славяне узнали их через посредство финнов, т. е. в то время, когда сидели на юге, отделенные от прибалтийского края финскими поселениями, стало быть, во всяком случае, ранее продвижения северноруссов в бассейн Ильменского озера. Это указывало бы на VIII в. или начало IX в.

Само происхождение финского названия Швеции Ruotsi, а шведов Ruotsalainen, нельзя считать выясненным. Были попытки связать его с шведским словом rodsmenn, rods- karlar — гребцы, мореходы (Томсен) 17; рыбачьи артели Северной Норвегии и теперь называются Rossfolk. Но Шахматов не считает исключенной возможность, что финны перенесли на шведов название прибалтийских пруссов, знакомых им по древнему, доисторическому соседству. Эти древнейшие выходцы из Скандинавии проникали, стало быть, в среду южного населения, славянского, через финские области и сохранили имя русь на юге, где так их звало местное население. «Русь — это древнейший слой варягов, первые выходцы из Скандинавии, осевшие на юге России раньше, чем потомки их стали оседать на менее привлекательном лесистом и болотистом славянском севере» (Шахматов) 18. Арабам и византийцам эта русь VIII—начала IX в. известна раньше, чем на юге появляются варяги. Они знают ее в Черноморье и на Волге; эта русь организует своими и славянскими силами знаменитые набеги на Сурож и на Амастриду 19. Имя руси срастается как политическое имя с южными областями восточных славян, что свидетельствует о ее крупной организационной роли.

Прежде всего этот вопрос о руси должен быть использован для определенных выводов о «доваряжской» эпохе. Как ни малочисленны твердые данные о доваряжской руси, их достаточно, чтобы противопоставить блестящей и прямо гениальной, но крайне неисторической конструкции Ключевского о вполне выработанном строе городов-областей в среде восточного славянства до появления на сцену скандинавских вождей с их дружинами. Эта конструкция, тяготеющая над нашей историографией, едва ли крепче обоснована, чем «призвание князей» Нестора- летописца. Предание о Руси, восстановленное нашим летописцем едва ли не по византийским сведениям, только искусственно связано с историей Новгорода. Быть может, прав Шелёнговский, придавая для древнейшего времени наибольшее значение иным путям «из варяг в греки», чем позднейшие общеизвестные пут^ через Западную Двину в Днепровский бассейн и Волжский 43 .

Как бы то ни было, в начале IX в. политическая жизнь восточного славянства выступает перед нами разбитой на два обособленных мира — южный, русский и северный, варяжский. Южный втянут в круг византийских и хазарских отношений и под влиянием и руководством Руси скандинавской выходит из глуши племенного быта на новые пути боевой и торговой международной жизни. А в то же время на севере «имаху дань Варязи изъ заморья на Чюди, и на СловЪнех, и на Вьси, и на КривичЪхъ». Утверждение славян в бассейне Ильменского озера и по Волхову до Ладожского озера вывело их через раздвинутую ими финскую массу на пути непосредственных отношений со скандинавами. Этих скандинавов они зовут уже так, как те сами себя называли, — варягами — varingjar. Так в историческое время звали скандинавы своих сородичей, которые служили дружинниками у русских князей и византийских императоров, от слова var — клятва, скреплявшая дружинный договор службы. Varingi — варяги — первоначально дружины скандинавов, приходившие в среду восточных славян со своими конунгами — викингами — князьями.

По мнению Ф. А. Брауна, термин и возник-то в России, откуда перешел и к грекам ((ЗадаууоО. Начало движения скандинавов в Россию, на Восток и в Византию Браун относит ко второй половине IX в.; его причина — в политических и социальных переворотах, переживавшихся тогда скандинавскими народами и, в частности, именно шведами, а также условия восточноевропейской и среднеазиатской торговли, сулившей богатую наживу. «Многочисленные монетные и вообще археологические находки в России и Швеции косвенно подтверждают правильность летописного приурочения начала скандинаво- русской государственности ко второй половине IX в.» Эта формулировка Ф. А. Брауна приводит к заключению, что у него «начало движения скандинавов в Россию, на Восток и в Византию» совпадает с отмеченным в летописном предании началом скандинаво- русской государственности, которое, однако, едва ли было первым моментом этого движения. Я уже упоминал о том, что находки арабских монет в Скандинавии указывают на скандинавско- арабскую торговлю VIII в.

Беда в том, что древнейшая шведская история еще темнее, чем наша русская. Письменных источников для нее вовсе нет, даже такого типа, как наша летопись46 . Скудные сведения добываются путем анализа саг, часто спорного; некоторое знакомство с этим материалом дает К. Ф. Тиандер 21,47 . Рунические надписи дают лишь поздние сведения о русско-скандинавских отношениях, так как «обычаи ставить надгробные надписи получил в Швеции широкое распространение лишь с начала XI в., когда массовый наплыв варягов в Россию уже прекратился» (Браун) 48 . Эти надписи говорят лишь об отдельных авантюристах со времен Игоря до середины XII в. и ничего не дают для того «раннего варяжского периода, когда скандинавы селились в России сплошными группами». £лед такого поселения Браун видит в Гнездовском могильнике Смоленской губ. (до 500 погребений IX—X вв. на курганном поле версты в 4 длиной; большая часть вещей — скандинавские, но есть и чисто восточные, а утварь славянская; господствующее мнение считает гнездов- ские курганы славянскими, но под сомнением более крупные курганы).

Возникновение «скандинаво-русской государственности» на севере могло дать толчок и опору более широкому «движению варягов в Россию, на Восток и в Византию», но для начальной истории восточного славянства важно было бы хоть несколько выяснить иную стадию отношений — господства скандинавов на Балтийском море, ранний захват ими Финляндии, их движение по Западной Двине, вероятно, и по Висле, которое создало раннюю роль скандинавского элемента на черноморском юге (Русь) и в западнославянских землях

Мы видели, что Шахматов отодвигает эпоху этого господства скандинавов на Балтийском море и их организующего влияния на население восточных берегов Варяжского моря ко временам еще «первой», прибалтийской, прародины славян. Затем это же скандинавское воздействие усилилось в эпоху, когда славяне передвинулись на юг, распались на три ветви и началось расселение восточных славян. Северноруссы, двинувшись к северу в кривицкие и ильменские облает^ уже тем самым втягивались в круг скандинавских влияний 50 . Эту концепцию Шахматова очень трудно обосновать историческими и археологическими данными, потому что таких данных очень уж мало. Но историческая география говорит за нее, поскольку дело идет о скандинавах. Традицию торговых путей, далеко проникавших на север в эпоху скифскую, вероятно, и готскую 23, устанавливаемую на основании отрывочных намеков древних авторов, нельзя игнорировать. Великий волжский путь должен был быть очень древней торговой дорогой 24 Все это еще область почти что непочатух историко-географических и археологических исследований 51 . Но лишь весьма мнимая научная осторожность говорит за несуществование того, о чем у нас нет прямых свидетельств в письменных и вещественных памятниках. Эти вопросы глубокой древности правильнее считать открытыми.

К IX в. восточное славянство распалось на три ветви — южную, северную и восточную. На юге уже началась группировка южноруссов вокруг Киева в начале IX в.; строится ядро «Русской» земли силами южной руси. На севере северноруссы объединяются вокруг Новгорода, хотя по северным преданиям, которые нашли себе место в Ипатьевской редакции Повести временных лет, частью и в Новгородской I, не Новгород, а Ладога (Aldoga) была первым центром варяжского княжения.