Геохронология. Хронология памятников в археологии палеолита

Проблема хронологии памятников в археологии палеолита была и остается важнейшей, определение возраста той или иной стоянки заключается в первую очередь в ее увязке с определенным этапом развития природной среды как арены исторической деятельности людей. Отсюда следует особо важная, подчас решающая роль геологической стратиграфии, доведенной до конкретной палеогеографической характеристики среды обитания.

На Русской равнине выделяется несколько районов сосредоточения разновозрастных позднепалеолитических памятников ( 72), характеризующихся в то же время тем пли иным своеобразием в области изготовления каменных и костяных орудий, жилищного строительства, хозяйства, в том числе — выбора основного объекта охоты. Эти районы следующие: юго-запад Русской равнины (бассейн Днестра и Прута — Волы- но-Подольская возвышенность), южнорусские степи (Приазовье и Северное Причерноморье), Полне- провье (включая бассейн Десны), Средний Дои (Костенковско-Боршевский район), северо-восток и северо-запад Русской равнины.

Хронология лучше всего разработана для Костенковско-Боршевского района и Поднестровья, где сосредоточены группы многослойных стоянок; наиболее детально изучена их стратиграфия, палинологические и другие характеристики, получены серии радиоуглеродных дат, что позволяет реально представить картину изменений в развитии культуры людей и среды их обитания.

В Костенковско-Боршевском районе известно около 60 палеолитических памятников, приуроченных к 26 пунктам. Большинство их залегает в покровных отложениях высокой (второй?) надпойменной террасы Дона и балок, имеющих одинаковое строение. Несколько памятников приурочено к покровным отложениям более низкой (I? II низкая?) террасы Дона. В общих чертах стратиграфия отложений, содержащих культурные остатки па высокой террасе, следующая. Под современной почвой залегает толща бурых лессовидных суглинков, а под ней —два горизонта переотложенных гумусированных суглинков, разделенных негумусированным слоем, содержащим линзы вулканического пепла. Усилиями геологов, в первую очередь А. А. Величко, М. Н. Гршценко. Г. И. Ла- зукова, было доказано, что такая стратиграфия характерна для всего изучаемого района, что линзы вулканического пепла имеют исключительно важное значение, позволяя отделить древнейшие памятники этого района, залегающие в нижнем гумусе (под пеплом), от несколько более молодых, приуроченных к верхнему гумусу.

Спорово-пыльцевые характеристики некоторых разрезов, полученные в различные годы В. П. Гричуком, Р. В. Федоровой, Г. М. Левковской, показывают, что для гумусированных горизонтов в целом характерно преобладание пыльцы лесной растительности, а для бурых суглинков — степной. Важно, что на основании этих анализов за время образования гумусированных горизонтов отчетливо прослеживаются пеоднократные изменения в растительном покрове. Так, по даппым Р. В. Федоровой, па разрезе Костенок 17 в пределах гумусировапных толщ отмечено (снизу вверх) три лесные фазы: 1) хвойные еловые леса, 2) широколиственные леса с ольхой и орешником, 3) хвойные, еловые леса (возвращение ели) (Федорова Р. В., 1963).

Фаза широколиственных лесов указывает на межледниковый характер флоры, фазы еловых — на неустойчивость климата, на то, что временами он был достаточно суров. Все это согласуется с представлениями о молого-шекспипском межледниковье и позволяет датировать стоянки, залегающие в гумусированных горизонтах, этим временем, т. е. ранней порой позднего палеолита. Это подтверждается рядом радиоуглеродных дат, полученных в последние годы по образцам кости или древесного угля из культурных слоев, залегающих в верхнем гумусе, т. е. не самых древних в пределах Костепковско-Боршевского района: Костенкп 14 (II культурный слой) 26400±660лет до наших дней (ЛУ —59А) и 28200±700 лет до наших дней (ЛУ - 596); Костенки 12 (слой 1а) 32700± ±700 лет до наших дней (Grn — 7758). Учитывая эти даты, а также палинологические данные, указывающие на смену ряда фаз в развитии климата за время накопления гумусированных суглинков, имеются полные основания датировать культурные слои, приуроченные к нижней гумусированной толще, начг~ ной порой позднего палеолита. В иной терминолсг^ верхний гумус и залегающие в нем памятники мо:: ~ сопоставлять с Паудорфским или Брянским инт. стадиалом, а нижний — с интерстадиалом Хенгёт Подградем 4.

Специальных исследований требует вопрос о геологическом положении и возрасте трехгоризонтногб памятника Боршево 2. Геологическому исследованию и радиокарбоновому датированию подвергалась лишь залегающая в аллювии прослойка гиттии, с которой связан верхний горизонт культурных остатков. Дата 12300±100 лет до н. дней (ГИН-88) неоднократно подвергалась проверке, но в исследовании нуждаются загадочные обстоятельства залегания культурного слоя в этой аллювиальной прослойке, прилегающей к толще делювиальных суглинков, лежащих гипсометрически выше и содержащих культурные остатки среднего и нижнего культурных слоев.

Вторым районом сосредоточения многослойных палеолитических памятников на Русской равнине, где стратиграфия, геохронология и палеогеографическая обстановка наиболее хорошо изучены, является среднее Приднестровье. Многолетние комплексные исследования, проводимые в этом районе под руководством А. П. Черныша и И. К. Ивановой, дали обильные, подробно опубликованные данные, имеющие исключительно важное значение для установления геохронологии палеолита не только юго-западной части СССР, но и всей Русской равнины в целом.

Стратиграфия отложений, в которых залегают позднепалеолитические памятники, может быть представлена на основе разрезов многослойных стоянок Молодова 5 и Кормань 4 (Черныш А. П., 1973,  3, 4). Здесь пад горизонтом погребенной почвы со следами пожара (в Молодова 5 — сажистый прослой), содержащим типично мустьерские культурные остатки, расположены две погребенные почвы. К верхпей из них приурочены позднепалеолитические культурные слои (в Молодова 5—X и IX с абсолютной датой 29650± ±1320 лет (ЛГ—151) до н. дн.; в Кормани 4-IX), к нижней — неопределенные слои, бедные находками, возможно, «переходные» от мустье к позднему палеолиту (в Молодова 5—слой Ха, в Кормани 4 слой X). Верхняя почва может сопоставляться с последним оптимумом молого-шекспииского межледниковья (или интерстадиалом Паудорф, Брянский, ПГтиллфрид В), нижняя — со средним оптимумом (или интерстадиалом Подградем, Хенгело).

Следует отметить, что на Среднем Днестре молого-шекспинские отложения, содержащие культурные остатки, представлены не только погребенными почвами, по и пегумусированными лессовидными суглинками. К ним относятся в Молодова 5 слой УШ, имеющий абсолютную дату свыше 24 600 лет до н. дн., а в Кормани 4— слои VIII и VII, верхний из которых датируется по радиуглероду 24500±500 (ГИН—1099) и 25 140±350 (Лу-586) лет до н. дн. Эту часть разрезов перекрывает толща лессовидных суглинков с песчаными прослоями, сформировавшимися во время осташковского оледенения. В ее няяшеп части наблюдаются следы почвообразования: на Молодова 5 — в виде оглееного слабогумусированпого прослоя, к которому приурочен VII культурный слой, имеющий абсолютные даты 23000± ±800 (MO-II, 23700±320) (ГИН-10), на Кормани 4 в виде почвы тундрового типа, в которой залегает VI культурный слой. Судя по датам, горизонт огле- ения на Молодове 5 может сопоставляться с кратщш раннеосташковским интервалом, представленным в Костенках погребенной почвой, к которой приурочен основной культурный слой Гмелинской стоянки (Костенки 21). Корманская почва тундрового типа всеми изучавшими стоянку специалистами единодушно относится «к максимально холодному времени образования описываемых отложений» (Иванова И. /?., 1977, с. 173). Если на этом основании связывать эту почву с самым холодным периодом осташковского оледенения, она является более молодой, чем упомянутые почвообразовательные горизонты стоянок Молодова 5 и Костенки 21. Но до получения для этой почвы абсолютных дат не исключена возможность ее корреляции с горизонтом оглеения на Молодова 5 и «гмелинской» почвой, так как самый «холодный» участок конкретного разреза не обязательно должен соответствовать самому холодному периоду позднего валдая: климат и природные условия в период, предшествующий максимальному похолоданию («ранне- осташковское время»), могли быть более суровыми, чем в период, последовавший за осташковским климатическим минимумом («позднеледниковье»); отложения же, соответствующие этому климатическому минимуму, в разрезе могли не сохраниться.

Вышележащие культурные слои стоянок Молодова 5 и Кормань 4 залегают в лессовидных суглинках, реже — опесчаненных прослоях, относящихся к позд- неледниковью. На Молодове 5 нижележащий из этих слоев VI имеет абсолютные даты 17000±180 (ГИН— 54) и 16 750±250 (ГИН—105), а из самых верхних, слой 1а датируется 10590±230 (ГИН 7). На Кормани 4 среди них продатирован только нижележащий слой V: 18 000±400 (ГИН-719) и 17 560+2000 (СО АН- 145) лет назад, т. е. самым началом отступления осташковского ледника, о чем свидетельствуют п палинологические данные, указывающие на «некоторое смягчение климата» (Иванова И. К., 1977, с. 168). Слои VA—I не датированы, но по остаткам флоры И. К. Иванова связывает их преимущественно с позднеледниковыми потеплениями: слой Va — с интервалом Ласко, а слои III—I с Аллерёдом (Иванова И. /Г., 1977, с. 173). На памятнике Молодова 5 обращает внимание разрыв во времени между культурным слоем VII (около 23 тыс. лет) и культурным слоем VI (около 17 тыс. лет), позволивший И. К. Ивановой ранее высказать предположение о слабой заселенности Среднего Днестра в период наибольшего похолодания. Сейчас, по fee мнению, слои VI, VB и V стоянки Кормань 4, связанные с самым холодным временем образования отложений корманского разреза, опровергают эту гипотезу (Иванова И. К1977, с. 177). Мы все же полагаем, что до уточнения абсолютного возраста «тундровой» почвы, обнаруженной на Кормани 4, делать окончательные выводы преждевременно.

Комплекспые работы, проводящиеся различными специалистами на Дону и Днестре, позволили наиболее полпо проследить изменения природной обстановки п палеолитической культуры в средпем — позд- пем вюрме (валдае), заложить основу для хронологии позднего палеолита Русской равнины. Другие районы сосредоточения позднепалеолитических памятников изучены в этом отношении значительно хуже. Так, у нас нет практически никатах стратиграфических, палпнологических, палеозоологических данных как и абсолютных датировок для построения хронологии позднего палеолита Приазовья — Северного Причерноморья. В больших уточнениях нуждается хронология позднего палеолита Крыма, основывающаяся исключительно на изучении многослойной стоянки Сюрень 1.

Недостаточно разработаны вопросы геохронологии позднепалеолитических памятников и для бассейна Днепра и Десны — обширного района, расположенного между Поднестровьем и Подоньем, хотя здесь в этом отношении намечаются некоторые успехи. Концом молого-шекснинского межледниковья — началом осташковского оледенения можно с достаточной уверенностью датировать стоянки Пушкари I и Погон, культурный слой которых залегает несколько выше ископаемой почвы (Брянской, по А. А. Величко) — в основании перекрывающего ее лесса.

Возраст большинства стоянок и поселений, включая такие классические памятники, как Мезин, Ме- жпричи, Добраничевка, Тимоновка и др., остается спорным как для археологов, так и для геологов (ср., например, Вознячук JI. Н. и др., 1969; Величко А. А. и др. 1969). По нашему мнению, разнокультурные поселения с костно-земляными жилищами, развитой костяной и кремневой индустрией, совершенными произведениями искусства, знаменующие на Русской равнине расцвет позднепалеолитической культуры, относятся здесь к раннеосташковскому времени; в период наибольшего распространения ледника территория Русской равнины была необитаемой или малообитаемой. Однако следует признать, что если ттижняя граница археологических культур с костно- земляными жилищами определяется в пределах Восточной Европы достаточно четко (конец молого- шекспинского — начало осташковского времени), то* определение их верхней границы концом раннеосташ- ковского времени (т. е. около 20 тыс. лет тому назад), является рабочей гипотезой.

Открытие позднепалеолитических стоянок на северо-востоке Русской равнины, включая бассейн Печоры, ставит вопрос о времени и путях заселения этих районов. Сейчас можно утверждать, что человек в древности продвинулся на север не в обход ледника, как предполагалось ранее, по, вероятнее всего, в один из оптимумов молого-шекснинского межледниковья, когда обширные пространства Русской равнины были свободны ото льда. Концом молого-шекснинского времени с уверенностью датируется стоянка Сунгирь иод г. Владимиром (бассейн Клязьмы), культурный слой которой приурочен в верхней части ископаемой почвы и имеет абсолютные даты 25 000±200 (Grn — 5425), 24430±400 (Grn—5446). Этим же периодом датируется и Бызовая стоянка на Печоре: 25540=Ь ±380 лет от н. дн. (Гуслицер Б. Я., Лийва Л., 1972, с. 251). Литология отложений, вмещающих и перекрывающих культурный слой Медвежьей пещеры, дает основание относить п эту стоянку Печорского Приуралья к молого-шекснинскому межледниковью (Гуслицер Б. ИКапивец В. Я., 1962; Каниеец В. Я., 1969, с. 140—142)  . Геология Островской стоянки им. М. В. Талицкого изучена недостаточно для окончательного установления ее возраста, определявшегося прежде «позднесолютрейским или раннемадлен- ским временем» и вместе с тем «концом рисс-вюрм- ского интерстадиала» (Бадер О. Я., 1960, с. 89, 92). Решению этого вопроса помогают, соседние, лучше изученные в геологическом отношении памятники уральского палеолита, в первую очередь — местонахождение массы расколотых костей животных и двух кремневых орудий у д. Горново на р. Белой в окрест ностях Уфы. Геоморфология и стратиграфия этих двух пунктов, по данным В. Л. Яхимович (1961, с. 214), тождественны; одинаковы и условия залегания культурного слоя Островской стоянки и горнов- ского скопления костей: в основании ритмично-слоистой толщи суглинков и супеси аллювиально-делюви- ального происхождения, подстилаемой плотными и вязкими синевато-серыми глинами. Возраст глинистых отложений в Горново определяется по радиоуглеродному анализу остатков древесины: 29700±1250 (не 1856/1287) лет до н. дн. На этом основании Гор- новское местонахождение, как и Островскую стоянку, можно относить к последнему климатическому оптимуму молого-шекснинского межледниковья. Разумеется, возраст, установленный таким косвенным путем, может оспариваться.

Нет никаких данных о геологическом возрасте ряда других верхнепалеолитических стоянок Волго-Окского бассейна (например, Карачаровская, Юнга-Кушерга и др.). Хотя наиболее надежно датированные палеолитические стоянки се веро-востока Русской равнины свидетельствуют о заселении этой территории в молого-шекснинское время, такой памятник, как Капова пещера, с наскальной живописью, находящей аналогии во франко-кан- табрийском палеолитическом искусстве мадлепа, настойчиво требует разработки вопроса о заселенности Урала и Приуралья в период осташковского оледенения.

Северо-западная часть Русской равнины, включая Прибалтику и территорию Белоруссии, по имеющимся данным была заселена только в поздпеледниковье; ни одного памятника, относящегося к ранней поре позднего палеолита (молого-шекснинскому межледниковью) или к раннеосташковскому времени па этой территории, не обнаружено, да и позднеледни- ковых стоянок до сих пор открыто сравнительно немного.

Итак, несмотря на недостаточную изученность проблемы геохронологип и палеоэкологических условий существования поздпопалеолитических памятников Русской равнины, новые данные позволяют по- новому представить пространственно-хронологическую картину развития позднепалеолитической культуры на этой территории. Человек эпохи позднего палеолита осваивал Восточную Европу на протяжении двух больших климатических эпох, средневюрм- ской (молого-шекснинское межледниковье) и поздне- вюрмской (осташковское оледенение). В молого-шекснинское время происходит процесс перехода от мустье к позднему палеолиту, становление и развитие локальных позднепалеолитических культур, распространившихся по всей территории Русской равнины (может быть, за исключением северо-запада) вплоть до ее северо-восточных окраин. В раннеосташковское время позднепалеолитическая культура достигает своего расцвета, особенно ярко проявившегося в локальных археологических культурах оседлых охотников на мамонтов, строивших долговременные кост- но-земляные жилища, достигших совершенства в технике обработки кремня и кости, создавших сложное и развитое искусство.

Ареал обитания человека в это время, очевидно, начинает сокращаться в связи с ухудшением климата и распространением Скандинавского ледникового щита, захватывающего постепенно значительные пространства Восточной Европы. У нас нет надежных данных о том, насколько сократился этот ареал в период климатического минимума, когда ледник достиг наибольшего развития. Не исключено, что в это время большая часть Русской равнины не была заселена, что вторичное освоение ее центральных и северных районов (на этот раз включая и северо-запад) происходит уже в позднеледниковье. Таким образом, на данной территории выделяется три основных периода развития позднего палеолита: ранняя пора (археологические культуры молого-шекснинского времени), период расцвета (археологические культуры раннеосташковского времени) и поздняя пора —финал позднего палеолита (археологические культуры позднеледпиковья). Нужно подчеркнуть, что между культурами ранней поры и периода расцвета нет жесткой, резко и однозначно определенной хронологической границы: принятый рубеж (24 тысячелетие от н. дп.) в значительной мере условен, поскольку основы для наивысшего подъема позднепалеолитиче- ской культуры были заложены еще в раннюю пору ее развития; отдельные археологические культуры возникают в молого-шекснинское время и продолжают существовать в раннеосташковское (например, молодовская, виллендорфско-костенковская).