Военная история

 Во славу отечества Российского

Русская история и культура

Анализ основных событий военной истории России, определивший собой содержание предшествующих глав, позволяет перейти к следующему этапу исследования — обобщению эволюции тактики русской армии во второй половине XVIII столетия. За этот период, чрезвычайно насыщенный войнами, походами, сражениями и боями, в тактике русской армии произошли существенные сдвиги. 4.рмия, сражавшаяся под Гросс-Егерсдорфом, Пальцигом, Сунерсдорфом, и армия, воевавшая в долинах Италии и на горных перевалах Швейцарии, была та же самая, русская армия и, однако, уже другая. Военное искусство России 'за сравнительно небольшой отрезок времени во многом изменилось как со стороны тактики, так и в области стратегии.

Наиболее значительный вклад в развитие тактики русской армии внес Суворов.

1. Тактика родов войск у Суворова

Суворов шел к вопросу о боевом использовании пехоты по тому пути, который был уже намечен в русской армии Петром I, и нашел решение проблемы, оказавшейся неразрешимой для военного искусства Западной Европы его времени. Сущность его преобразований в тактике была на первый взгляд очень проста, но значение их огромно.

Суворов прежде всего понял более ясно, чем кто-либо из его современников, что состав русской армии и качества русского солдата дают возможность воспитать в войсках свойства, нужные для самой решительной формы боя, для боя холодным оружием. Суворов нашел, далее, нужные методы воспитания и обучения войск в указанном направлении. И наконец, Суворов нашел правильный способ использования в бою воспитанной и обученной в его духе пехоты, сущность которого сводилась к тому, что штыковой удар выдвигался на первый план как решающий акт боя, но ружейный огонь при этом не отрицался, а сохранялся как необходимая подготовка удара.

Вместо огневого состязания с очень медленным, не доводившимся, как правило, до удара сближением, в которое выливалась атака по методам западноевропейской тактики, пехота Суворова после короткой огневой подготовки начинала безостановочное движение вперед, завершавшееся обязательно броском в штыки. Огонь должен был отчасти расстроить и деморализовать противника, дезорганизовать его огонь и снизить его действенность. Кроме того, дым от выстрелов служил своего рода маскировкой для атакующего. При атаке без огневой подготовки обороняющийся, стреляя более спокойно, имел шансы нанести наступающему тяжелые потери, а то и легко отбить атаку. Грубейшей ошибкой было бы считать, следуя иногда встречающемуся мнению, что Суворов вовсе пренебрегал огнем. Он хотел только ограничить его необходимым минимумом, стремясь в то же время сохранить по возможности его действенность за счет большой меткости. Знаменитое изречение «пуля — дура, штык — молодец» следует рассматривать лишь как один из воспитательных приемов, содержащих элемент сознательной утрировки. Но — подчеркнем еще раз — огонь пехоты у Суворова играл роль только подготовки удара. Пожалуй, наиболее ясно это высказано в приказе 1794 г.: «Шаг назад — смерть, всякая стрельба кончается штыками»'.

Таким образом, Суворов, не отказываясь от разумного использования всех свойств оружия, решительно порвал с переоценкой ружейного огня, господствовавшей а то время.

В сказанном заключается сущность суворовского способа ведения боя и то действительно новое, что было внесено им в тактику своего времени. Это основное положение его тактической системы подчеркивается и проводится им с исключительной настойчивостью через всю его полководческую деятельность. Внедрение такого подхода явилось переворотом в представлении о сущности боя, характерном для классической линейной тактической системы. Именно отсюда, с нашей точки зрения, вытекают иные новации полководца в сфере тактики.

Найдя, таким образом, наиболее эффективный способ использования пехоты в бою и методы воспитания и обучения, обеспечивающие реализацию этого способа на практике, Суворов получил в лице своей пехоты могущественное средство к решению самых разнообразных и самых сложных тактических задач. Пехота Суворова атаковала или контратаковала любого противника и добивалась успеха над ним в любой обстановке и любых, иногда самых трудных, условиях местности. Она штурмом преодолевала мощные, не разрушенные артиллерией укрепления Измаила, она сбивала противника с позиции и в открытом поле, и в лесных дефиле Польши, и на перерезанных канавами, изгородями, виноградниками полях Северной Италии, и на неприступных горных перевалах или в ущельях Центральных Альп. То, что признавалось военной наукой XVIII в. неоправданным риском или вовсе невыполнимым, сделалось для Суворова обоснованной реальными предпосылками составной частью тактической системы.

Отсюда вытекал и общий активный характер тактики Суворова. Суворов всегда стремился атаковать, даже и тогда, когда противник занимал выгодные естественные или искусственные позиции. Это стремление не было результатом следования какой-то отвлеченной идее — атаковать несмотря ни на что,— оно было вполне обоснованным логическим следствием желания использовать возможности своих войск. Отвергая в своих высказываниях оборону, Суворов выражал этим не какой-либо догматический взгляд, а только стремление воспитать в войсках активный наступательный дух.

Необходимо коснуться еще одного вопроса тактики пехоты Суворова, весьма характерного, поскольку он показывает самостоятельность взглядов Суворова и противоположность их канонам западноевропейской, прежде всего прусской, школы. Одним из таких канонических положений этой школы является залповый неприцельный огонь. Наоборот, основным стремлением Суворова было достижение повышения меткости прицельного индивидуального огня. Происхождение этого суворовского взгляда понятно: Суворов рассчитывал на морально стойкого солдата, который в бою сохранит достаточную выдержку, чтобы прицелиться, а не на солдата, обученного механически выполнять некоторый комплекс движений с возможной быстротой.

Требование Суворова относительно меткой прицельной стрельбы проходит красной нитью через все его документы по боевой подготовке войск. «... В деле ... хотя бы весьма скоро заряжать, но скоро стрелять отнюдь не надлежит, а верно целить, в лутчих стрелять, что называ-етца в утку, и пули напрасно не терять...»2—сказано в одном из приказов времен Конфедератской войны (1770 г.). «Стреляй редко, да метко»,—лаконично и выразительно требует «Наука побеждать»3. В инструкции гарнизону Кинбурна (1787 г.) Суворов разъясняет свое требование: он отмечает, что при «скорострельной пальбе» «... множество пуль пропадает напрасно, и неприятель, получая мало ран, меньше от того пугается, нежели ободряется, чего ради пехоте стрелять реже, но весьма цельно, каждому своего противника...»4.

Существенным моментом тактики пехоты Суворова, связанным   с   вышеуказанным   взглядом   на   повышение эффективности ружейного огня, было выделение отборных метких стрелков (иногда называемых в документах Суворова «ротными стрелками»). . Первое упоминание о них находим в приказе войскам резервного корпуса 1774 г. Здесь Суворов требует иметь в каждом капральстве шесть «выберных стрелков», которые «...должны стрелять на наездников»5. Встречается аналогичное указание в приказе войскам Крымского и Кубанского корпусов 1778 г.6, упоминаются отборные стрелки и в «Науке побеждать»7.

Главной ударной силой и опорой боевого порядка у Суворова, как ясно из сказанного выше, являлась пехота. Однако большое значение придавалось им и другим родам войск.

Было бы вполне естественно при общем активном характере тактики Суворова сделать удар крупной сосредоточенной массой конницы одним из главных приемов ведения боя.

Нужно полагать, что Суворов и стоял на этой точке зрения принципиально, но условия, в которых ему приходилось действовать, в большинстве случаев препятствовали такому применению конницы. Относительно трудностей, стоявших перед русской конницей в борьбе против турецкой, было уже сказано. В 1794 г. в Польше необходимо было считаться с лесисто-болотистой местностью. В Северной Италии в 1799 г. местность была не менее трудной для действий конницы. Возможно, что исходя из этого при формировании русских корпусов, направленных в Италию, в них включили только казачьи полки. В результате в Италии Суворов для производства сомкнутой кавалерийской атаки располагал лишь австрийской линейной конницей. А управлять австрийскими войсками было тяжело вследствие противодействия австрийских генералов приказаниям Суворова. К тому же пересеченная местность вынуждала в сражениях 1799 г. раздроблять свою конницу на сравнительно небольшие группы.

Тем более заслуживает внимания тот факт, что именно в полководческом творчестве Суворова мы находим ряд свбеобразиых и блестящих образцов использования конницы —- фронтальный удар казаков в рассыпном строю при Ланцкроне, беспримерная атака укреплений Крынгу-Мейлорского леса, действия в пешем строю под Кобылкой. Наконец, в деятельности Суворова имеем пример сражения, которое было проведено почти целиком конницей и доведено до полного разгрома противника: Брест, 8 (19) сентября 1794 г. При Бресте русская конница, руководимая Суворовым, доказала, что она может отлично действовать и на лесистой местности.

Некоторая аналогия со сказанным относительно конницы имеется и в вопросе боевого использования артиллерии у Суворова. В главе III было показано, что в русской армии зародилась в период Семилетней войны и продолжала развиваться Румянцевым в период русско-турецкой войны 1768—1774 гг. идея массированного и маневренного применения полевой артиллерии.

Ясно, что Суворов следовал этой линии. Подтверждением этого является использование артиллерии в сражении при Крупчицах 6 (17) сентября 1794 г. В то время как главные силы пехоты и кавалерии Суворова совершали обход левого фланга противника, полевая артиллерия русского корпуса (14 орудий), сведенная в одну батарею, действуя независимо от пехоты и кавалерии, заняла огневые позиции против левого крыла поляков и косоприцельным огнем подавила их артиллерию8.

Однако дальнейшее развитие такого принципа использования артиллерии для Суворова оказалось затрудненным объективными причинами.

В сражениях Итальянской кампании 1799 г. Суворов располагал ограниченным числом орудий русской полевой артиллерии, а распоряжаться по своему усмотрению австрийскими резервными батареями* ен не мог; это препятствовало созданию крупной артиллерийской группировки с привлечением всей или большей части союзной полевой артиллерии. Малокалиберная артиллерия (по числу орудий наиболее многочисленная) все еще не была выведена из состава полков и массирование ее было невозможно. Кроме того, использование артиллерии при Треббии было затруднено сильно пересеченной местностью; при Нови условия местности были еще менее выгодными: противник оборонялся на господствующих высотах.

Добавим к сказанному, что прогресс в развитии материальной части артиллерии русской армии в последней трети XVIII в. несколько замедлился сравнительно с предшествующим периодом (период шуваловских преобразований). Хотя в ряде вопросов данной области некоторые достижения были (например, увеличилась дальность картечного выстрела), но не было достигнуто решающего успеха в деле совершенствования способа передвижения орудий на поле боя. Способ, обеспечивавший наибольшую скорость передвижения,— в конной упряжи на передке — был внедрен как основной уже после окончания боевой деятельности Суворова, когда было разработано и практи-

В   австрийской  армии полевая  артиллерия именовалась  «резервчески применено более совершенное, чем ранее, соединение передка с «хоботом» орудия. Подвижность орудий на поле боя была одним из важнейших условий для осуществления широкого и быстрого маневра крупными артиллерийскими массами.

2. Тактические формы у Суворова

В данном разделе рассматриваются формы строя, применявшиеся Суворовым для боя, и использование этих форм для построения боевого порядка. В подразделе о тактике в войнах с Турцией рассматривается и вопрос о боевых порядках. Под боевым строем подразумеваем фиксированное уставом или иными документами размещение военнослужащих и подразделений. Необходимо лишь учитывать, что в тактике французской республиканской армии, а иногда и в других армиях, использовался нефиксированный рассыпной строй стрелков, поэтому в таких случаях правильнее применять выражение «боевое построение».

Целесообразно выделить и осветить раньше, чем другие, вопрос о тактических формах, применявшихся Суворовым в полевых боях и сражениях с войсками одного из основных противников России в войнах второй половины XVIII в.— турецкими войсками. Этот вопрос стоит обособленно в связи со специфическими особенностями противника.

а) Боевые строи и боевые порядки, применявшиеся Суворовым против турецких войск.

Основные свойства турецких войск и характер их тактики освещены в главе III.

Представители и сторонники западноевропейской тактической школы искали средство противодействия турецким атакам только лишь в огнестрельном оружии, которое у турок было наименее удовлетворительным. Это углубляло заложенные в австрийской тактике оборонительные тенденции, и результатом было полностью пассивное ведение боя за рогатками или полевыми укреплениями. Одержать решительный успех при таком образе действий было невозможно.

Между тем эта тенденция находила себе место не только у австрийцев, но и в русских войсках, хотя и не в столь явном виде. Мы уже отметили случаи проявления ее в начале Первой русско-турецкой войны. В специальной инструкции П. И. Панин, один из способных русских генералов, совершенно определенно указывает на огонь как на главное средство борьбы с турками.

Заслуга в нахождении правильного пути к одержанию решительных побед над турецкими войсками принадлежит Румянцеву. В сражениях 1770 г. Румянцев раздроблял боевой порядок на несколько каре силой от 3000 до 11 000 человек с конницей между ними; такие каре обладали достаточной подвижностью, могли маневрировать, отбивать огнем атаки и атаковать сами, превращая поражение противника в разгром. Румянцев решительно перешел от оборонительной тактики к наступательной и порвал с предрассудком линейной тактики — стремлением сохранить единое сплошное боевое построение для всей армии.

Суворову не пришлось реформировать тактику русских войск в борьбе против турок, поскольку основное направление ее было уже найдено, однако он настолько развил и усовершенствовал идеи, заложенные Румянцевым, что пришел к вполне своеобразной и весьма законченной системе.

Прежде чем рассмотреть эти усовершенствования, отметим, что огню при действиях против турок Суворов придавал очень большое значение, заметно большее, чем при действиях против европейских войск. Суворов учитывал слабость противника в огневом отношении и в пределах целесообразности стремился использовать ее.

«В поле варвары побеждаютца: страшными им пехотными кареями; исходящими из него картечами и мелкою {т. е. ружейной.— Авт.) пальбою»10,— сказано в приказе по резервному корпусу 1774 г.

Приказы и инструкции Суворова, относящиеся к периоду русско-турецких войн (упомянутый приказ 1774 г., приказ по войскам Крымского и Кубанского корпусов 1778 г., тактическая инструкция гарнизону Кинбурна 1787 г.), в наибольшей мере проникнуты заботой об огневой подготовке пехоты и повышении меткости ружейного огня. Именно в этих приказах выдвигается и подчеркивается роль отборных (или «ротных») стрелков, все значение которых раскрылось в сражениях с европейскими армиями.

Каре, применявшиеся Румянцевым (в среднем по 7000—8000 человек), были еще велики и недостаточно подвижны. Суворов перешел к полковым и батальонным каре, а в отдельных случаях к каре численностью даже меньше батальона, способным к движению и атаке даже на пересеченной местности.

Удобство малых каре заключалось еще и в том, что они соответствовали организационным единицам. Соответственно увеличивались возможности использования артиллерии, которая частично (во всяком случае полковая артиллерия) располагалась по углам каре. Наконец, сильно облегчалось перестроение из колонн в каре — момент, который являлся объектом особого внимания Суворова, как это видно из всех его упомянутых приказов, кончая «Наукой побеждать», и из дошедших до нас схем" проводившихся им учений.

Смысл и способы применения малых каре совершенно четко разъяснены Суворовым в приказе по войскам Кубанского корпуса от 16 (27) мая 1778 г.: «И пехоту [обучать] разным маршам, ... жестокой атаке, а особливо полковыми и баталионными кареями. Густейшие карей в движениях тяжки...» А несколько далее: «Густые карей были обременительны, гибче всех полковой карей, но и баталионные способные; они для крестных огней бьют противника во все стороны насквозь, вперед мужественно, жестоко и быстро ... Карей в непрестанном движении» и т. д. В приказе 1774 г. сказано: «Каре действуют наступательно, как бы трудно местоположение не было, хотя бы был почти и самый ретраншамент» и т. д.; каре должны наступать «без остановки», даже в случае атаки конницы противника12.

Расчленив боевой порядок пехоты, Суворов получил возможность придать ему глубину, чего не было у Румянцева, крупные каре которого составляли только одну линию. Суворов же образует из своих мелких каре две линии. Зачаток такого построения можно обнаружить уже при первом поиске на Туртукай 10 (21) мая 1773 г. Дальнейшее развитие его (уже близкое к завершению) находим в сражении при Козлуджи 9 (20) июня 1774 г. Наконец, во время Второй русско-турецкой войны, командуя в 1789 г. дивизией, Суворов заканчивает разработку своей системы. Эта система изложена им в кратких заметках, сопровождаемых схемами, составленных, по-видимому, незадолго перед Фокшанским сражением 21 июля (1 августа) 1789 г., и применена при Фокшанах и Рымнике.

Основу боевого порядка по этим правилам составляют две линии полковых и батальонных каре, расположенных в шахматном порядке на дистанции и с интервалом между каре, равным дальности действительного ружейного выстрела и картечного выстрела полкового орудия (т. е. около 300—350 шагов). Такое построение образовывало между каре первой линии своего рода огневые мешки, где противник поражался с трех сторон (эта мысль выражена в упомянутой записке). Вместе с тем вторая линия являлась резервом, выдвигаемым в нужный момент вперед, как, например, при Козлуджи, или назначаемым для отражения фланговых атак противника, как при Рымнике.

Третью линию боевого порядка составляет линейная конница (карабинеры) и четвертую—легкая конница (казаки и гусары). Линейная конница должна, пройдя через штервалы   между   пехотными   каре,   ворваться   в   уже эасстроенный ударом пехоты боевой порядок противника опрокинуть его окончательно. Легкая конница предназначается только для преследования. Она должна сменить «шейную конницу, дальность преследования которой ограничена (согласно упомянутым заметкам) расстоянием от 11   до   3 км.   Суворов   учитывает   опыт   Первой   турецкой |войны, когда опрокинутым туркам в ряде случаев удава-пось вследствие слабого преследования собираться вновь. |Его план боя рассчитан на длительное и глубокое преследование, что и дало свои результаты при Рымнике.

Другим назначением конницы является парирование шнтратаками фланговых ударов турецкой конницы, что также можно проследить в ходе анализа Рымникского сражения.

При этом, как неоднократно подчеркивается и в упомянутых заметках 1789 г. и в других документах Суворова периода турецких войн, конница должна действовать исключительно холодным оружием. В этом отношении Суворов продвинулся по пути, намеченном Румянцевым, еще дальше, чем в отношении пехоты. Активные действия русской конницы против турецкой (подавляющей своей численностью и более подвижной) считались до него слишком рискованными. Некоторые генералы дорумянцевского периода доходили до того, что ставили конницу внутрь пехотного каре, где она обрекалась на бездействие (см. донесение Штофельна от 7 января 1770 г.13). У Суворова же, хотя решающий удар возлагается на пехоту, дальнейшее развитие его поручается коннице, действующей совершенно самостоятельно в любом отрыве от пехоты. Изложенный способ использования конницы заканчивает созданную Суворовым удивительно стройную и логичную систему, применение которой к условиям обстановки неизменно приносило руководимым им войскам решающую победу над турками.

Тактика Суворова против турок получила общее признание. Австрийцы во время Второй русско-турецкой войны в точности копировали ее; в сражениях при Фокшанах и Рымнике мы видим, как австрийские войска принца Кобургского строятся совершенно аналогично войскам Суворова. Вполне вероятно, что австрийцы в этих случаях следовали прямо рекомендации (письменной или устной) Суворова. В таком же боевом порядке (две линии малых каре) разбил турок Репнин под Мачином 28 июня (9 июля) 1791 г. и Кутузов под Рущуком 3 (14) июля 1811 г.

б) Тактические формы, применявшиеся Суворовым против регулярных войск противника.

В боевой практике Суворов встретился с войсками, обученными по методам линейной западноевропейской тактики, в сущности один раз — в полевых сражениях польской войны 1794 г.— при Крупчицах и Бресте. В обоих случаях пехота Суворова развертывалась в линию, что видно из дошедших до нас суворовских архивных планов этих сраженийи. При действиях против французских республиканских войск в 1799 г. Суворов в целом сохранил этот вид строя (хотя существенно видоизменил его), что видно из документов, планов сражений и из свидетельств очевидцев. Наконец, против польских конфедератов (хотя последние являлись только отчасти регулярными войсками) в 1769—1772 гг. Суворов также применял линейные построения. Из архивных планов этих боев до нас дошел только план боя под Тынцем 10 (21) мая 1771 г. На нем пехота Суворова показана в линейном боевом порядке15.

Суворов сохранил развернутый строй ввиду того, что он позволял использовать одни и те же части и для ведения огня, и для нанесения удара16. Для того чтобы по возможности не снижать мощности удара, Суворов сохранил уставное количество шеренг в линии — три (в отличие от двухшереножного строя, принятого у Румянцева и Потемкина), сознательно закрывая глаза на то, что в бою во время атаки третья шеренга стрелять почти не могла (становиться на колено первой шеренге Суворов при этом запрещал — это и так обычно не делалось в боевых условиях).

Приемы ведения наступательного и оборонительного боя пехоты в указанном развернутом строю устанавливаются Суворовым в приказе от 23 августа (3 сентября) 1794 г., в «Науке побеждать» (1796 г.) и в инструкциях времен Итальянского похода 1799 г. Эти указания несколько различаются между собой и не во всех частностях достаточно понятны для нас сейчас.

В приказе 1794 г. сказано, что при сближении на расстояние меньше 60—80 шагов «стрельба напрасна, а ударить быстро вперед штыками»17. Отсюда можно вывести заключение, что стрельба во время сближения до указанной дистанции (80—60 шагов) Суворовым в то время во всяком случае не воспрещалась.

Указания «Учения разводного», «Науки побеждать» обучение наступлению в развернутом строе рекомендуют проводить в форме двух атак: первая — на обозначенного противника с предварительной стрельбой плутонгами и вторая — сквозная,  двухсторонняя,   без  предварительной стрельбы. Дистанция, с которой начинается движение без выстрела, в первом варианте атаки не указана, для згорого варианта имеются следующие указания: «...(атакующий) заходит против части, на месте, стоящей из картечна выстрела вон. Ступай! Поход во все барабаны. На 80 саженях от противничья фронта бежать от 10 до 15 шагов через картечную черту полевой большой артиллерии; на 60 саженях тоже чрез картечную черту полковой артиллерии и на 60 шагах (чрез) верную черту пуль» |8. Эти указания нужно понимать, очевидно, так: безостановочное движение в атаку начиналось с дистанции более чем 80 саженей (240 шагов), причем велось с перебежками через зоны вероятных дистанций картечных залпов артиллерии противника19, с 60 шагов бросались бегом в штыки. В бою, до сближения на 240 шагов, как можно думать, принимая во внимание первый вариант, проводилась короткая огневая подготовка.

В Валеджио, в самом начале Итальянского похода (5 (16)—7 (18) апреля 1799 г.), Суворовым было отдано несколько приказов по войскам союзников о тактике и тактической подготовке войск. В приказе, приведенном у Милютина, в первой части находим указания, почти дословно повторяющие приведенный отрывок из «Науки побеждать». Во второй части даются указания по проведению учебной атаки, из которых следует достаточно определенно, что рекомендовалась сначала «пальба взводами недолго» с дистанции приблизительно 250—300 шагов, а затем безостановочное наступление без выстрела, с упомянутыми короткими перебежками20.

Последняя из сохранившихся инструкций Суворова по тактике полевого боя на открытой местности, составленная, как это видно из ее текста (документ не датирован), в середине или в конце Итальянского похода (приведена у Милютина)21, отличается в деталях от предыдущих и написана при этом с большой точностью и ясностью. Развертывание в боевое построение производится в 1000 шагов от противника, до 300 шагов пехота сближается .с противником без стрельбы, «обычным шагом», поддерживаемая артиллерийским огнем. В 300 шагах строй останавливается, первая линия ведет огонь взводами от 6 до .8 выстрелов на человека, артиллерия стреляет картечью. Затем по отбою стрельба кончается, пехота двигается вперед первые 100 шагов «несколько усиленным шагом», следующие 100 шагов «удвоенным шагом» и, наконец, 100 шагов — бегом с ружьями на руку.

Таким образом, дистанция, с которой начиналось безостановочное движение в атаку, здесь доведена до 300 шагов (предельная дальность действительного оружейного огня). Это увеличение дистанции броска в атаку, возможно, связано с тактикой противника Суворова в 1799 г.— французских республиканских войск, широко применявших стрелковый бой в рассыпном строю. Линейной пехоте в сомкнутом строю было, очевидно, невыгодно вступать в огневое состязание с малоуязвимыми цепями французов. Поэтому Суворов, возлагая задачи ведения огневой подготовки в большей части на егерей и специально выделенных метких стрелков, требовал от линейной пехоты при атаке возможно быстрее с предельной дистанции действительного огня сблизиться с противником для штыкового УДара.

Что касается приемов ведения оборонительного боя, то указания «Науки побеждать» и приказа, отданного в Валеджио, рекомендуют обороняющейся пехоте одно и то же: подпустить противника без выстрела на 60—80 шагов, встретить его на этой дистанции огнем, а при сближении до 30 шагов самой броситься в штыки. Представляется, что это полностью противоречит указаниям для наступающего (который должен вести огонь с 250—300 шагов). Необходимо учесть, однако, что Суворов имеет в виду в положении обороняющегося свои, обученные и воспитанные по-суворовски войска. Для таких войск самым выгодным было не остановить противника огнем на большом расстоянии, а дать ему подойти на дистанцию, при которой штыковая схватка становилась неизбежной, ошеломить его верным огнем с близкой дистанции, а затем опрокинуть штыковым контрударом. Таким образом, противник должен был быть не только отбит, но и разбит.

Весьма существенным отличием применения боевого построения у Суворова от западноевропейской линейной тактики было совершенно новое отношение Суворова к вопросу о сохранении непрерывности и равнения боевой линии. Жесткие, формальные требования западноевропейской тактики в данном вопросе, лишавшие войска подвижности на пересеченной местности, являлись, как указано выше, одним из главных недостатков этой тактики. Подход Суворова к рассматриваемому вопросу совершенно иной.

В приведенном в книге Д. Д. Зуева приказе Суворова в Валеджио сказано очень четко: «... уже неприятель близко, линия формируется в мгновение ока без педантизма, скорым шагом; если разорвана — не беда...»22 Совершенно то же, только в менее жесткой форме, находим в приказе перед сражением на Треббии (от 6 (17) июня 1799 г.): «Если паче чаяния неприятель нас встретит, тотчас строиться в линию без замешательства, но и без педантизма или лишней точности»23.

С этими тактическими формами Суворову пришлось выступить в 1799 г. и против нового противника, чей способ ведения боя был принципиально отличным от линейной тактики армий западноевропейских монархических государств. Этот новый способ рассмотрен в разделе 2 главы V. Здесь действия суворовской пехоты приобрели более сложный характер.

Заметим, что в первоначальном варианте французская система являлась в своей основе развитием «огневой» [тактики и была отнюдь не близкой, а вернее, даже более Ёдалекой от смысла суворовской тактики, чем старые (методы XVIII в. Только позднее, начиная с кампании 1796 г., когда французская армия дисциплинировалась и появились генералы, сумевшие твердо взять войска в руки, количество рассыпанных стрелков в бою сокращается (до 25 — 30%), а штыковые атаки колонн становятся (ощутимым фактором. Иначе говоря, сочетание огневого удара и удара холодным оружием стало ближе к оптимальному. Однако даже и в этот период (включающий и (суворовскую кампанию 1799 г.) стрелковые методы ведения боя у французов доминировали.

Наконец, необходимо указать, что при положительных сторонах французская тактика имела и существенные изъяны. Отмеченное выше разделение функций между цепями и колоннами приводило к тому, что при атаке значительная часть войск оставалась неиспользованной, ибо рассыпанных в цепи стрелков было очень трудно поднять и бросить в штыки вместе с колоннами. В то же время всегда существовала опасность, что энергичным натиском противника стрелковая цепь будет опрокинута, а при своем бегстве она увлечет и колонны. Именно это и произошло в бою 20 сентября (1 октября) 1799 г. в Мутенской долине.

Огонь французских стрелков был грозен для медлительных, служивших прекрасной мишенью линий австрийцев или пруссаков. Но совсем другие, отнюдь не высокие результаты давала французская тактика при столкновениях с войсками, воспитанными и руководимыми Суворовым.

Что же противопоставил великий полководец этой системе? Вопрос является наиболее сложным из всех, относящихся к тактической стороне военного искусства Суворова. Он стал таким еще и потому, что трактовка его в нашей литературе неоднозначна, она сведена к проблеме отношения Суворова к системе «цепь — колонна». Вопрос оказался существенно упрощенным, ибо главное заключалось отнюдь не в этом.

Если   брать   формальную   сторону,  то  в  документах Суворова по боевой подготовке и в фактах боевой деятельности его войск встречаемся с этими формами по отдельности неоднократно.

Суворов предусматривал и фактически использовал возможности егерской пехоты к действиям в рассыпном строю в условиях пересеченной, особенно лесистой, местности, что отвечало сложившейся в русской армии практике применения егерей и существовавшим инструкциям. В приказе 1794 г. Суворов указывает: «Неприятель, когда западает в лесном месте, выгонять его и там поражать пушечными выстрелами и егерями...»24 Примером такого применения егерской пехоты является и сражение при Рымнике, которое рассматривалось нами ранее.

Применение егерской цепи25 в качестве первой линии боевого строя, предшествующей сомкнутым построениям линейной пехоты, не было присуще тактике Суворова. В этом отношении его взгляды совпадали с принятыми в русской армии требованиями к использованию егерей. Специально разработанное М. И. Кутузовым руководство по использованию этой пехоты вполне ясно говорит о том, что цепью егеря действуют только в «закрытых» и «трудных» местах, а «на ровном месте ... рассыпное действие было бы уже неспособно»26. Когда Суворов на Треббии 7 (18) и 8 (19) июня 1799 г. ставил егерские батальоны в головной эшелон правофланговой (ударной) группы войск (диспозиция Суворова к сражению) , он, очевидно, имел в виду обеспечение выдвижения основных сил группы к полю сражения и развертывания их в трудных условиях местности. О действиях егерских батальонов в рассыпном строю в ходе боя в документах Суворова не упоминается.

Однако следует подчеркнуть, что при необходимости обычная, линейная пехота Суворова (мушкетерские и гренадерские части) с успехом действовала отчасти или полностью в рассыпном строю. Необходимость могла быть вызвана особо сложными условиями местности или возникновением задач, обычно возлагаемых на егерей, при их отсутствии. С такими особо сложными условиями местности пришлось встретиться суворовским войскам в Швейцарии осенью 1799 г. Само собой разумеется, что при преодолении горных склонов войска рассыпались на самые мелкие группы, действовали даже поодиночке. Действия в рассыпном строю в Швейцарском походе были предусмотрены Суворовым в предписанных им перед началом похода «Правилах ведения военных действий в горах»28. Другой случай—действия линейной пехоты в рассыпном строю из-за отсутствия егерей — имел место во время того же Швейцарского похода, в бою в Мутенской долине 20 сентября (1 октября) 1799 г. Полк Белецкого— обычный мушкетерский полк — прикрыл, действуя в рассыпном строю, развертывание в боевой порядок главных сил русского корпуса.

«Рассыпание» линейной пехоты без необходимости Суворов категорически отвергал. В русской армии такой прием и не был распространённым явлением. Та задача, которая выполнялась цепью либо рассыпанными стрелками, задача преимущественно огневого характера, в тактике Суворова выполнялась отчасти выделением специальных стрелков, отчасти же тем, что огневой бой и штыковой удар у него не распределялись по соответствующим элементам боевого строя пехоты, а исполнялись всей массой пехоты.

Касаясь вопроса о применении Суворовым для атаки сомкнутых («густых» или «глубоких») колонн, необходимо особо оговориться в отношении штурма долговременных укреплений (Краковский замок, Измаил, Прага). Ясно, что в этом случае колонна являлась единственной формой построения штурмующих войск; такая форма была общепринятой и в России и на Западе.

Изучение суворовских документов, принадлежащих современникам описаний боев суворовских войск, показывает, что в полевом бою данный вид боевого строя до второй половины 90-х годов уже использовался Суворовым. Прежде всего это происходило в особых условиях (местность, темнота, бой в населенном пункте и т. д.). Широко использовалась колонна и для маневрирования на поле боя (с последующим развертыванием) или для атаки полевых укреплений.

В приказе по резервному корпусу 1774 г. Суворов требует обучать войска действиям в колоннах, имея в виду атаку полевых укреплений. При этом предусматривается вариант атаки укреплений и в линейном построении: «...надвинувши близ ретраншаментного рва прежде сей линейный фронт ... построить и оным быстро ретраншамент перелезть»2У. Далее, в ряде документов Суворов рекомендует применять «глубокие» колонны для маневрирования, преодоления дефиле и сближения с противником с последующим развертыванием в линейное построение. Подробно о таком использовании колонн Суворов пишет в приказе по боевой подготовке войск 1794 г., имея в виду главным образом действия в лесистой местности: «Дебушировать * с лесу, чрез мосты, ущелья, улицы, случилось бы линиям в разные колонны*; частями сим при депло-ядах в поле, соединяясь, строитца весьма поспешно в линию...»30

Сочетание колонны с рассыпным строем стрелков в боевых действиях против турецких войск было применено Суворовым один раз — при втором поиске на Туртукай 17 (28) июня 1773 г. Приоритет русского военного искусства в данном вопросе очевиден: указанное событие произошло за 19 лет до сражения при Жемаппе. Элементы такого же построения, т. е. колонны и рассыпной строй по отдельности, встречались у русских и в Семилетнюю войну. Таким образом, та форма, которая вошла в арсенал пехоты после Французской революции, была известна в русской армии ранее этого периода. Однако широко она не использовалась, и не это было специфически российским вкладом в развитие тактики. Все дело в новом содержании боя и подчинении форм строя главной установке—достижению победы.

В 1796 г., когда возникла перспектива участия России в войне против Французской республики, Суворов начал готовить войска к борьбе против этого нового противника. Еще весной 1795 г. Суворов разработал окончательный текст «Науки побеждать». В нем он указывает с полной определенностью, что французские войска, которые «воюют на немцев и иных колоннами ... нам ... бить колоннами же». В состав «Ученья разводного» была включена сквозная атака колонной на колонну31.

Однако в указаниях по тактике и боевой подготовке войск 1799 г., цитированных и частично проанализированных выше, которые составлены Суворовым тогда, когда он в ходе войны с Францией возглавил итальянскую армию союзников, нельзя найти никаких упоминаний о колоннах как о строе для атаки. Данные суворовские инструкции отличаются разработанностью, подробностью, охватом большого круга тактических вопросов. Было бы невероятно, если бы Суворов имел в виду применять в боях колонны для атаки и не дал никаких указаний относительно построения их и порядка ведения такой атаки. В недатированной инструкции времени Итальянской кампании имеется одно не вполне ясное место32, некорректное толкование которого может привести к выводу об обязательности батальонных колонн в предлагаемом Суворовым боевом построении.

К сказанному можно добавить, что, когда Суворов действительно хотел применить боевой порядок, составленный из рассыпного строя и колонн,—это было при подготовке к Швейцарскому походу,— он вполне четко и, кроме того, аргументированно писал об этом в инструкции от 9 (20) сентября 1799 г. («Единою только твердою и непоколебимою подпорою колонны можно придать мужества и храбрости порозно рассеянным стрелкам...» и т. д.33).

Как это видно из дошедших до нас документальных описаний сражений Итальянской кампании, воспоминаний очевидцев и участников (например, И. О. Попадичева), воспроизведенных в литературе архивных планах сражений3 , колонны для атак в этой кампании Суворовым, как правило, не применялись, кроме одного случая, впрочем, весьма характерного. Таким исключением стало крупное и важное сражение при Нови 4 (15) августа 1799 г. Союзным войскам пришлось атаковать крутые скаты занятых французами высот; подступами к их позиции являлись узкие лощины, прорезавшие склоны, и тропинки между росшими на склонах густыми виноградниками. Используя эти подступы, войска Суворова, само собой разумеется, свертывались в колонны, маневр для Суворова характерный. Вполне вероятно, что, приблизившись таким образом к противнику, войска шли в атаку, сохраняя построение в колонны35.

Рассматриваемый вопрос об отношении Суворова к новым тактическим формам—рассыпному строю и колоннам— осложнен тем, что в нашей литературе сложилась несколько упрощенная трактовка вклада великого полководца в развитие тактики. Правильно указывая на принципиальность этого вклада, некоторые авторы видят его в том, что Суворов широко применял характерные для французской армии после 1792 г. элементы построения, и прежде всего сочетание рассыпного строя и колонн, но сделал это раньше французов. Сторонников указанного взгляда находим и среди досоветских авторов (Н. А. Орлов, В. И. Баскаков), и среди некоторых советских военных историков. Утверждение, что Суворов широко применял в полевом бою колонны и стрелковые цепи, встречаем в брошюре Г. П. Мещерякова и Л. Г. Бескровного . Последний автор в более поздних работах расширил данную концепцию, выдвигая положение, что уже в ходе русско-турецкой войны 1768—1774 гг. «наметился переход от линейной тактики к тактике колонн и рассыпного строя»37. А. Н. Боголюбов дает схему боевого порядка Суворова, составленного из рассыпного строя, линии развернутых батальонов, третьей линии из батальонных колонн и резерва также в колоннах38. Данная схема повторена в труде А. А. Строкова39. И. И. Ростунов доводит число линий, образованных батальонными колоннами, до двух40. Ни А. Н. Боголюбов, ни И. И. Ростунов не подтверждают указанные свои положения какими-либо ссылками на источники или другими аргументами. А. А. Строков, излагая в тексте построение боевого порядка Суворова (который показан на упомянутой схеме), ссылается на недатированную инструкцию Суворова 1799 г.41 Остановимся на этом источнике.

Во всем тексте инструкции слово «колонны» вообще не встречается; идет речь о ведении наступления в обычном линейном боевом порядке. Одно лишь место инструкции допускает возникновение предположения, что здесь говорится о колоннах: «Вторая линия подвигается вперед сомкнуто и держа ружья на плече вслед за первою на дистанции 200 шагов, имея между батальонами 300 шагов интервала»42. Выражение «сомкнуто» можно понимать так, что батальоны второй линии свернуты в батальонные колонны (понимание отнюдь не обязательное, поскольку обычный трехшереножный строй был тоже сомкнутым). Если принять, что на развернутый батальон численностью 800—900 человек приходилось по фронту 300 шагов или несколько больше и что в линиях было равное число батальонов, то можно согласиться с некоторой натяжкой (при расчете нужно бы учитывать ширину фронта батальонной колонны), что батальоны второй линии, сомкнутые в колонны, размещались с интервалами в 300 шагов. Но в действительности Суворов, вероятно, имел в виду, что число батальонов во второй линии было просто вдвое меньше, чем в первой (что было типично для применяемых им в 1799 г. боевых порядков). Можно поставить еще один вопрос: если батальоны второй линии и двигались в ходе сближения с противником в колоннах, то не развертывались ли они, вливаясь в ходе боя в первую линию?

До конца ясного ответа на этот вопрос нет. Однако, определенный свет на него проливает одно из указаний М. И. Кутузова по тактике, относящееся ко времени кампании 1805 г.: «Часто случаться будет надобность формировать батальонные колонны как для проходу сквозь линии, так и для лучшего наступления в трудных местах...»43 Указание вполне понятное: речь идет о построении в колонны батальонов второй линии и вводе их в бой в том же построении. Не исключено, что этим руководствовался и Суворов. Однако, как следует из всего анализа, предпринятого выше, колонна не была в тактике Суворова господствующей формой боевого строя.

Нет никакой необходимости и не имеется никаких оснований упрощать вопрос, делать систему «рассыпной строй —колонна» единственным способом выхода за пределы линейной тактики в ее классическом выражении. Суворов покончил с нею не посредством только эволюции боевого строя, хотя и эта сторона отчетливо прослеживается в его деятельности, но главным образом тем, что он нашел оптимальный в тех условиях способ сочетания огня и удара холодным оружием. Думается, что ошибочность взглядов упоминавшихся уже военных историков проистекает оттого, что весь вопрос сводится к изменениям в формах строя пехоты, в то время как иные стороны тактики здесь остаются совсем или почти совсем за пределами анализа. Между тем именно в этих иных сторонах—в положениях общей тактики и в ударном характере тактики пехоты — в наибольшей мере проявился отход Суворова от линейной системы и переход на новую ступень развития военного искусства. Неправильно сводить эту проблему, вольно или невольно, только к формам боевого построения. В использовании таких форм для удара и в построении общего боевого порядка заключалось важнейшее отличие тактики Суворова и от отживавших традиций линейной тактики, и от приемов ведения боя, выдвинутых первоначально французскими республиканскими войсками.

Чем же объяснить тот факт, что Суворов не применил в сражениях 1799 г. колонны, как собирался это сделать, когда им составлялась «Наука побеждать», и как им было указано в этом важнейшем его произведении?

Само собой разумеется, не может быть и речи о том, что у Суворова появилось к 1799 г. какое-то принципиальное отрицательное отношение к колоннам в качестве боевого строя. Ведь и раньше он применял его, и с успехом. Если нужны доказательства сказанному, можно сослаться на цитированную инструкцию по ведению военных действий в горах.

Решение вопроса заключается в том, что Суворов, очевидно, имел в 1799 г. уже другое представление о французской тактике, чем в 1796 г. Для того чтобы судить о реальных характерных чертах тактики ожидаемого противника (французов), Суворов в 1796 г. располагал слишком недостаточной и, возможно, не вполне достоверной информацией. Он, по-видимому, опирался на имевшиеся сообщения о грозном воздействии атак французской пехоты в колоннах на линейные построения австрийцев и их союзников. На основе такого представления Суворов считал целесообразным противопоставить колоннам противника свои колонны.

Представлял ли себе Суворов применение колонн как боевого строя в сочетании с развернутым строем батальонов? Для того чтобы судить об этом, данных нет. Во всяком случае сочетание колонн с рассыпным строем не имелось в виду: о рассыпном строе в «Науке побеждать» ничего не говорится.

Суворов смог ознакомиться с истинным характером тактической картины боев войны Французской республики с Первой коалицией, когда весной 1799 г. на пути в Италию и по прибытии туда получил возможность общения с австрийскими генералами и офицерами — участниками предыдущей войны. Выяснилось, что фактически центр тяжести французской тактики лежал скорее в огневом бою рассыпных стрелков, чем в ударе колоннами. Это подтвердилось и в дальнейшем, в сражениях Итальянской кампании. Такой способ ведения боя противником требовал иного учета, чем это было предложено в «Науке побеждать». Вести наступление в боевом строю, составленном из колонн, против «роев» французских стрелков было нецелесообразно; это могло лишь привести к большим потерям от их огня.

Огневая подготовка атаки в сомкнутом строю, как это стало ясно в 1799 г., была совершенно необходима. Полевая артиллерия, при ее состоянии в рассматриваемое время, не имела достаточных возможностей, чтобы полностью принять на себя эту задачу. В то же время «рассыпать» значительную часть своей пехоты Суворов определенно не хотел. Он не собирался перенимать французскую тактику в том виде, в каком узнал ее достоверно к началу Итальянской кампании. Это понятно: первостепенная роль ружейного огня пехоты, постепенное изматывание таким путем противника, недостаточно решительный характер ведения боя были в корне чужды духу тактики Суворова.

Оставалось пойти по пути использования для огневой подготовки атаки ружейной стрельбы развернутых батальонов и огня орудий полковой артиллерии. Развернутый трехшереножный строй мог выполнять в ходе боя и задачу штыкового удара. Что касается выгод колонны перед развернутым строем при штыковом столкновении в чисто механическом отношении (давление задних шеренг на передние), то они были весьма незначительными в сравнении с моральными качествами и подготовкой войск. А русская пехота, подготовленная Суворовым, в этом отношении не имела себе равных.

К тому же, учитывая обстановку, Суворов в определенных аспектах изменил построение войск. На трудной, пересеченной виноградниками, изгородями, канавами и каналами местности Северной Италии, представлявшей крупные выгоды для подвижных масс («роев») французских стрелков, стремительные атаки суворовской пехоты могли не принести успеха сразу, при всем желании добиться этого. Выбив противника из одного местного укрытия, приходилось приступать к атаке нового, а иногда отражать контратаки противника. В ходе наступления возникали паузы, во время которых неизбежно завязывался стрелковый бой. Что бои в Северной Итали приобретали затяжной характер, с полной несомненностью свидетельствует продолжительность их. Например, сражение на Тидоне—Треббии, как известно, продолжалось три дня.

Необходимо было предохранить линейную пехоту от изматывания в огневом бою во время указанных пауз; нужно было создать прикрытие для развернутых батальонов, которое предотвратило бы поражение их прицельным огнем французских стрелков. Суворов организовал такое прикрытие путем использования некоторой части линейной пехоты (отборные меткие стрелки).

Выделение специально обученных отборных метких стрелков (называемых в суворовских документах «выборными» или «ротными» стрелками, иногда просто «стрелками») было введено Суворовым в практику еще задолго до 1799 г. Упоминания о них в приказах 1774 г. и 1778 г. и в «Науке побеждать» были приведены выше. В приказах, относящихся к началу кампании 1799 г., содержатся аналогичные указания об отборных стрелках, причем они сочетаются с требованием не рассыпать в бою линейную пехоту. В приказе, отданном в Валеджио, сказано: «Вместо рассыпных застрельщиков в каждом капральстве * иметь по четыре хороших стрелка. Они стреляют в ранжире (в своем ряду и в шеренгах), а могут также несколько и выбегать вперед»44. В приказе от 3 (14) апреля Суворов требует: «В каждом взводе** свои четыре стрелка, они вольны стрелять когда хотят, даже выбегать вперед, если то позволено, они не помешают фронту атаки, а службу сослужат лучше фрейшюцов»45. (Под «фрейшюцами» Суворов подразумевал перешедших в рассыпной строй солдат австрийской линейной пехоты.) Ранее уже было указано, что повторные запрещения Суворова использовать линейную пехоту в рассыпном строю относились главным образом к австрийским войскам, где такая тенденция, выросшая из стремления подражать противнику, получила значительное распространение и уже не достигала необходимого результата: атаковать было некому.

Можно думать, что на открытой местности способ ведения атаки суворовской пехоты сводился к быстрейшему сближению с противником для удара в штыки. Отборные стрелки не покидали своих мест в шеренгах. Огневая подготовка, начинавшаяся на дистанции около 300 шагов, была очень короткой, основную роль здесь играл не ружейный огонь, а картечь полковой артиллерии, после чего пехота безостановочно двигалась и сходилась с противником, как это детально разъяснено во многих цитированных выше суворовских инструкциях.

На пересеченной местности (на такой местности пришлось сражаться войскам Суворова на Треббии, отчасти и при Нови) указанный способ действий был неосуществим. Вести атаку безостановочно было невозможно; при преодолении местных препятствий в наступлении возникали паузы и огневой бой с рассыпанными французскими стрелками затягивался. Во время таких пауз отборные стрелки выдвигались вперед и принимали задачу ведения огневого боя на себя. Их было немного (80 человек на батальон пятиротного состава), но задержать на некоторое время приближение стрелков противника они могли. Интересно отметить, что Суворов привлекал к стрелковому бою также и казаков. Участник кампании Грязев рассказывает в своих воспоминаниях, как при Нови казаки, рассыпавшись, вели перестрелку с французскими стрелками, заманивали отдельные группы или одиночных стрелков, отрезали и брали их в плен46. Когда пехота Суворова преодолевала местное препятствие (для чего батальонам приходилось расчленяться) и смыкалась, отборные стрелки возвращались на свои места в строй, очистив фронт перед развернутыми частями, и тогда возобновлялись наступательные действия в соответствии с инструкциями.

Приведем очень интересное свидетельство участника кампании 1799 г., ветерана суворовских походов И. О. По-падичева. Попадичев, как видно из текста цитируемого отрывка, был в числе упомянутых отборных метких стрелков. О сражении на Треббии он рассказывает следующее:

«Перестрелки шли жаркие да упорные, так что кроме своих 60 патронов иногда на случай возьмешь патронов 100 и таскаешь их за обшлагами, по карманам, а суму горой набьешь, так что и крышки не закрываешь». Далее речь идет о третьем дне сражения (8(19) июня 1799 г.): «Тут выстроились поротно в колонны — каждая рота по тогдашнему расчету стала особо в колонну по 4 взвода, и пошли у нас движения, где колоннами, а где так и выстраивали фронт... Я был в стрелках и, пробравшись с тремя товарищами влево, стрелял по французам. Наконец, от-частых выстрелов ружье так разгорелось, что в руках нельзя было держать. Я припал за камень, чтобы оправить ружье... После этого долго еще перестреливались, покуда наконец к вечеру не умолкнул бой»47.

В живых словах этого рассказа мы видим, как суворовская пехота маневрирует на поле боя в колоннах (очевидно, при необходимости преодолеть местные препятствия—канавы, каналы, изгороди, стены) и развертывается для атаки, а временами ведет упорный огневой бой, длящийся часами и приводящий к расходу более 100 патронов на человека. Избежать длительных перестрелок, принципиальным противником которых был Суворов, практически в данных условиях удавалось не всегда.

С такой примененной к местности и противнику, но сохранившей в основе свой самобытный характер тактикой суворовские войска побеждали французов в исключительно благоприятных для последних условиях Северной Италии, порой (как было на Тидоне и Треббии) при значительном численном превосходстве последних. Когда же противникам пришлось сойтись на открытой местности, как это случилось 20 сентября (1 октября) 1799 г. в Мутенской48 долине, превосходство суворовских войск и их тактики выяснилось с предельной ясностью.

Рассмотрим в качестве примера этот весьма замечательный в ряде отношений бой. В нем Суворов лично не командовал войсками. Однако там участвовали его войска, им обученные и побеждавшие под его водительством в течение нескольких месяцев Итальянского и Швейцарского походов. Бой велся ими в точном соответствии с инструкциями Суворова и вполне может быть отнесен к числу образцов его тактики.

Стратегическая обстановка, в которой произошел бой, известна, она изложена в предшествующей главе. В рассматриваемый день корпус Розенберга, оставленный в Мутенской долине, прикрывал с тыла действия главных сил Суворова, которые двинулись на восток через перевал Прагель, чтобы проложить путь из окружения. Со стороны Швица (с запада) войскам Розенберга угрожали крупные силы французов, командование над которыми принял сам Массена (командующий французской армией в Швейцарии). Французы сделали первую неудачную попытку наступать от Швица еще накануне, не вполне сосредоточившись. Закончив сосредоточение, с утра 20 сентября (1 октября) они вновь двинулись в Мутенскую долину с намерением решительно атаковать русских.

Численность французских войск составляла приблизительно 11 тыс. человек49. Из этих войск Массена направил небольшую   колонну   (по-видимому,   1—2   батальона)   в обход правого фланга русских по горным склонам. Она была намеренно заведена проводниками-швейцарцами в горы и участия в бою не приняла50. Если исключить ее численность из указанной суммарной, получим около 10 тыс. человек, участвовавших в бою. Численность войск Розенберга до начала Швейцарского похода составляла 9960 человек51. Если учесть потери за период от начала похода до боя и вычесть численность одного полка, который утром 20 сентября (1 октября) епде спускался в долину с перевала Кинциг-Кульм и не принял участия в бою, то получим, что у Розенберга было не более 7000 человек. Следовательно, соотношение сил было более чем 1,4:1 в пользу французов.

Местность западнее местечка Муотаталь, на которой разыгрался главный акт боя, представляет собой открытую равнину шириной 800—1000 м, окаймленную горными склонами.

Полк Белецкого (мушкетерский), составлявший боевое охранение русских, под давлением наступавшего противника медленно отходил, ведя огневой бой, в рассыпном строю. Между тем главные силы русских построились в боевой порядок на левом берегу р. Муоты, западнее Муотаталя52.

Французы наступали в своем обычном боевом порядке: впереди рассыпанные стрелки, во второй линии колонны. Наступали они бодро, очевидно сознавая свой численный перевес.

Когда французские войска приблизились к главной позиции русских, полк Белецкого, разомкнувшись, отошел к флангам, и французы увидели перед собой весь русский корпус, развернутый в две трехшереножные линии53 с конными казаками на крыльях. Французы усилили стрелков и продолжали продвигаться вперед.

Теперь расстояние между противниками уменьшилось, по-видимому, до 100—150 шагов. Русские дали несколько залпов, и затем обе их линии с криком «ура!» бросились в штыки. При этом части второй линии вливались по собственному почину в первую54. Казаки вдоль склонов долины налетели на фланги противника. Дело было решено в несколько минут: рассыпанные французские стрелки, даже не приняв удара, бросились назад и смяли собственную вторую линию, после чего весь боевой порядок французов был нарушен и они обратились в паническое бегство. Массена с имевшимся у него небольшим резервом дважды пытался задержать русских на отчасти подготовленных позициях в западной части долины; оба раза эти позиции были охвачены слева (с севера) и французы с них сбиты. Бегство их приобрело общий и полностью беспорядочный характер. Казаки преследовали бегущих до Швица; задачи, стоявшие перед Розенбергом, заставили его ограничить преследование. Потери французов составляли около 2500 человек, из них около 1200 человек — пленными55. О потерях русских войск точных данных нет, по косвенным данным можно оценить их (включая потери, понесенные накануне) примерно в 500 человек56.

Бой в Мутенской долине происходил на совершенно открытой местности и представлял собой чисто фронтальное столкновение. Артиллерия и конница с обеих сторон играли незначительную роль57, бой велся почти лишь одной пехотой. Решительная победа русских над превосходящим противником в этих простых условиях убедительно показывает, что первостепенное значение в бою принадлежит не тактическим формам, а сущности ведения боя и боевому духу войск. Очевидно также, что французская система тактики пехоты была еще далека от совершенства и что во всяком случае на открытой местности преимущество ее перед развернутым сомкнутым строем было спорным. Несколько схематизируя вопрос, можно сказать, что тактика суворовской пехоты была в своей основе ударной, а тактика французской республиканской пехоты выдвигала в качестве главной опоры ружейный огонь из рассыпного строя. Результаты сопоставления этих систем на поле боя в рассмотренном случае, в указанных простых условиях, не оставляют сомнения в том, какую систему следует считать в данных условиях предпочтительной.

После всего сказанного следует поставить вопрос: как оценить тактику пехоты, примененную Суворовым в 1799 г., с точки зрения дальнейшего развития способов боя этого рода войск? Факты показывают, что в войнах начала XIX в., после того как в Австрии и Пруссии перешли от вербовки к рекрутированию, призыву ландвера и (в Пруссии) к всеобщей воинской повинности58, все армии, кроме английской, обратились к сочетанию колонн со стрелковой цепью в качестве основной или во всяком случае преимущественно применявшейся тактической системы. В русской армии эта тенденция получила широкое развитие со времени войн с Францией 1806—1807 гг. и со Швецией 1808—1809 гг. Не следует ли с точки зрения учета указанных фактов прийти к выводу, что Суворов оказался на консервативных позициях?

Прежде всего заметим, что в военно-исторической литературе понятие «тактика рассыпного строя и колонн» трактуется нередко слишком обобщенно и в нее включаются несколько различающиеся между собой и разделенные во времени явления. В действительности тактика пехоты наполеоновской армии периода империи и армий, сражавшихся с наполеоновской после разгрома Пруссии в 1806 г., отличалась от тактики французской республиканской пехоты. В то время как у французов в 1792—1800 гг. доминирующую роль на поле боя играли густые цепи («рои») рассыпанных стрелков, в войнах периода империи и во французской армии и в армиях других государств (по мере того, как они переходили к новой тактике) преобладающее значение постепенно приобретают колонны. Укажем в качестве примера на Бородинскую битву, все документальные описания и воспоминания участников сражения подчеркивают действия французской пехоты в колоннах и штыковые контратаки русских войск в таком же построении59. Напротив, стрелковый бой в рассыпном строю имел при Бородине весьма ограниченное значение; он применялся главным образом на поросшем кустарником участке позиции между Семеновскими флешами и Старой Смоленской дорогой, а на других участках поля сражения лишь в отдельных эпизодах60. Подтверждается данное положение и материалами, относящимися к многочисленным другим сражениям рассматриваемого периода. Жомини, опираясь на опыт наполеоновских войн, пишет: «Застрельщики (стрелки) являются в большей или меньшей степени лишь дополнением боевого порядка, так как главная обязанность их заключается в том, чтобы... прикрывать боевую линию в собственном смысле этого слова, обеспечивать движение колонн...»61

Основной предпосылкой такого хода развития тактики пехоты стало возрастание эффективности и роли артиллерийского огня, который получил в рассматриваемое время явное преобладание над ружейным огнем пехоты. Атака в колоннах могла быть целесообразной только при условии достаточно действенной огневой подготовки. Эту задачу, ранее лежавшую на стрелковой цепи (в рамках системы «цепь — колонна»), в ходе наполеоновских войн все в большей и большей мере принимает на себя артиллерия.

Два фактора—увеличение дальности картечного огня и повышение подвижности артиллерийских систем наряду с некоторым возрастанием относительного числа стволов и организационным совершенствованием артиллерии обусловили указанный рост значения этого рода оружия. Дальность действительного картечного выстрела возросла до 600 шагов .для 3-фунтовой пушки и до 900—1000 шагов для 12-фунтовой62; таким образом, она стала в среднем в 2—2,5 раза больше дальности действительного ружейного огня. Огневое состязание между пехотой и артиллерией стало безнадежным для первой. Облегчение орудий, усовершенствование лафетов и соединение лафета с передком, обеспечивавшее независимость хода этих составных частей системы (наиболее существенный момент), создали возможность перемещать орудия на поле боя на передках. Сложились предпосылки для быстрого маневра артиллерией из глубины и по фронту и сосредоточения се на узком участке фронта. Такой маневр был впервые осуществлен русской артиллерией в сражении при Прейсиш-Эйлау 27 января (8 февраля) 1807 г. Три кошю-артиллерийские роты (36 орудий) под командованием Кутайсова прискакали с правого неатакованного крыла на левое, где назревал кризис сражения, и огнем остановили наступавшего противника63.

Не трудно понять, что наиболее выгодным способом использования в наступлении результатов массированного огня артиллерии была атака пехоты в колоннах: таким путем можно было создать высокую плотность построения на участке атаки и вести ее в более высоком темпе, чем позволяли линейные тактические формы. К этому следует добавить, что уровень строевой подготовки войск обеих сторон в последних кампаниях наполеоновских войн был не слишком высок. Колонны являлись наиболее удобным боевым построением, чтобы двигать такие войска в атаку.

Суворов в Италии не располагал артиллерией с такими тактико-техническими свойствами и организационной структурой, какие она приобрела несколько позднее и ходе ее совершенствования. Свободное маневрирование на передках в упряжке представляло для русской артиллерии в 1799 г. еще известные трудности, а распыление значительной части легких орудий по пехотным частям в качестве полковой артиллерии препятствовало ее массированию. К тому же и местность в обоих крупнейших сражениях Итальянской кампании была неблагоприятна для массированного и эффективного использования полевой артиллерии.

Поэтому артиллерия Суворова не могла взять на себя целиком функции огневой подготовки атаки пехоты. Стремясь сохранить возможно большее число людей в сомкнутом строю для выполнения штыкового удара, Суворов также ограничивал и рассыпание пехоты для стрелкового боя. Отсюда вытекала необходимость применения развернутого трехшереножного строя (а не колонны), который обеспечивал возможность подготовить атаку ружейным огнем пехоты и огнем полковой артиллерий (при максимально возможном участии полевой артиллерии).

Тактика Суворова отвечала свойствам оружия, которым располагали его войска, и качествам этих войск. Она была целесообразна в конкретных условиях, в которых пришлось действовать полководцу, и с этой тактикой Суворов добивался побед над сильным противником. Изменение свойств оружия со временем исключило возможность того способа оптимального сочетания огня и удара, который составлял ядро тактики Суворова и который обеспечивался у него не функциональным разделением этих элементов боя по видам войска и элементам строя, но другим путем—поочередным использованием для подобных задач всей (или почти всей) пехоты. Характерно, что развернутый сомкнутый строй остался и в сражениях 1807—1815 гг. Сохранявшие линейную тактику англичане неизменно применяли эту форму построения пехоты, причем в обороне во многих случаях с успехом64. Наполеон в 1805 г. перед Аустерлицким сражением предписал своим дивизиям боевой порядок, составленный из стрелковых цепей, развернутых батальонов и батальонных колонн65. Применялся развернутый трехшереножный строй в наполеоновских войсках и в дальнейшем. Австрийцы в 1809 г., по свидетельству Жомини, применяли боевое построение пехоты, составленное из развернутого строя и колонн66; по-видимому, то же имело место и в кампаниях 1813—1814 гг. В русской армии в уставе 1811 г. трехшереножный развернутый строй оставался, как прежде, основным видом боевого строя, и как ни значительны были отклонения от устава при фактическом ведении боевых действий, нет сомнений, что эта форма использовалась войсками на полях сражений 1812—1814 гг. Хотя, конечно, оснований к тому оставалось несколько меньше. Но это уже совсем другая проблема.

3. Общая тактика и ее развитие

Если в отношении боевого строя мы можем проследить в тактике Суворова некоторые устойчивые формы, то в отношении общего боевого порядка, расположения участвующих в сражении войск на поле боя и видов маневра никаких признаков применения какого-либо одного излюбленного приема не фиксируется. Только лишь стремление действовать наступательно, намерение завершить всякий маневр ударом является руководящим принципом для Суворова во всех условиях. Но проведение этого принципа в каждом бою различно; Суворов каждый раз ищет тот путь, который в данных конкретных условиях кратчайшим образом ведет к победе.

Собственные высказывания Суворова ясно свидетельствуют о его стремлении уклониться от шаблонов. Примером может служить положение — «порядки сражениев в благоучреждении военноначальников» — из приказа по войскам Крымского и Кубанского корпусов 1778 г.67 «Перемен таковых (в боевом порядке.—Леш.) множество обрести можно, чего ради здесь не описываютца, понеже основание всем есть одинаковое»68,— заканчивает Суворов раздел «Ордера баталии» приказа по резервному корпусу 1774 г.

И в этом отношении Суворов резко порвал со сложившимися в его время представлениями, следуя здесь традициям Румянцева, отбросившего тактические шаблоны еще в сражениях 1770 г. Господствовавшие в тактике на протяжении почти всего XVIII в. воззрения исходили из необходимости выработки стандартного, рассчитанного на все случаи боевого порядка.

Боевой порядок у Суворова всегда отвечал общему тактическому замыслу боя, был согласован с задуманной формой боевого маневра. Для того чтобы выяснить руководящие идеи Суворова в этом вопросе, нужно рассмотреть в сущности всю его боевую деятельность, в силу чего мы вынуждены ограничиться лишь некоторыми образцами. Только при внимательном изучении конкретной обстановки данного боя становятся ясными соображения полководца, приведшие его к принятию того или другого тактического решения.

Обычно у Суворова и боевой порядок, и форма маневра были очень просты. Он знал лучше, чем кто-либо в его время, что простота замысла является одним из важнейших залогов успешности его исполнения. «Хитрые маневры хороши только для реляций»,— писал он еще в начале своей полководческой деятельности.

Мы уже видели, что в войнах с турками Суворов стремится выработать некоторый типовой боевой порядок и применяет его в сравнительно простых условиях обстановки (Козлуджи, Фокшаны). Маневр здесь — фронтальный удар в центр густых, но плохо организованных скоплений противника. Но за Фокшанами следует Рымник, в котором Суворов имеет тот же состав войск, что и при Фокшанах. Между тем при Рымнике замысел сражения более сложен, и боевой порядок Суворов строит совершенно необычно для своего времени: две самостоятельные, разобщенные группы войск с конной (в основном) группой в промежутке между ними. Здесь Суворов жертвует формальными требованиями во имя идеи использования преимуществ, которые давало ему разбросанное расположение противника.

Существенно отметить, что Суворов вовсе не считал обязательным   всегда   составлять   против   турок   боевой порядок из каре. Примером является рассмотренный выше второй поиск на Туртукай 7 (18) июня 1773 г. В другом случае, в сражении 1(12) октября 1787 г. на Кинбурнской косе, пехота Суворова была построена в несколько линий развернутых батальонов69. Там фланги боевого порядка были уперты в море, и построение в каре являлось нецелесообразным (боковые фасы фланговых каре остались бы неиспользованными). Это очень убедительный пример конкретности тактического мышления Суворова.

Глубина боевого порядка в сражениях с турками значительна, она наращивается за счет конницы, которая составляет третий или третий и четвертый эшелоны. Здесь было необходимо не израсходовать сразу свои силы на отражение атак турецкой конницы, а сохранить их для нанесения своего удара. Но нельзя согласиться с некоторыми авторами, утверждающими, что Суворов вообще всегда стремился к глубоким построениям боевого порядка.

В сражениях Польской кампании 1794 г. (Крупчицы, Брест) можно видеть, что Суворов при относительно значительной численности войск ставит их целиком в одну линию, отказываясь даже от традиционного двухлинейного построения. Это вполне соответствовало характеру противника: последний, применяя сам линейную тактику, уступал войскам Суворова и в численности и в качестве. Не было никакой надобности постепенно расшатывать его рядом ударов, наоборот, было выгодно сразу ввести в бой все силы и нанести решительный удар как можно скорее, чтобы не дать ему возможности ускользнуть.

Совершенно иные задачи встали перед Суворовым в 1799 г. Для его противника был характерен затяжной огневой бой стрелковых цепей, поддерживаемых из глубины; решить сражение одним ударом здесь было невозможно. Сосредоточивать большие силы в первой линии было нецелесообразно: они могли оказаться к решительному моменту измотанными в результате длительного огневого боя.

В этих условиях Суворов создает боевой порядок, равного которому по глубине (подразумевая глубину боевого порядка, составленного из самостоятельных частей, а не число шеренг в строю) не встречалось до тех пор в мировой военной истории. Мы имеем в виду диспозицию, составленную Суворовым ко второму дню сражения на Тидоне—Треббии, 7 (18) июня 1799 г.™ Такой вариант боевого порядка определен замыслом действий в данной фазе сражения.

Маневр заключался в том, чтобы ударом по левому крылу противника отбросить его от возможного пути отступления, прижать к р. По и таким образом уничтожить. Для осуществления замысла Суворов назначил на свое правое (ударное) крыло 19 батальонов, 12 эскадронов, 3 казачьих полка из общего количества имевшихся у него 34 батальонов, 24 эскадронов, 4 казачьих полков71. Это крыло образовали поставленные друг за другом авангард Багратиона, дивизия Швейковского, дивизия Фрелиха— итого 6 линий. Центр и левый фланг составляли дивизии Ферстера и Отта в линейном боевом порядке. Один кавалерийский полк (6 эскадронов) был выделен, если судить по чертежу, в общий резерв.

Для того чтобы показать новизну этого тактического приема Суворова, заметим, что если, например, Фридрих усиливал иногда свое ударное крыло авангардной линией, составленной из гренадерских батальонов, то это имело целью не увеличить глубину боевого порядка, а просто поставить впереди слабой пехоты более стойкие части. При Лейтене прусские гусары образовали третью линию позади пехоты, которая играла роль заградительного отряда.

Разумеется, идея, заложенная в рассматриваемой суворовской диспозиции, не была вообще новой; зарождение ее можно обнаружить 22 столетиями раньше у Эпаминон-да. Однако заметим, что фиванский полководец увеличил глубину своего ударного крыла только за счет прибавления числа шеренг, между тем как Суворов оперировал с самостоятельными частями боевого порядка. Создание рассматриваемой диспозиции явилось одним из важнейших поворотных моментов развития тактики в новое время. Начиная с этого момента и вплоть до наших дней мы можем проследить принцип неравномерного распределения сил в той или другой форме почти в каждом сколько-либо серьезном тактическом замысле.

Заметим, что плотность боевого порядка в целом у Суворова в сражениях Итальянской кампании, в частности и по указанной диспозиции, была очень невелика, значительно меньше, чем в сражениях Семилетней войны. В рассматриваемом случае около 27 000 человек войск Суворова были растянуты более чем на 9 км (при Кунерсдорфе 60 000 человек Салтыкова занимали позицию протяжением около 5 км). Даже на ударном крыле плотность построения по диспозиции Суворова была сравнительно небольшой (около 8000 человек на 1 км).

Это объясняется характерными особенностями тактики противника, освещенными в предшествующих главах. Французы в рассматриваемое время не только отказались от применения изжившего себя  сплошного порядка, но находились в данном вопросе на противоположном полюсе. Они маневрировали бригадами и дивизиями, допуская разрывы между частями боевого порядка, в результате чего и образовались растянутые фронты с низкой и средней плотностью. При этом идея сосредоточения сил на направлении главного удара была им в данный период в общем чужда.

Вследствие растянутого развертывания противника пришлось и Суворову увеличить длину своего фронта. Нужно учитывать, что Суворов, стремясь выиграть у противника его левый фланг, одновременно должен был прикрывать переправы через По (возможный путь отступления) своим левым крылом и поэтому не мог оттянуть его далеко от берега. На направлении главного удара решающий перевес был вполне обеспечен.

При Нови 4(15) августа 1799 г. тактическая плотность суворовских войск была уже заметно выше. Против французской позиции на высотах у г. Нови протяжением около 10 км Суворов первоначально развернул австрийские войска Края — 27 000 человек и три группы (эшелонированные в глубину) русских войск — Багратиона, Милора-довича и Дерфельдена общей численностью 15 600 человек, всего — 42 600 человек. В последней фазе сражения для атаки правого фланга позиции противника было притянуто еще 8800 человек Меласа72. С учетом сил этой последней группы плотность войск союзников составила более 5100 человек на километр.

Хотя резкой разницы между Треббией и Нови в рассматриваемом отношении нет, все же тенденцию приведенные цифры показывают достаточно ясно.

Но если нельзя усмотреть в разреженности боевых порядков (хотя она и была в значительной мере вынужденной) положительную сторону суворовской тактики в Итальянской кампании, то нужно подчеркнуть и другую сторону данного вопроса: полный отход от сплошного боевого порядка линейной тактики. Суворов не только практически еще задолго до 1799 г отказался от этого положения, но и принципиально высказался против него. «Армия прямой линии иметь не может, но части ее прямы. Часто в линии ее она пресекается лесом, буераками и болотами. Тако и атаки наши частны, и сам-четверт ефрейтор тот же генерал; выпуклость средины поправляет крылья, а впадение портит линию»73,— указывает Суворов в одном из документов 1796 г. по тактической подготовке войск. В этом вопросе Суворов развивал тактические взгляды Румянцева, который еще в сражениях 1770 г. решительно пошел по пути расчленения боевого порядка.

Возвращаясь к диспозиции на 7(18) июня, отметим, что назначение второй линии (в каждой дивизии) у Суворова совсем не то, каким оно было в традиционной линейной тактике,— смена первой линии, она является резервом для поддержания и наращивания удара первой. На упомянутом чертеже боевого порядка эти вторые линии, составляющие по численности 50—60% от первых74, так и называются—«резерв».

В заключение заметим, что усматривать в замысле Суворова воспроизведение так называемого «косого боевого порядка» Фридриха, как это делают некоторые авторы75, совершенно неправильно. Нельзя было рассчитывать смять одним продольным ударом сильно расчлененный и поэтому подвижной боевой порядок французов. Идея Суворова (сосредоточение сил на решающем направлений) являлась не подражанием, а, наоборот, антитезой военному искусству Фридриха. То обстоятельство, что на чертеже фронт армии союзников показан под углом к фронту противника, вовсе не является доказательством подражания Фридриху. Суворов хотел только показать сущность развития своего маневра—захождением правого крыла прижать французов к реке.

Что касается форм маневра в двух последних кампаниях Суворова, то мы наблюдаем здесь выраженное тяготение к обходам и охватам. В «Науке побеждать» Суворов совершенно ясно высказывает свой взгляд на три вида маневра—охват, фронтальная атака, глубокий обход. Из них первый он считает наивыгоднейшим даже в том случае, если фланг противника упирается в естественные препятствия (за исключением реки), а глубокий обход, «атака в тыл», как он сам выражается, «очень хороша только для небольшого корпуса». «Атака в середину,— говорит Суворов о втором виде атаки,— невыгодна, разве конница хорошо рубить будет» (т. е. если расположенная на крыльях конница опрокинет противостоящую ей конницу противника и выполнит роль охватывающих отрядов76).

В сущности во всех полевых сражениях 1794 и 1799 гг. мы можем проследить наличие у Суворова замысла флангового маневра в том или другом осуществлении. Особенно ярко он проявляется в сражениях при Крупчи-цах и Бресте. Замысел маневра на Треббии на второй день боя уже рассмотрен; он остался тем же и на третий день — 8(19) июня. Сражение при Нови было решено чисто фланговым ударом, после того как главные силы французов были прикованы к центру. Наконец, бои Швейцарского похода являют нам целый ряд разнообразных обходных маневров, глубоких и ближних, в различных сочетаниях.

Однако, предпочитая фланговый маневр, Суворов, когда это было необходимо, прибегал без колебаний к фронтальной атаке. Качества его войск позволяли ему бросать их на штурм любых естественных и искусственных позиций и доводить эти штурмы до успеха. Эта черта составляла одну из сильнейших сторон тактики Суворова.

Очень важную роль в тактических идеях Суворова играло использование элемента внезапности. Стремление ошеломить противника, подавить его психологически характерно для всего полководческого творчества Суворова, в котором моральный фактор играл крупнейшую роль. В ряде случаев выбор Суворовым тактического решения почти всецело подчинен требованию достигнуть внезапности. В самом начале перечня его побед стоят Ланцкрона — 12(23) мая 1771 г. и Столовичи—12(28) сентября 1771 г., где внезапность решила все. Внезапность обусловливает во многом успех Суворова и при Рымнике.

Однако было бы ошибочно считать, что Суворов стремился к внезапности в равной мере в любой обстановке, в ущерб остальным элементам тактики. Наоборот, перед сражением при Нови в течение 1(12) — 3(14) августа 1799 г. он выжидает и стремится выманить противника из горной местности на равнину, где местность была выгодна для союзников. Это еще раз показывает, что в основе решений и действий Суворова лежал всегда учет требований обстановки и в числе их — особенностей своего противника.

Вопросы использования Суворовым родов войск в бою рассмотрены нами наиболее подробно в отношении пехоты, более сжато — в отношении конницы и артиллерии. Объективные причины обусловили то первостепенное значение, которое Суворов придавал пехоте и которое фактически она имела в его сражениях. Взаимодействие родов войск у Суворова строилось «по пехоте», конница и артиллерия в большинстве случаев использовались в интересах пехоты.

Задержимся еще раз на вопросе применения артиллерии в войсках Суворова, важном для оценки места суворовского полководческого искусства с точки зрения дальнейшего развития, происходившего в данной области. Идея маневренного и массированного использования полевой артиллерии, как было показано, сложилась и получила эффективное практическое применение в русской армии задолго до того, как на Западе ее стал внедрять Наполеон. Суворов показал четкий образец реализации этого принципа при Крупчицах. Но таких условий не было в наиболее крупных среди проведенных Суворовым сражений— на Треббии и при Нови.

Зато роль полковой артиллерии в боях и сражениях суворовских войск была неизменно весьма существенной. Нами уже отмечалось, что при огневой подготовке атаки пехоты, которая по указаниям Суворова велась с почти предельной для ружей дистанции, первостепенное значение приобретал огонь полковых орудий.

Двумя важными элементами тактической системы Суворова, связанными и близкими друг другу, являлись способ развертывания из походных колонн и способ маневрирования частями боевого порядка на поле боя. Сковывающий традиционный способ развёртывания, свойственный линейной тактике посредством захождения из длинных походных колонн хотя и оставался в русской армии в период Семилетней войны основным, но уже тогда начал постепенно вытесняться развертыванием по головам колонн. Румянцев в 1770 г., как мы в свое время отмечали, строил походный порядок соответственно предполагаемому боевому: походные колонны отвечали частям (каре), из которых составлялся боевой порядок. Однако построение каре производилось вне непосредственного соприкосновения с противником, преимущественно под покровом ночной темноты.

Суворова с его выраженным стремлением к повышению маневроспособности войск не мог удовлетворить и этот путь. В ходе разработки тактической системы борьбы с турецкими войсками Суворов вводит и настойчиво развивает прием непосредственного перестроения из походных колонн в каре (или в линейный развернутый строй), а также свертывания каре в колонны; последнее требовалось при необходимости ускорить движение во время пауз между контратаками противника и при преодолении местных препятствий.

Впервые это положение сформулировано им в приказе резервному корпусу 1774 г. Суворов требует от полковых командиров «весьма... приучать ко строению их (каре.— Авт.)'- одно из линейного фронта, то есть с места,— другое в движении из колонны, наирасторопно должно быть сие построение и форсирование; потом снова оного во фронт или колонну»77. Результаты такой подготовки суворовских войск проявились при Козлуджи. Внимание, которое уделял Суворов при тактической подготовке войск перестроениям (колонны в каре или развернутый строй и обратно), бросается в глаза при рассмотрении планов маневров бригад Крымского корпуса 1779 г. Эти перестроения включены и в программу «Учения разводного» «Науки побеждать»78.

В начале кампании 1799 г. Суворов, имея в виду действия  на  пересеченной  местности  Северной  Италии, рекомендует расчленять войска при подходе к полю сражения на самые мелкие группы. В приказе от 3(14) апреля сказано: «Двигаться на неприятеля многими колоннами, рядами*; приближаясь к нему (если он уже предуведомлен)— смыкать ряды или идти взводами, смотря по ширине дороги, за 1, 1'/г—2 итальянские мили»79**. Сблизившись с противником до 1000 шагов, взводы развертывались в линию80.

Преодолевая местные препятствия уже в ходе боя, суворовская пехота свертывалась в ротные (а может быть, и еще меньшие) колонны и затем опять выстраивала фронт, как это уже было показано при анализе воспоминаний И. С. Попадичева.

Таким образом, необходимо констатировать, что Суворов, существенно расширив арсенал форм боевого строя пехоты, вместе с тем порвал со всеми изжившими себя канонами линейной тактики: сплошным боевым порядком, равномерным распределением сил по фронту, отсутствием глубины боевого порядка, жестким и громоздким порядком развертывания — и нашел новые способы маневренного ведения наступательного боя. Тактика Суворова была в своей основе новым, прогрессивным явлением в развитии военного искусства.

Велик вклад Суворова в развитие практики походных движений. В этой области он сделал крупный шаг вперед. Решительный характер его военного мышления обусловил тот факт, что значение скорости походных движений он сознавал яснее, чем кто-либо в его время. Достижение внезапности, к которой стремился Суворов, во многом зависело именно от высокой подвижности войск как на поле сражения, так и вне его. В то же время, имея в своих руках национальные войска, развив их высокие качества своей системой воспитания, Суворов не нуждался в полицейских мерах и мог обратить все внимание на правильную организацию марша. Быстрота маршей Суворова определялась также настойчиво проводившейся им тренировкой при обучении.

Выработанная Суворовым на основе многолетнего опыта система организации марша отражена в «Науке побеждать»81. Новые условия, с которыми Суворову пришлось встретиться в Италии в 1799 г, (высокая дневная температура), вызвали некоторые изменения; организация марша в этих условиях изложена Суворовым в известном его предписании генералу Бельгарду от 20(31) мая 1799 г.

Вкратце сущность указаний Суворова сводится к тому, чтобы использовать для марша ночное и вечернее время. Средняя величина суточного перехода определялась 4—5 географическими милями, т. е. 28—35 км. Подъем назначался в 3 часа ночи; пройдя 14—17 км с часовым отдыхом, войска в середине дня (т. е. в самое жаркое время) получали большой привал. Вторая половина суточного перехода проводилась аналогично первой (14—17 км с часовым привалом), на ночлег располагались в 9 часов. В некоторых случаях (очевидно, при сильной жаре) марш переносился целиком на ночные часы. Заметим, что в западноевропейских армиях XVIII в. ночные марши расценивались как крупнейшее зло, так как темнота способствовала дезертирству.

Результатом подготовки, втянутости войск и глубоко продуманной организации стали те блестящие марши в Итальянскую кампанию, которые вошли в качестве образцов в военную литературу. Из них наиболее выдающимся является движение от Алессандрии к р. Тидоне во время операции против Макдональда: за 40 часов, с вечера 4(15) до середины дня 6 (17) июня 1799 г., было пройдено 85 км при изнуряющей жаре (при этом приходилось использовать и дневное время). Войска непосредственно с марша были введены в бой и одержали победу.

По сравнению с принятыми в наши дни нормами достижения Суворова не кажутся значительными. Однако они выглядят совсем иначе, если сопоставить их с теми скоростями походных движений, которые считались нормальными в его время, а с другой стороны, учесть худшее состояние дорог, малоподвижную часть (обозы, артиллерия), большую и менее удобно распределенную нагрузку солдата. Наконец, остается и поныне непревзойденным переход суворовских войск через Сен-Готардский перевал 13(24) сентября 1799 г.: 25 км, из которых значительная часть—без дороги, по горным склонам, с атаками ряда позиций противника и троекратным штурмом самого перевала, были пройдены за одни сутки.

Изучение роли А. В. Суворова в развитии тактики могло бы составить предмет специального монографического исследования. Наша задача не в этом. Необходимо обобщить то новое, что внес великий русский полководец в развитие тактики, и на этой основе определить его место в развитии европейского военного искусства. Выдвинув на первый план удар в сочетании с использованием огня для подготовки удара, Суворов осуществил не меньший сдвиг в военном искусстве, чем республиканская армия после 1792 г. Но он сделал это целенаправленно и гораздо раньше, чем произошло первоначально стихийным путем разъединение во французской армии тех, кто стрелял, и тех, кто ходил в атаку, и найденное таким образом построение смогло как-то сбалансировать бой между его важнейшими элементами. Не трудно видеть, что в армии Суворова старая тактика оказалась преодоленной и отброшенной не посредством новой формы построения, а посредством внедрения нового характера ведения боя. Республиканская же армия Франции пошла по менее ясному пути специализации элементов боевого строя.

С этого времени развитие тактики прошло много этапов. Однако значение суворовского вклада неизменно: на определенном повороте тактической мысли и боевой практики именно он вернул человеку-солдату веру в свои силы и способность преодолеть губительную силу огня. Достаточно так взглянуть на эту проблему, чтобы стало понятным все историческое значение суворовской тактики. Не будет преувеличением назвать его вклад революционным.

Одним из наиболее значительных достижений Суворова в области тактики явились разработка и применение боевого порядка, предусматривающего глубокое эшелонирование войск на направлении главного удара. Новый тактический принцип — неравномерное распределение сил по фронту — с этого момента стал одним из важнейших элементов военного искусства.

Крупные достижения Суворова в тактике стали одним из выражений того высокого уровня развития военного искусства, которого достигла русская армия к исходу рассматриваемого периода. В свою очередь это явилось одной из предпосылок превращения ее в наиболее боеспособную и сильную армию Европы